границ.
Впрочем, я удивлял его не меньше.
– Ты говоришь, вы, этаняне, - так называл он нас, - по мере старения заменяете больные органы протезами?
– А разве у вас не делают так?
– Кое-что. Ну, гнилые зубы заменят. Руку или ногу приделают, если их оторвет машиной или - прежде - на войне. Вот так.
– Война? Как странно! - не переставал изумляться я. - Что-то бесконечно давнее для нашей планеты: ранение, убийство, уничтожение себе подобных. Это даже не наказание гнусного хара.
– Так, говоришь, у вас обычно раньше всего заменяют сердца? У нас тоже сердце часто подводит.
– Ты имеешь в виду главный орган принудительного кровообращения?
– Да, кровь и у нас и у вас.
– Органы дыхания, видимо, у нас тоже похожи. Может быть, и органы пищеварения. Их тоже порой приходится сразу переделывать, ремонтировать, заменять.
– Вот уж чему не завидую. Поесть все-таки удовольствие.
– Я уж не говорю о тех органах, которые различают нас с тобой, звездный житель.
– Значит, заменив кишки и сердце на цилиндры и трубки, живой перестает быть живым, а становится вечноживущим? Так?
Сквозь прозрачную часть наружной оболочки мозгового образования над органами зрения пришельца виднелись две заросшие полоски, как у хара. Они то соединялись, то поднимались в зависимости от владевших пришельцем мыслей. Впоследствии я узнал, что это брови и что их движение выражает состояние людей.
– Обитателя острова примут на материке только в случае соблюдения у нас основного закона 'Жизнь - вечноживущим!'.
– Они же вас угнетают, протостарцы проклятые! Им лишь бы самим жить. И они запрещают живым родиться вновь. Вот так.
– Нет, почему же? Бывает, что живой не успевает стать вечноживущим, умирает на острове. Тогда взамен ему может кто-нибудь родиться, жить, расти.
– Ну, радость моя, не хотел бы этой чести.
Я не понял пришельца. Тогда он спросил меня, почему вечноживущие пользуются такими громоздкими машинами:
– Или не можете создавать органы, подобные природным? У вас что - и сердце на колесах?
Я объяснил этому варвару со звезд, что наша цивилизация не подражает слепо природе, а идет своими путями, переделывая, улучшая, заменяя ее. Это сказывается во всем, начиная с воспроизведения жизненных органов и кончая созданием искусственных материков на месте промороженных до дна морей.
– Это у вас здорово! Но естественный климат вы нарушили. Вот так. Жаль, ледяные материки создаются только для гаражей. Впрочем, им климат - как моему скафандру пыль.
Очевидно, он говорил про жилища вечноживущих, которым безразличны внешние условия.
– Значит, только ремонт, смена частей - и никаких чувств, никакой природы? Так?
Я терпеливо объяснил, что только наш остров Юных остался в своей первозданности и мы, обитающие на нем, совмещаем здесь на природе развитие будущего вечного мозга с овладением основами нашей высшей цивилизации, в полной мере доступной лишь живущим не менее великой дюжины дождей.
– Потому вы и отмеряете время периодами дождей? Так? А на ледяных материках, в гаражах, протостарцы рассуждают о расстояниях до ядра Галактики?
– Да, там время измеряют движением звезд.
– Медленно живут, ничего не скажешь. Вот так. Ну и что же? Попав в машину, вечноживущий уже ни рукой, ни ногой шевельнуть не может?
– Ему нет в этом нужды. К его услугам быстрые колеса, фотозрение, могучие манипуляторы, не идущие по силе ни в какое сравнение с нашими передними конечностями.
– Не только по силе, по красоте тоже, - заметил пришелец, вкладывая в эти понятия особый смысл.
Я указал ему, что, перемещаясь на колесах, можно развивать весьма большие скорости, недоступные даже харам.
– Почему же вы не используете колеса, чтобы гоняться за харами?
– Колеса? Здесь? - удивился я. - Но это же символ конца естественного существования.
– Вот то-то, радость моя.
– Познавший колеса, опьяняется ими, - объяснял я. - Живущие поначалу очень увлекаются большими скоростями, бывает, что даже погибают из-за этого.
– Позволяя кому-нибудь родиться вместо них? Так?
– Да будет так, - подтвердил я.
– Значит, живущий в машине сам совсем не двигается? И мышцы его высыхают?
Я объяснил, что мускулы рудиментарных органов вечноживущего, конечно, постепенно отмирают и в конце концов удаляются как возможные источники гниения и общего заражения. Спустя одну или две великих дюжины дождей внутри машины останется только центральный мозг со всем богатством мыслей, способностей, памяти, составляющих индивидуальную особенность каждого существа.
– Горьковатая память. Каково-то ему помнить время, когда он был живым?
– К началу третьей великой дюжины дождей клетки дальней памяти искусственно устраняются.
– Чтобы не досаждать протостарцу, занятому ремонтом и смазкой своих протезов? Недурно. Память предков наоборот.
Я снова не понял своего собеседника. Очевидно, код перевода был несовершенным.
– И как долго может тлеть такой мозг протостарца?
– Он может функционировать, мыслить, жить неопределенно долго, вечно, - разъяснил я. - Его отмирающие клетки систематически возобновляются благодаря работе механизмов.
– Тогда понятно! Откуда же вам взять место для вновь рождающихся!.. Никаких искусственных материков не хватит. Лишь бы гаражи разместить. Вот так.
Все-таки мы плохо понимали друг друга. Кто-то из нас был слишком примитивным.
У женщин разных планет дело обстояло лучше. Природа дала им больше точек соприкосновения. Ана передала мне содержание их знаменательной беседы.
– Счастливый, неправдоподобный мир! - говорила моя Ана о планете пришельцев. - У вас каждая пара может иметь детей?
– Конечно, - отвечала ей звездная женщина.
– И вы не боитесь смерти?
– Мы миримся с нею. Умирают только отдельные люди. Наша раса бессмертна в поколениях.
– Дикий мир, - вмешалась Тана. - О каком бессмертии расы вы можете говорить, если тот, кто живет, не помнит периода и в одну великую дюжину дождей.
– Так было прежде, - сказала звездная женщина. - Но именно со мной был проделан опыт, который позволяет мне вспоминать то, что было пережито жившими много ранее. Кроме того, записи мыслей в книгах прежде живших делают поколения поистине бессмертными, знающими, что до них было, и способными двигаться вперед.
– Это неразумно. Нет ничего более горького, чем память минувшего. С какой болью я вспоминаю то, что было великую дюжину дождей назад, когда я жила на этом острове, и у меня было такое же тонкое красивое тело, как у синеглазой Аны, и я так же хотела ребенка, как она! И не было большего желания, радости, счастья, чем произвести его на свет!..
Ана вздохнула:
– Мне кажется, я помнила бы об этом и дюжину великих дюжин дождей.
– Еще через одну великую дюжину дождей я должна буду удалить клетки дальней памяти. Тогда в