заняли 22-го. Точно так! Я расскажу вам об этом дне. 22 августа 1812 года армия русская увидела высоты бородинские, и много голосов раздалось в войске: 'Здесь остановимся! Здесь будем драться!' Заключение неошибочное! Оно внушено видом высот и стечением речек, ручьев и оврагов у подножия цепи возвышенностей. Тогда же промчалась молва в войске, что Кутузов нарочно посылал вперед Бенигсена отыскать крепкое место, где бы можно было стать и отстоять Москву. Бенигсен, как говорили, избрал Бородино, и Кутузов остался доволен его выбором. Около 10 часов утра (22 августа) передовые полки и на челе их[1] Михаило Ларионович с своим штабом прошли Бородино, приостановились на минуту в деревеньке Горки, и главный штаб пошел далее. На большой Московской дороге есть сельцо Татариново. Там стоял уже пустырем сельский господский дом: там поместили Кутузова; Барклай, Бенигсен, принц Виртембергский и другие генералы, люди, имевшие поместья и палаты, разместились в окружных деревеньках и домах, кто как смог, кому где случилось.
Генерал Бенигсен и полковник Толь, большой знаток своего дела, тотчас пустились помогать природе искусством, укреплять позицию. По доверенности, которою пользовался от высшего начальства и по внутреннему своему достоинству, полковник Толь был далеко выше своего чина. В то время, о котором мы говорим, он пользовался двумя славами: славою храброго офицера и ученого военного человека.
23-го, на другой день, пришло из Москвы 12000 москов<ского> ополчения. Их привел граф Марков. На этом войске было две коренных принадлежности Руси: борода и серый кафтан; третья и важнейшая принадлежность Руси христианской был крест. Он блистал на шапке ратников. С офицерами пришли русские кибитки, повозки и роспуски с колокольчиками, заводские лошади, крепостные слуги. В другое время можно бы подумать, что это помещики, съехавшиеся дружною толпою, с конюхами и доезжачими, в отъезжее поле на дальнее полеванье. Но тут предстояло другого рода поле! Отпустив далее в глубь России жен и детей, сестер и невест, дворянство русское, покинув дедовские поместья и собрав своих домочадцев, село на коней и выехало в поле, которое должно было сделаться полем крови, жатвою смерти! <...>
Любовь к отечеству... вызвала мирных поселян на священное ратование. Нельзя было смотреть без чувства на такой избыток доброй воли. Появление этих войск перенесло нас далеко в старые годы. Один офицер, которого записки остались ненапечатанными, говорит: 'Казалось, что царь Алексей Михайлович прислал нам в секурс свое войско!' В числе молодых людей, воспитанников Московского университета, чиновников присутственных мест и дворян, детей первых сановников России, пришел в стан русских воинов молодой певец, который спел нам песнь, песнь великую, святую, песнь, которая с быстротою струи электрической перелетала из уст в уста, из сердца в сердце; песнь, которую лелеяли, которою так тешились, любовались, гордились люди XII года! Этот певец в стане русских был наш Кернер, В. А. Жуковский. Кто не знает его песни, в которой отразилась высокая поэзия Бородинского поля?' Но обратимся к обозрению нашей позиции. Помните, что мы смотрим на нее 23-го августа 1812 года.
ВИД ПОЗИЦИИ (23 АВГУСТА)
Видите ли вы правый фланг нашей армии? Как он высоко поднят над долиною! Цепь холмов служит ему основанием. Частый лес в виде зеленого ковра накинут на эти холмы и свешивается вниз до самого их подножия, где серебрится Москва. Этот лес, перегороженный засеками, таит в себе укрепления. Высок и крут наш правый берег, и везде, до деревушки Горки, повелевает противным, принизистым. Фронт наш прикрыт (если можно это счесть за прикрытие) речкою Колочею. Но мы, по какому-то предчувствию, любопытствуем обозреть скорее левое крыло. Видите ли вы эту массу дерев, которые огромным зеленым султаном колышатся за нашим левым флангом? Это густой лес, торчащий на рассеянных холмах и спускающийся в низину. Под тенью этого леса виднеются, в правильных линиях, еще свежие насыпи: это вырастающие ретраншементы!
В средине нашей боевой линии заметны и важны два пункта: Горки и деревня Семеновская. Между ними тянется отлогая высота с легким скатом к речке Колоче. Видите ли, как начинают рисоваться бастионы на гребне этой высоты? Это большой люнет (батарея Раевского), оспариваемый с такою славою. Вот и еще окопы! За ручьем, перед деревнею Семеновскою, уже выросли из земли укрепления, наскоро сработанные: это три реданта (или флеши). Защита их поручена графу Воронцову с его сводными гренадерами и 27-й дивизией. Знатоки находят недостатки в этих скороспелых окопах; находят, что они открывают тыл свой французским атакам от ручья и слишком подвержены сосредоточенному огню неприятельской артиллерии с окольных высот. Но стойкая русская храбрость все дополнит, исправит! Следуя глазами за протяжением главной линии к левой стороне, вы упираетесь на левом фланге в болото, покрытое частым лесом. Тут расположена деревня Утица. Через нее, от села Ельни, идет на Можайск старая Смоленская дорога, уже давно оставленная.
После взгляда на позицию, как она была 23-го августа, вам понятнее будет рассказ о событиях этого дня. 23-го августа французы сделали сильное движение вперед, с места своего расположения от почтовой станции Гриднева. Впереди конницы неприятельской, еще многочисленной, грозной, блестящей, на статном крутом коне, рисовался лучший наездник французской армии. По наряду его, живописно-фантастическому, узнавали в нем короля Неаполитанского. Глубокий ров за станцией Гриднево приостановил его на минуту. За этим рвом стоял сильный арьергард русский. Для совершенной противоположности щегольскому наряду Мюрата, разъезжал за оврагом перед рядами русских, на скромной лошадке, скромный военачальник. На нем была простая серая шинель, довольно истертая, небрежно подпоясанная шарфом, а из-под форменной шляпы виднелся спальный колпак. Его лицо спокойное и лета, давно преступившие за черту средних, показывали человека холодного. Но под этою мнимою холодностию таилось много жизни и теплоты. Много было храбрости под истертой серою шинелью и ума, ума здравого, дельного, распорядительного под запыленным спальным колпаком. Это был генерал Коновницын, истый представитель тех коренных русских, которые с виду кажутся простаками, а на деле являются героями. Тут (за Гридневым) завязался сильный бой. С обеих сторон дрались превосходно. Удержанные с фронта, французы пролились рекою влево. Мюрат далеко объехал наш правый фланг и думал торжествовать победу. Уже фантастические одежды его развевались у нас в тылу; но генерал в колпаке смотрел на это как на шалость запальчивого наездника и не смутился нимало. Наши загнули фланг, немного отступили и выстояли спокойно. Ночь развязала драку. Пользуясь темнотою, Коновницын отвел свои войска к стенам Колоцкого монастыря, а французы засветили огни там же, где были: Наполеон у Гриднева, Мюрат в Лососне.
24 АВГУСТА
Армия готовилась к бою. Главнокомандующий переехал (ближе к линии) в Горки, День был прекрасный, и с десяти часов утра на ясной дали закудрявились легкие облака дыма и послышалась канонада, которая все более и более приближалась. Французы, сделав большое движение вперед, подошли под Колоцкий. Коновницын их встретил. Было уже около 4 часов пополудни. Схватились горячо, боролись ровно. Храбро рубились изюмцы и вконец изрубили три неприятельских эскадрона. Но бой не мог долее продолжаться в этом положении. Дело шло не о простой авангардной ошибке. Тут были виды высшей тактики. Вице-король обходил наш правый фланг. Король напирал с лица, вице-король вился с фланга, французы то рекою по большой дороге, то отдельными ручьями, просачиваясь между пригорками и частыми перелесками, лились влево за большою дорогою к подножию высот бородинских. Коновницыну нельзя было оставаться долее на поле. Он прислонил свои войска к защитам Бородинским и ввел их в линию.
ПРИБЛИЖЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ К БОРОДИНУ
С вершин укрепленных и неукрепленных высот бородинских солдаты как простые зрители (я говорю о правом крыле, где сам находился) и офицеры увидели наконец приближение всей французской армии. Три огромных клуба пыли, пронзенные лучами склонявшегося солнца, светлели в воздухе, три стальных реки текли почти в ровном между собою расстоянии. На полянах пестрели люди; над перелесками, немного превышавшими рост человека, сверкала железная щетина штыков. Русское солнце играло на гранях иноземной стали. Все это шло скоро, но мерно. Три линии изредка и только слегка изламывались, уступая неровностям местоположения. Одна артиллерия, казалось, своевольно разгуливала. Пушки переезжали то вправо, то влево, избирая для себя удобнейшие пути и дороги. Французы подступали к Бородину тремя колоннами. Понятовский, с своими поляками, тянулся вправо по старой Смоленской дороге на Ельню; Наполеон - посредине, прямо на Бородино: за ним следовала большая часть армии; вице-король италиянский держал левее от большой дороги, к деревне Большим Садам. Когда все силы неприятельской армии выяснились, заревел редут Шевардинский, ожили овраги и кустарники на правом берегу Колочи и пули засновали с свистом в уровень человека, ядра и гранаты стали описывать дуги над головами наступающей армии. Это русское укрепление, это русские стрелки, которыми насыпаны были перелески и деревни Алексинки, Фомкино и Доронино; это они встретили неприятеля, тянувшегося по большой дороге.
С прискорбием видя напрасную потерю людей, Наполеон приказал Мюрату перейти с конницею Колочу и присоединить к себе дивизию Кампана из 1 корпуса. Этим войскам предоставлена была участь редута Шевардинского. Дивизия Кампана еще наперед (в 2 часа пополудни) захватила деревню Фомкино и теперь, по первому знаку, живо пошла по направлению к редуту.
Князь Горчаков приготовился
