Боб молча кивнул.
- Ты все это знаешь и все равно на меня злишься.
- Злюсь я на Ахилла. Я злюсь на глупость тех, кто отказался меня слушать. Но ты здесь, а их тут нет.
- Дело не только в этом, - сказал Питер. - Если бы это было и все, ты бы давно сам себе объяснил бы, до этого разговора.
- Ты прав, - ответил Боб. - Но тебе не захочется этого слышать.
- Потому что это заденет мои чувства? Давай тогда я вскрою этот нарыв. Ты злишься, потому что каждое мое слово, каждый жест, каждое выражение лица напоминает тебе об Эндере Виггине. Но только я не Эндер и никогда им не буду, а ты думаешь, что Эндер должен был бы делать то, что делаю сейчас я, и ненавидишь меня за то, что это я постарался, чтобы Эндера услали.
- Это иррационально, - сказал Боб. - Я это знаю. Знаю, что, отослав Эндера, ты спас ему жизнь. Люди, которые помогали Ахиллу организовывать на меня покушения, день и ночь старались бы убить Эндера без всякой подсказки Ахилла. Его бы они боялись куда больше, чем тебя или меня. Я это знаю. Но ты слишком на него похож лицом и голосом. И я все думаю, что если бы Эндер здесь был, он бы не нахомутал так, как я.
- Я это понимаю совсем наоборот. Если бы ты не был с Эндером, он бы нахомутал неисправимо. Да нет, не спорь, это не важно. А важно то, что мир теперь таков, каков он есть, а мы занимаем положение, в котором, если все продумать, запланировать и осуществлять тщательно, можно этот мир исправить. Сделать лучше. Не надо сожалений. Не надо желать переделать прошлое. Надо смотреть в будущее и работать, пока задница не сотрется.
- Я буду смотреть в будущее. Я буду тебе помогать. Но сожалеть я буду, когда захочу и о чем захочу.
- Договорились. Теперь, когда это решено, я думаю, тебе следует знать. Я хочу восстановить пост Стратега.
Боб презрительно фыркнул.
- Этим титулом ты хочешь именовать командира армии из двухсот солдат, пары самолетов, пары катеров и роты штабных работников?
- Ну, если я могу называться Гегемоном, то ты можешь принять такой титул.
- Как я вижу, присвоение этого титула ты не хочешь показывать в новостях.
- Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы люди слышали эту новость, видя на экране ребенка. Пусть они узнают о твоем назначении Стратегом во время показа старых записей о войне с муравьеподобными и услышат закадровый комментарий о том, как ты спас индийских ребят из Боевой школы.
- Нормально, - сказал Боб. - Принимаю титул. А красивый мундир с шитьем мне полагается?
- Нет, - ответил Питер. - При твоей скорости роста его так часто придется менять, что мы обанкротимся.
У Боба на миг затуманилось лицо.
- Что такое? Я опять чем-то тебя обидел?
- Да нет, - ответил Боб. - Я просто подумал, что сказали тебе родители, когда ты им объявил, что ты и есть Локи.
Питер засмеялся.
- А притворились, что с самого начала все знали. Что с них взять?
По предложению Боба Питер расположил главные учреждения Гегемонии на огороженной территории возле города Риберао-Прето в штате Сан-Пауло. Здесь они имели отличное воздушное сообщение со всем миром, а окружали их небольшие города и фермы. Здесь они были далеки от любого правительства. Здесь было приятно жить, строя планы и обучая людей ради скромной цели освободить пленные народы, одновременно не допуская новых агрессий.
Семья Дельфийски перестала скрываться и приехала к Бобу под защиту поселка Гегемонии, Греция входила в Варшавский договор, и возврата домой для них не было. Приехали и родители Питера, чтобы не быть легкой мишенью для каждого, кто захочет до Питера добраться. Он нашел им работу в Гегемонии, и если они были недовольны переменой жизни, то никак этого не показывали.
Семья Арканян тоже покинула родину и с радостью приехала туда, где их детей не украдут. Родители Сурьявонга тоже смогли выбраться из Таиланда, переведя семейное состояние и семейный бизнес в Риберао-Прето. Прибыли и другие семьи, связанные с тайцами армии Боба или индийскими выпускниками Боевой школы, и вскоре в окрестностях португальская речь стала редкостью.
Об Ахилле ничего не было слышно. Оставалось предполагать, что он вернулся в Пекин. Возможно, он тем или иным способом пробирался сейчас к власти. Но хотелось думать тем сильнее, чем дольше продолжалось молчание, что китайцы, поработав с ним, достаточно хорошо его узнали, чтобы не допускать к рулю.
Пасмурным зимним июньским днем Петра шла по кладбищу города Араракуара, всего в двадцати минутах на поезде от Риберао-Прето. Она специально подошла к Бобу с той стороны, откуда он мог ее видеть. И встала рядом с ним, глядя на надпись.
- Кто здесь лежит? - спросила она.
- Никто, - ответил Боб, ничуть не удивившись ее появлению. - Это кенотаф.
Петра прочла имена.
Недотепа.
Карлотта.
И больше ничего.
- Где-то есть табличка в Ватикане, - сказал Боб. - Но тела не нашли, так что похоронить ее не могли нигде. А Недотепу кремировали люди, даже не знавшие, кто она. Эту идею мне Вирломи подсказала.
Вирломи поставила кенотаф для Саяджи на небольшом индуистском кладбище, которое уже было в Риберао-Прето. Тот кенотаф был несколько более детален - годы рождения и смерти и надпись 'Достигший сатьяграхи'.
- Боб, - сказала Петра, - ты с ума сошел, что сюда явился. Без телохранителя. Табличка стоит так, что убийцы могут навести оружие еще до твоего появления.
- Знаю, - ответил Боб.
- Мог хотя бы позвать меня с собой.
Боб медленно повернулся. У него на глазах были слезы.
- Это место моего стыда, - сказал он. - Я очень старался, чтобы твое имя здесь не появилось.
- Почему ты так говоришь, Боб? Здесь нет стыда. Здесь только любовь. И вот почему мне место здесь - вместе с другими одинокими девушками, которые отдали тебе свое сердце.
Боб повернулся к ней, обхватил ее руками и заплакал у нее на плече. Он уже достаточно вырос, чтобы достать до плеча.
- Они спасли мне жизнь, - сказал он. - Они дали мне жизнь.
- Так поступают хорошие люди, - ответила Петра. - А потом они умирают, все и каждый. Вот это действительно стыд и позор.
Он коротко рассмеялся - то ли ее неуместной веселости, то ли своему плачу.
- Ничего ведь не длится долго?
- Они все еще живы в тебе.
- А я в ком жив? Только не говори, что в тебе.
- Могу сказать. Мою жизнь спас ты.
- У них не было детей, у обеих, - сказал Боб. - Никто никогда не держал их так, как держит мужчина женщину, никто не заводил с ними младенца. Им не пришлось увидеть, как их дети вырастают и сами заводят детей.
- Сестра Карлотта сама это выбрала.
- А Недотепа - нет.
- У них у обеих был ты.
