Роман удивился, но послушно сел в «Ауди». Когда выехали за пределы поселка, Ефим притормозил и достал из бардачка пистолет.
— Научи, как с ним обращаться.
— Вот почему ты приехал. — Серебров сразу посерьезнел. — Ты уверен, что тебе это надо?
— Меня пытаются убить. Не знаю, кто. Не знаю, за что.
— Я могу чем-то помочь?
— Пока нет, Ром. Я действительно не знаю.
— А откуда оружие?
— Утром из него в меня стреляли.
— Как же ты отбился?
— Он был на мотоцикле. Споткнулся об «лежачего полицейского». Слушай, Роман, если не хочешь связываться, я не обижусь.
Роман вздохнул.
— Думаю, ты неправильно делаешь.
— Ром, решение принято. Или помогай, или не мешай. Не обижайся.
— Это «Глок-17».
— Мне ни о чем не говорит.
— Австрийская «пушка». Говорят, киллеры любят. Видишь, пластик? Очень легкий пистолет. Семнадцать мощных патронов. Плюс один в патронни-ке. Очень удобная рукоятка. Она же — предохранитель.
— Как это?
— Смотри. — Серебров привел оружие в боевое положение. — Если ты как следует обхватил рукоятку и притопил эти «кнопки», то «ствол» готов к стрельбе. Случайный выстрел невозможен. Три предохранителя.
— Давай еще раз.
Роман терпеливо показывал Ефиму, как заря-жать и разряжать оружие. В обойме они насчитали 12 патронов. Значит, пять гнезд было пустых. (Про запасную обойму Береславский говорить не стал.)
Серебров заставил Ефима повторить основные операции. Наконец тот запомнил.
Береславский довез друга до дома. Роман медленно выгрузился из салона.
— Зря ты это, Ефим, — сказал он. — Может, передумаешь? Ты же знаешь мои связи.
— Я не знаю, на кого жаловаться, Ром. Узнаю — скажу. И спасибо тебе.
— Не за что. — Роман повернулся и побрел к подъезду. У него даже спина была огорченной.
А Ефим развернул свой «лайнер» и отправился в Москву. Он был уверен, что бояться осталось недолго. Очень скоро все должно проясниться…
ГЛАВА 23
Лена готовила незамысловатый ужин. Начищенная картошка уже была на плите, отбитое мясо жарилось.
Настроение было никакое.
Ефим не звонил, от мужа вестей не было. С детьми тоже не поговоришь: Береславский категорически запретил любую связь с ними. Да еще дурацкий запрет на работу.
Пожалуй, тут он переборщил. Если за жизнь детей он, в отсутствие Сашки, еще может отвечать, то ее жизнь находится только в ее ведении. Завтра же пойдет на прием. Больные, наверное, заждались. При тех заболеваниях, которыми они страдают, тяжело менять докторов, особенно тех, которым доверяют.
Лена приняла решение и даже повеселела. Надоело безвольно плыть по течению.
Мясо наконец дожарилось. По кухне плыл приятный, вызывающий аппетит, аромат. Можно звать Этого.
Лену передернуло. Сегодня утром она случайно заглянула в приоткрытую дверь ванной. Уродства не шокировали ее: врач все-таки. Шокировало само присутствие в квартире совершенно чужого полуголого мужчины. Особенно когда ее Сашка — в тюрьме.
Ефим, понятно, знает, что делает. Но всегда ли он прав?
Первую ночь, смешно сказать, Лена спала с ножом под подушкой. Сейчас немного привыкла, но все равно было не по себе. Одно слово — чужой в доме.
— Владимир Федорович, идите есть!
Атаман не заставил себя ждать и приковылял из детской, где пока разместился. Он чувствовал отношение Лены, но его это особо не трогало. Опыт последних его двух десятков лет сильно поумерил способность переживать по таким житейским мелочам.
Дело свое он исполнял исправно: каждый час, выходя на улицу покурить, внимательно оглядывал окрестности. Да и между выходами посматривал в окно, стараясь, чтобы его не было видно с улицы. Ефим обещал ему зарплату, и он может быть уверен, что заплатит не зря.
Атаман только улыбнулся, когда увидел, как эта курица потащила нож в спальню. Если бы Атаман решил ее придушить или трахнуть, ей не помог бы никакой нож. Невзирая на то, что у нее на две конечности больше.
Сегодня он уже удивил хозяйку, когда отремонтировал давно провисшие мебельные петли. Лена по его просьбе принесла Сашкин инструмент и с удивлением смотрела, как ловко инвалид одной рукой орудовал отверткой, пассатижами, молотком.
Она предложила помочь: подать, подержать. Он помощь принял, но чувствовалось, что справился бы и без нее. Это невольно вызывало уважение. Даже у Лены, настроенной к Атаману не лучшим образом.
Когда она убирала инструмент, в ящике не хватало длинной узкой отвертки. Лена пропажу просто не заметила. Зато Атаман четко знал, что делает. В первый же день утащил с кухни небольшой острый нож с деревянной ручкой. Но выходить с ним на улицу в свои разведывательные рейды все же опасался. При его биографии обнаружение ножа в кармане, даже обычного хозяйственного, могло привести к самым неприятным последствиям. Другое дело — отвертка. Он же мастеровой человек.
Атаман с помощью ножниц, нитки и иголки соорудил на дне своего брючного кармана нечто вроде петли для пуговицы: обшитую со всех сторон, чтобы не расползалось, дырочку. Вот в эту дырочку, как в ножны, отвертка и заходила. При ходьбе она касалась ноги и неприятно ее холодила, но на такие мелочи Атаман вообще не реагировал. Теперь он выходил на улицу почти вооруженный.
Они сели за стол, ужинать. Трапеза проходила в тягостном молчании. Вдруг затренькал звонок домофона. Инвалид опять прискакал к кнопке первым.
— Кто? — спросил он в мембрану.
— Свои. Открывай. — Они узнали голос Ефима.
Береславский вошел, большой и громоздкий. Лена крепко обняла его, довольно чувствительно наткнувшись грудью на какую-то железяку.
— Ты что с собой носишь? — спросила она.
— Чтобы девушки не приставали, — хохотнул Ефим.
Он был явно в хорошем настроении. Даже не заметил, как съел сначала свою порцию, потом добавку, потом отбивную, предназначавшуюся Лене. Впрочем, ее это не смутило. Глупо ожидать вежливости от хулигана, доброты от фининспектора и деликатности от Береславского.
С сожалением убедившись, что мясо кончилось, Ефим решил перейти к деловой части визита.
Просителей и посетителей он принимал в кухне, после того как Лена убрала со стола и вымыла посуду.
Первым на прием записался Атаман.
Он в деталях рассказал о задержании подозрительного типа около их дома. Потом — о своей повседневной охранной деятельности.
— Только она меня сильно боится, — ухмыльнулся он. — Ножик под подушкой держит.
— Правильно делает, — серьезно ответил Ефим. — Я бы на ее месте тоже боялся. Кстати, того, кто ее изнасиловал, пристрелила Лена, а не Сашка.
— Серьезно? — аж присвистнул Атаман. Жалеть изнасилованных он пока не научился. А вот уважать отомстивших — умел.
— Серьезнее не бывает. Прямо в лоб.
Ефим ничем не рисковал, выдавая Атаману эту тайну. Дальше него она не уйдет. Зачем сказал? А черт
