поговорим.
— Нет, — возразила Аталия, — вы обязательно должны это знать.
Его совсем не интересовали пустые разговоры, но он уступил ее просьбе. С улыбкой на губах он ждал, пока она заговорит. Темные глаза его, не отрываясь, жадно ловили каждое движение красавицы.
«Пет на земле, — думал он, — более совершенного создания. Когда она станет моей женой, я осыплю ее драгоценностями. Бриллианты будут сверкать и искриться, как глаза моей любимой, жемчуга подчеркнут прозрачность ее изумительной кожи, в рубинах отразится огонь, который вспыхивает во мне каждый раз, когда я дотрагиваюсь до нее. А изумруды усилят волшебный свет ее чудных глаз».
— Ну, говорите, говорите же скорее! — поторопил он Аталию.
— Боюсь, что вас эти известия немного расстроят, Трент, — отстранение проговорила она, — Вчера вечером я приняла предложение Хьюго Честера.
Лорд Равенскар знал маркиза Честера, приятного, но довольно глупого молодого человека, который только недавно стал членом Уайтс-клуба.
— Я выхожу за него замуж, — закончила Аталия.
Лорд Равенскар в недоуменном изумлении уставился на девушку. Ему показалось, что он ослышался. Этого не может быть! Аталия, его Аталия говорит подобные вещи?!
Она будто почувствовала, в каком состоянии сейчас лорд Равенскар, и сказала немного мягче:
— Жаль, Трент, что так получилось. Вы мне очень нравитесь, и наверняка нам было бы очень хорошо вместе. Но Хьюго вскоре станет герцогом, а мне так хочется быть герцогиней.
«Я убью ее! Задушу!» — молнией пронеслось в голове Трента. Но он просто повернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты и медленно спустился по лестнице. Взял шляпу и трость у слуги, вышел на Беркли-сквер и побрел по улице.
В голове у него было пусто, и ему было совершенно безразлично, куда идти и что делать.
Когда в конце концов он попал домой, то обнаружил, что его там ждут. Он совсем забыл, что пригласил нескольких своих закадычных друзей на ужин. Приятели в изумлении уставились на Трента, когда он появился в гостиной в уличной одежде. По вопросы и возгласы замерли у них на губах, когда они увидели окаменевшее лицо друга,
Тогда-то он и начал пить. Стиснув зубы, он выслушивал слова сочувствия и соболезнования, и гнев клокотал в его душе.
Мужчины из семейства Равенскаров всегда славились своим неистовым, взрывным характером. Имя Свифт, которое отец дал Тренту при крещении, означало «быстрый», и младшему лорду Равенскару это всегда казалось проявлением своеобразного юмора родителя. «Что имя у вас, что характер, мастер Трент. Уж очень вы весь скорый!» — так, бывало, твердила ему няня, когда он вспыхивал и выходил из себя. Но раньше вспышки раздражения проходили так же быстро, как и возникали, и при всей своей вспыльчивости он был довольно отходчивым.
Сейчас все обстояло по-другому — злость и негодование, ненависть и презрение бушевали в его груди и притупляли сознание. Ему самому порой казалось, что он начинает сходить с ума.
И он пил еще и еще, осушая один бокал за другим и не притрагиваясь к еде, хотя его повар сегодня расстарался, как никогда.
Потом кто-то — кажется, Энтони Гарсон — спросил, что же он собирается теперь делать.
— Я думал об этом, — медленно проговорил Трент, и голос его дрожал от гнева, — и теперь знаю, как мне поступить.
— Что? Что ты придумал? — посыпались вопросы.
— Я докажу Аталии Брей, что не только она может вступить в законный брак, — ответил он.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Энтони.
Лорд Равенскар умолк, стараясь как можно тщательнее подобрать слова.
— Я намерен жениться первым, — наконец произнес он, — и даже раньше, чем она объявит о своей помолвке!
— Тогда все общество будет думать, что ты ее бросил! — Энтони проявил невероятную ясность ума и трезвость суждений, несмотря на отягощающие обстоятельства этого вечера.
— Именно так, — ответил лорд Равенскар, — и клянусь, я специально женюсь на самой уродливой и отвратительной особе, какую только смогу отыскать.
Эти слова были встречены приветственными криками. Лорд Равенскар поднял свой бокал:
— За мою жену! — произнес он. — За самую безобразную женщину в Лондоне, которую я предпочту первой красавице.
Его разум был отуманен алкоголем, но он с удовлетворением думал о том, что сумеет отомстить за себя. Он уже предвкушал, какое радостное возбуждение вызовет в рядах карикатуристов и газетчиков этот поступок, а желтая пресса так и забурлит сплетнями и ехидными статьями, ведь они всегда рады пере
мыть косточки представителям света.
Эта новость, безусловно, причинит Аталии боль, она будет чувствовать себя задетой. И пусть! Пусть узнает, каково это — оказаться в центре скандала! И пусть поймет, что такое предательство и как тяжело получать неожиданный и незаслуженный удар в спину!
Безумная идея лорда Равенскара чрезвычайно понравилась виконту Гарсону.
— Правильно, Трент, — воскликнул он, — так тебе и надо сделать. Давай, покажи Аталии, что бывает, когда бросают достойного и благородного джентльмена ради какого-то там титула!
Он обвел взглядом раскрасневшиеся лица своих товарищей и добавил:
— А чего ждать? Пойдемте и прямо сейчас разыщем самую уродливую женщину в Лондоне, и Трент женится на ней здесь, в этой комнате сегодня же, пока никто не узнал про помолвку Аталии с Честером.
— Точно! Правильно! — раздались голоса разгоряченных вином джентльменов.
— Раз Джошуа здесь, он вполне сможет их поженить.
И виконт указал на достопочтенного Джошуа Мидинга, одного из самых близких друзей лорда Равенскара. Этого человека всегда можно было найти на приеме, званом обеде, пирушке или же в Уайте- клубе. Но он и в самом деле был посвящен в духовный сан. Такова была семейная традиция. Он был младшим сыном лорда Мида и поэтому должен был стать служителем церкви, тогда как старший его брат отправился на армейскую службу, а средний стал морским офицером. Но лорду Миду неожиданно улыбнулась судьба, и он разбогател, так что его сыновьям уже не было нужды зарабатывать себе на жизнь тяжким трудом, а потому Джошуа был священником без прихода и вполне светским человеком.
Сейчас, на трезвую голову, лорд Равенскар очень жалел, что Джошуа обедал с ними именно в тот вечер.
Если бы у него было время протрезветь и немного подумать! Теперь-то ему было ясно, что никакая, даже самая сладкая месть Аталии не стоит собственной свободы. Он был еще зол, чувствуя себя до глубины души оскорбленным ее отказом стать его женой, но ярость его уже утихла. Ему было невыразимо горько, и он твердо знал, что отныне будет с еще большим недоверием и презрением относиться ко всем женщинам.
«И как только я мог вообразить, — недоумевал Трент, — как мог хоть на мгновение подумать, что Аталия красавица и соблазнительница, может хоть чем-то отличаться от всех прочих надоедливых и лживых созданий? Ведь у женщин недостаток ума всегда компенсируется физической привлекательностью. Сам во всем виноват, проклятый глупец!»
— Хигнет! — позвал лорд Равенскар.
— Слушаю, милорд.
— Где сейчас та леди, на которой я вчера женился?
— За ней ухаживает миссис Феллоуз, милорд. Должно быть, эта леди побывала в какой-то серьезной переделке. С ней, наверное, произошел несчастный случай.
В голосе Хигнета прозвучала особая нотка, и лорд Равенскар, который отлично знал своего камердинера, понял, что тот сообщил ему далеко не все.
— Какой еще несчастный случай? — удивился его светлость.
Хигнет колебался несколько мгновений, потом заговорил:
— Просто я случайно узнал кое-что, милорд, когда разговорился с мистером Фэлтемом, дворецким сэра
