Гладковская Л А
Эммануил Казакевич
Л. А. ГЛАДКОВСКАЯ
Эммануил Казакевич
Вступительная статья
(к собранию сочинений Э. Г. Казакевича в 3-х томах)
Помните ли вы нас, товарищи
потомки, знаете ли о наших
свершениях, догадываетесь ли о наших
страданиях?
/Надпись Казакевича на обложке
'Звезды', подаренной Литературному
музею/
Право обращаться к 'товарищам потомкам' от имени своего поколения Казакевич завоевал в Великой Отечественной войне, пройдя все ее испытания на человеческую и гражданскую прочность.
Эммануил Генрихович Казакевич родился 24 февраля 1913 года на Украине (г. Кременчуг Полтавской области). Отрочество и ранняя юность прошли в Харькове. Здесь он и начал писать. Отец, редактор и журналист, поощрял литературные интересы сына. В доме бывали поэты и прозаики. Эта атмосфера помогала развитию привязанности к чтению, воспитанию художественного вкуса. Юноша был очень начитан. Свободно владел немецким языком, особенно увлекался культурой и литературой Германии, но хорошо знал и любил Шекспира, Мольера, русскую классику Первые свои новеллы, стихи, драму, комедию писал на еврейском языке. Одна новелла была напечатана в харьковской молодежной газете.
С молодых лет литературные интересы Казакевича соединялись с общественными. Это было в традициях семьи. Отец, коммунист с 1917 года, опытный газетчик, был всегда на переднем крае жизни. Трудным периодом для семьи были годы гражданской войны, когда мать, выполняя партийное задание по розыску и передаче в детские дома сирот и беспризорных детей, находилась в постоянных разъездах, с туберкулезом легких попала в больницу, и в детском доме временно оказались собственные дети. Пример родителей способствовал развитию общественной активности в энергичной натуре юноши.
Свои комсомольские годы Казакевич прожил напряженно и беспокойно, в начале 1930-х годов уехав на Дальний Восток помогать освоению тогда еще необжитого, девственного края. Его Казакевич считал своей второй родиной. Здесь одно интересное дело сменяется другим. К двадцати пяти годам, когда Казакевич переехал в Москву, он успел побывать корреспондентом 'Известий' в Хабаровске, в Биробиджане культинструктором районо, возглавлял переселенческий колхоз в селе Казанка, был начальником строительства первого клуба в области и директором только что организованного театра, председателем областного радиокомитета, заведующим отделом литературы газеты 'Биробиджанская звезда'. Удалось многое увидеть, узнать, набраться жизненного опыта. Из этого периода Казакевич вышел вполне сложившимся, зрелым человеком. Литературный опыт был невелик, но Казакевич продолжал писать стихи, делал переводы... Еще до войны вышел первый сборник его стихов, и в 1940 году он был принят в Союз советских писателей.
Когда началась война, для него не было выбора. Белобилетник из-за большой близорукости, он не подлежал мобилизации, но 3 июля 1941 года записался в ополчение и стал рядовым 22-го стрелкового полка 8-й Краснопресненской дивизии Московского народного ополчения. '...Каждый мыслящий человек должен теперь быть в армии, если только он не женщина и не баба...'
Свой долг Казакевич выполнял мужественно и бесстрашно. По его фронтовым письмам видно: он гордился тем, что воюет как прирожденный, настоящий солдат. Причем, когда его военная жизнь, как ему казалось, приобретала слишком спокойное течение, он делал решительный и крутой поворот навстречу опасностям. Так было в 1943 году: не довольствуясь работой в газете 'Боевые резервы', Казакевич 'бежал' на фронт. Так было и позже, когда он предпочел месту при штабе армии беспокойную и опасную жизнь разведчика. В 1944 году после тяжелого ранения у реки Влодавки (Польша), долечиваясь в далеком тылу и боясь попасть в резерв, Казакевич добился командировки в Москву и воспользовался ею, чтобы догнать свою часть, которая воевала уже под Варшавой.
Большую роль в военной судьбе Казакевича сыграл полковник, позже генерал-майор, Выдриган Захарий Петрович. Их дороги сошлись в январе 1942 года. Именно Выдриган помог Казакевичу 'бежать' из Владимира на фронт и взял на себя большую долю хлопот по ликвидации длинного хвоста неприятностей и осложнений, вызванных этим 'бегством'.
Выдриган - старый член партии, профессиональный военный, участник трех войн - увидел в Казакевиче, интеллигенте-очкарике, человека долга, что ценил в людях более всего. Свет их дружбы лежит на многих прекрасных страницах книг писателя.
Казакевич стал превосходным разведчиком. Это признали его товарищи по оружию. Смелый, хладнокровный в сложных ситуациях, он отличался творческим отношением к делу, умел находить нетрафаретные и действенные решения боевых задач. Особая наблюдательность, удивительная находчивость, необыкновенное чутье помогали чувствовать 'пульс боевой готовности противостоящего противника'*, разгадывать его намерения. Тому же служила незаурядная способность анализировать факты и оценивать противоречивые сведения. При этом Казакевич, уже будучи начальником дивизионной разведки, не упускал случая отправиться на передний край, самому участвовать в поисках и засадах. За свои военные подвиги он неоднократно награждался орденами и медалями. В марте 1942 года был принят кандидатом в члены партии, а в июле 1944 стал членом ВКП(б).
_______________
* В о л о ц к и й Ф. Ф. Вера в людей - В кн.: Воспоминания о Казакевиче. М., Советский писатель, 1979, с. 111. См. там же. воспоминания Н. Малкина, Н. Пономарева, В. Бухтиярова и др.
'Осолдатившееся' сердце Казакевича чутко реагировало на новые впечатления бытия. На исходе войны - в марте 1945 года - он признавался: 'Мне кажется, что я уже все испытал: и страдания, и лишения, и омерзение при виде низости, и восторг при виде благородства, все, чем богата война...' Мысль, что он, свидетель, судья виденного, пережитого, и будущий творец, живет в нем неотступно. Однако пока молчание полное.
Писать не хватало ни времени, ни душевного спокойствия, а, главное, новое содержание, которым полнилась душа, еще должно было отстояться, прежде чем найдет выход в художественном слове. 'Как губка впитываю я в себя все, что вижу и слышу, и настанет такой день, - верю, что он настанет, когда все это выльется в большую книгу'.
Казакевич был демобилизован и вернулся в Москву 28 февраля 1946 года. Надежды на большую книгу оправдались. В сущности, ее и составили написанные одна за другой повести о войне, а также романы - один, задуманный еще в армии, и другой, прямое его продолжение. Между ними есть глубинная внутренняя связь. В них последовательно развивается одна и та же тема 'человек на войне', взятая с нравственной стороны, открыт и художественно исследован тип героя - 'рыцаря без страха и упрека', обнаруживший тягу писателя к прекрасному.
Советская литература сразу после окончания войны поставила перед собой гигантскую задачу осмыслить ее итоги, разобраться в истоках невероятной стойкости и безграничного самопожертвования советского человека, измерить цену победы, извлечь духовный опыт, исторический опыт для последующего развития человечества.
Общая задача решалась по-разному, в книгах разных по масштабам и по подходу к материалу. Одни носили мемуарно-хроникальный характер, представляли собой очерковый жанр, покоряя читателей подлинностью судеб и событий ('Люди с чистой совестью' П. Вершигоры, 'В Крымском подполье' И. Козлова, 'Подпольный обком действует' А. Федорова). Другие, отправляясь от реальных фактов, искали выход к обобщениям в вымышленных сюжетах и образах ('Знаменосцы' О. Гончара, 'Ночь полководца' Г. Березко и др.). Читателям полюбилась 'Повесть о настоящем человеке' Б. Полевого, сумевшего использовать исключительную судьбу, чтобы рельефно показать наиболее типичные черты советского, воистину настоящего человека. Но по достоинству были оценены и попытки литературы показать героическое в обыкновенном, в буднях войны, в ее повседневной прозе. О плодотворности этого пути можно судить по повести В. Пановой 'Спутники'.
В мощном хоре послевоенных голосов отчетливо, сильно зазвучал и голос Казакевича. Его неповторимые оттенки слышны уже в 'Звезде', принесшей писателю известность. С этой повести и начался новый Казакевич. Он знает, что такое пекло войны, соизмеримое с кругами дантова ада. Но в трагический мир входит с любовью и чувством восхищения советским человеком, чтобы утвердиться в понимании главных ценностей жизни. Казакевича и прежде влекли к себе незаурядные личности, героические судьбы,
