— А если я не послушаюсь?
— Тогда ты в полную меру узнаешь силу моего гнева, и это будет ужасно. Помни об этом!
И я испугалась. Я поняла, что сама себя обманываю, и, когда он любил меня, в нем была не нежность, а только желание подчинить своей воле.
Медальон мертвой женщины, казалось, впивался в мое тело. Передо мной стояли черные красивые глаза с миниатюры. Интересно, видел ли он их живыми? Может быть, он снял с нее ожерелье, когда она еще была жива?
Я уже пожалела, что осмелилась войти в башню Изеллы. Мне было бы легче в моем неведении, но что- то говорило мне, что если грех был, лучше знать об этом. Грех! Неужели я так называла свою жизнь с мужем?
Я знала, что жизнь изменилась. Теперь я была настороже, чего-то ждала… не зная, чего.
ЖЕНЩИНА ИЗ-ЗА МОРЯ
Не думать о том, что происходит в те ночи, когда Колум и его слуги уходили в свои грязные набеги, было нелегко. Это было почти всегда во время штормов, а я лежала, застыв, на кровати, ожидая прихода мужа. Я все ясно представляла себе: корабль терпит бедствие, вещи плавают на воде, люди, карабкаются на борт тонущего судна. А как же те, которые уцелели?
Тогда я была виновата в том, что на многое закрывала глаза. Я понимаю теперь, что многого просто не хотела знать. Я не была влюблена в Колума, но он был важен для меня. Наши с ним отношения приносили нам обоим огромное физическое удовлетворение, и это мы хотели сохранить. Я была очарована им еще и потому, что он казался мне таинственной фигурой. Он был сильный мужчина, а я верю, что для некоторых женщин (таких, как я и моя матушка) сила — это суть физического влечения. Когда я была с Колумом, я не могла не чувствовать его силы и власти, которые подчиняли все и всех вокруг. Я находила удовольствие в сопротивлении его воле и в том, что он знал об этом. Я наслаждалась его усилиями подчинить меня, и он чувствовал себя победителем, потому что мог сказать себе, что навязал мне свою волю, но я знала, что бы он ни делал со мной или что бы ни заставлял меня делать, я всегда сохраняла в себе свободу думать так, как хотела. Он, конечно, знал это. Это ему мешало, это утомляло его, но и восхищало.
Так проходили месяцы. Время от времени нас посещала матушка, но я ничего ей не рассказывала о башне Изеллы. Она очень много рассказывала о том, как продвигаются дела у отца и Лэндоров. Были, конечно, неудачи, но дело развивалось, да они и не ожидали, что с самого начала оно пойдет отлично: такое предприятие требовало годы планирования и работы.
Однажды она сказала:
— Хотела бы я, чтобы Лэндоры согласились встретиться с тобой и Колумом вместе: они хотели бы видеть тебя, но не твоего мужа.
— Они до сих пор винят Колума в смерти их дочери?
— Я пыталась объяснить им, что это была естественная смерть при родах, но они не хотят и слышать об этом.
— А Фенимор?
— Он живет в Тристан Прайори со своей женой, когда не в море. Думаю, с их мальчиком тоже все хорошо.
— Конечно, внук восполнит потерю дочери.
— Да, я уверена, но естественно, что они до сих пор еще думают о ней. — Матушка переменила тему:
— Очень многие верили, что с поражением Армады мы выбили испанцев с моря, но это не так. У них все еще сохранились опорные пункты в Америке, и сэр Уолтер Рейли, граф Камберленд, при поддержке Лондона собирает военный флот, чтобы атаковать их укрепления в Америке.
— Значит, опять будет война?
— Мы всегда будем воевать с испанцами, говорит твой отец. Они рассеяны по всему свету, у них везде есть территории.
— Но мы же победили великую Армаду?
— Да, слава Богу! Хорошо, если бы они выводили в море свои корабли только торговать — без пушек и оружия, потому что они не нужны будут им.
— Ты хочешь невозможного: чтобы все были миролюбивы, как ты.
— Если бы они были такими, никто не поднял бы руки на другого.
— Дорогая мама, было бы чудесно, если бы все так считали! Но люди так не думают, и я не сомневаюсь, что даже эта торговля принесет неприятности.
Она вздрогнула:
— Когда я думаю о наших мужчинах — твоем отце, Карлосе, Жако и Пенне — ведь все они моряки! Ты должна быть счастлива, Линнет, что твой муж не уходит в эти продолжительные плавания, когда не знаешь, что происходит с ним и вернется ли он обратно.
Я молчала, думая о штормовых ночах, когда Колум занимался своим «делом». Если бы я могла довериться своей матери! Но я поборола искушение.
Она вернулась в Лайон-корт в сентябре, а в последнюю ночь октября, которую мы называем Хэллоуин — «Канун Дня всех святых»— в мою жизнь вошла женщина из-за моря.
Это была ночь, которой было суждено повлиять на всю мою жизнь. Этот праздник всегда отмечался всеобщим волнением. В Корнуолле в это время года погода обычно была мягкая и сырая. Кусты были покрыты паутиной, к которой прилипли маленькие водяные шарики, как сверкающие драгоценные камни. Лужайки усеяны листьями всех оттенков коричневого цвета, от золотого до красновато-коричневого, а деревья поднимали к небу оголенные ветки, образуя кружева, что придавало им красоту даже при отсутствии листьев.
Дженнет болтала о всяких страстях: Хэллоуин — это ночь, когда ведьмы летят на своих метлах на шабаш, но где это происходит, знают только они, и горе тому, кто выйдет на улицу в полночь. Дженнет рассказала, что много лет тому назад такое приключилось с одной из женщин. Больше ее никто не видел в том виде, как ее знали. Она превратилась в черную кошку, которая бродила в поисках кого-нибудь, кто продаст свою душу дьяволу в обмен на определенные милости.
— Так что, госпожа, не выходите на улицу в Хэллоуин! Думаю, будет сильный шторм, — предсказала Дженнет, вздрогнув, — но ведьмы не обращают внимания на погоду.
Когда стемнело, на бугре за оградой замка зажгли костер. Я закуталась в плащ и взяла с собой детей, но я не разрешила им подходить близко к огню, потому что поднимался ветер и искры могли быть опасными. Коннелл, которому было уже три года, был непоседой, поэтому я позвала с собой Дженнет, чтобы она помогла мне справиться с детьми, если они расшалятся.
Слуги танцевали вокруг костра, а когда он потух, они собрали золу, которую надо хранить.
— Она принесет удачу, — сказала Дженнет, — защитит от дурного глаза. Я дам вам немного, господин Коннелл, и вам тоже, госпожа Тамсин.
Дети смотрели во все глаза, а Коннелл расспрашивал о ведьмах. Я не хотела, чтобы Дженнет напугала их, поэтому сказала, что были и хорошие ведьмы — белые, которые лечили заболевших людей.
— А я хочу увидеть черную ведьму! — объявил Коннелл.
В тот вечер трудно было уложить их спать. Ветер крепчал и издавал зловещий свист по всему замку. Я чувствовала себя тревожно, потому что надвигался шторм. Это была одна из тех ночей, когда Колума не было со мной, и я знала, что это означало, — какой-нибудь корабль терпел крушение. Такое случалось и раньше. Я лежала в постели, испытывая ужасное беспокойство. Было уже около полуночи, но я знала, что уже не усну. Я думала о тонущем корабле, о Колуме и его людях, плывущих за трофеями.
Почему никогда никому не удавалось спастись? И, повинуясь какому-то чувству, я встала. Я не могла лежать в ожидании, позволяя воображению рисовать жуткие сцены: я должна знать, что происходило. Я надела плащ с капюшоном, непромокаемые сапоги и вышла из замка.
Ветер сразу же набросился на меня, стараясь сбить с ног. Пробираясь по стене, я вышла на тропу. Было трудно устоять на ногах, но я почти ползком добралась до берега. С подветренной стороны замка было небольшое укрытие. Я видела темные силуэты, бегающие туда-сюда почти у самой кромки воды. Волны поднимались, как гигантские чудовища, и с грохотом опускались на песок. Я слышала, как Колум крикнул:
