Лишь через несколько дней Арсений появился у Ланских. Его приветливо встретила бабушка Вилены, Софья Николаевна, бывшая актриса, очень гордившаяся, что в ее роду была знаменитая артистка Иловина. Как и она, Софья Николаевна не осталась на сцене играть старух, следила за собой; была подтянута и стройна, всякий раз радуясь, когда ее со спины принимали за молодую.
– Вот остаток твоего звездного богатыря, - объявила она Вилене, вводя к ней гостя.
– Останься, бабуля, - попросила Вилена. - Я сейчас позову всех.
– Аншлаг! - улыбнулась бабушка. - У нее для вас сюрприз.
Арсений поднял брови.
Вилена не ахала по поводу его изможденного вида и не объясняла своего замысла. Она вышла из комнаты.
– Что это вы так загримировались под голодающего тысячелетней давности? - продолжала шутить Софья Николаевна. - Или для полета ваш вес слишком велик?
– Признали так в свое время. Когда просился в космонавты. Как радиоастронома теперь терпят. Похудеть есть отчего.
– Да уж знаю. Вилена проболталась.
– Секрета нет. Напротив. Чтобы разгадать смысл звучания, его всем надо знать.
Вошла Вилена с отцом, матерью и Авеноль.
Юлий Сергеевич Ланской, профессор математики и руководитель Кибернетического центра, брил голову, ростом был ниже Вилены, мелкими чертами лица удивительно походил на дочь.
Мать Вилены, Анна Андреевна, казалась большой и рыхлой. Но головка у нее была словно от другой, прелестной женщины. Младшая дочь, Авеноль, голова у которой была, как у матери, казалась по сравнению с ней тростинкой.
Девочка обрадовалась Арсению.
Вилена усадила всех и села за рояль.
Арсений подумал, что будет показано что-нибудь, подготовленное к музыкальному конкурсу.
Вилена заиграла.
Арсению трудно было даже представить себе, каких титанических трудов и вдохновения стоила Вилене ее фантазия на 'музыку небесных сфер', которую он принял на глобальной антенне и теперь узнал.
Конечно, на рояле было невозможно воспроизвести услышанное в 'лаборатории тишины', но Вилена стремилась лишь передать свое настроение, вызванное чуждыми людям звуками. И это удалось ей.
Арсений удивленно смотрел на Вилену, словно видел ее с какой-то новой стороны.
– Ты играла просто чудесно, - вытирая платочком глаза, сказала Анна Андреевна.
– Не знаю, - глядя в пол, сказал Арсений. - Лингвисты, кибернетические машины, уловят ли они в чужой музыке то, что передано на земном инструменте?
Восторженная Авеноль расцеловала сестру.
– Во всяком случае, это любопытно, - сказал профессор Ланской. - Ко мне уже обращался профессор Шилов с просьбой подумать о методах перевода. - И пошутил: - Признаться, я не предвидел, что мне придется расшифровывать игру собственной дочери.
– Не совсем так, - не понял его Арсений. - Игра - восприятие эмоциональное. Требуется - логическое. Порывался прийти к вам в Кибернетический центр. Неудобно заставлять вас еще и дома…
Юлий Сергеевич рассмеялся:
– Можно подумать, что вы о делах вспоминаете только на работе!
– Не знаю, не знаю, - вмешалась бабушка. - В наше время, конечно, тоже спорили о чужепланетных мирах, но… я только 'баба' и всю жизнь играла 'баб', показывала их любовь, ненависть, горе. Ваших 'соловьистых разумян' сыграть не берусь.
– Бабушка, а если бы надо было показать на сцене, как кружат голову разумному головоногому осьминогу? - озорно спросила Авеноль.
– Молчи ты, стрекозунья! - отмахнулась бабушка. - В древности до шестнадцати лет рассуждать не полагалось.
– А я слушала Вилену и представляла себе любовные песни осьминогов.
Уходя, Ратов шепнул Вилене:
– Спасибо… - и добавил, смущаясь: - родная.
Вилена, удивленно вскинув брови, проницательно взглянула на него, а потом долго, не прикрывая входную дверь, смотрела ему вслед. Она не подозревала, что у Арсения это слово было самым ласковым.
На следующий день Арсения в Кибернетическом центре профессор Ланской познакомил с лингвистом Каспаряном, которому поручалось исследование записи.
Это был маленький, поразительно черный человек с синими после бритья щеками и тонкими подбритыми усиками.
Вместе с Ланским они внимательно прослушали запись, посмотрели ее на осциллограмме, наблюдая, как световой зайчик выписывал загадочные ломаные кривые. Потом снова слушали, качали головами и опять переходили на осциллограф.
– Сомневаюсь, - резюмировал первое впечатление Каспарян.
– Почему? - спросил Арсений.
– Почему, почему! - сверкнул Каспарян жгучими глазами. - Да потому, что не оказалось здесь ничего, что ждали в инопланетных сигналах: ни простого ряда чисел, ни теоремы Пифагора.
– Не считают нас за дураков, - усмехнулся Арсений.
Каспарян пронизывающе уставился на него из-под сросшихся бровей:
– Недурной вывод. А еще?
– Рассчитывали, что сигнал примут только на приемных устройствах, вынесенных в космос.
Каспарян наклонил набок черную лохматую голову:
– Избирательный адрес? Так, скажешь?
Арсений кивнул.
– Это уже в некоторой степени определяет подход к расшифровке.
– Удастся? - спросил Арсений.
Ответил Ланской:
– В принципе здесь ничего невозможного нет. Познакомьтесь поближе с Генрихом. Это - сомнение во всем… и цифры.
Каспарян, неторопливо идя впереди, повел Арсения к себе в маленькую комнатку:
– Я знаю пятьдесят восемь земных языков. Даже с нашей точки зрения передача информации с помощью интонаций не нова. Есть языки, где понижение и повышение голоса имеет смысловое значение.
Арсений указал на принесенную запись:
– Целая симфония.
– Согласен. Лингвистическая симфония. Тем ценнее. Но и тем сомнительнее.
– Услышал в первый раз - испугался, - признался Арсений. - Не понять. Волнует, жжет внутри, а что - неизвестно.
– Это уже немало. Слушан, Арсен. Прости, в деловых разговорах предпочитаю простоту. Современная кибернетическая машина - десятки миллионов попыток в секунду. - И он, склонясь над столом, стал сыпать цифрами. Потом поднял лохматую голову с горящими глазами и возвестил: - В течение года каждый символ можно попробовать больше раз, чем светит звезд на небе. В шахматы играешь?
– Немного.
– Кибернетические машины тоже играют. Прекрасный метод проверки программирования! Машине, казалось бы, перед каждым ходом надо перебирать все возможные ответы, но она рассматривает только логические, резонные. В твоем случае надо перебрать возможные, но не бессмысленные значения символа. Как в шахматной игре. Только посложнее. Вот почему шахматная игра - хорошая модель. Но там всего
