навстречу, стремясь, чтобы он еще больше заполнил ее. Мередит хотела его всего. И чего-то большего. Она даже не знала, чего именно, но потребность была глубокой и сильной.
Но Девлин знал. Услышав ее всхлип отчаяния, он начал двигаться быстрее, унося с собой к новым мирам ослепляющего блаженства. Джереми буквально принуждал ее изгибаться все больше и больше, заставлял хватать ртом воздух и сжимать его спину, непроизвольно вонзаясь ногтями в кожу. Она произносила «Джереми…», почти умоляя о продолжении этого неистовства, и затем вдруг почувствовала взрыв глубоко внутри себя, в той части, которой теперь владел он. Глубокий трепет доставил волны наслаждения по всему телу, и Мередит резко вскрикнула. Никогда прежде не испытываемая радость пронзила Девлина: он преподнес ей дар величайшей красоты, и ее отзыв делал его счастливым. Он тоже достиг взрыва удовольствия, сделавшего мир темным и горячим.
Прошло немало времени, прежде чем они вернулись в реальный мир. Совершенно выдохшийся Джереми поцеловал Мередит в щеку и буквально скатился с нее. Она чуть не вскрикнула от разочарования: ей хотелось наслаждаться его тяжелым теплом и чувствовать расслабленность мужского тела. Но Девлин тут же притянул ее в свои объятия. Мередит счастливо уткнулась лицом в его грудь, ни о чем не думая, а лишь купаясь в море ощущений, которые несколько минут назад пронеслись через ее плоть.
Когда Мередит проснулась, Джереми брился перед зеркалом. Почувствовав ее пробуждение, он, улыбаясь, обернулся.
— Привет, соня, — поддразнил Девлин. — Я тебя измотал?
Она вспыхнула от такого намека и удивилась, почему он не пошел бриться в свою комнату. Встать при нем? Начать одеваться? Хотя ночью он и видел ее обнаженное тело и полностью владел им, Мередит все- таки стеснялась Джереми при полном свете дня и разума.
Когда она не поднялась из постели, Девлин напомнил ей:
— Тебе лучше пошевелиться, девочка моя. Мы уезжаем в Чарлстон. Или ты забыла о нашем свадебном путешествии?
Мередит откашлялась и растерянно промямлила:
— Э… Нет, конечно. Но… Но ты еще здесь и…
— Что ты имеешь в виду, Мередит? — Он озадаченно нахмурился.
— Ну, я же… На мне… нет одежды, — закончила она фразу слабым голосом.
Джереми разразился смехом:
— С чего вдруг такая скромность? Ночью я видел тебя совершенно голой. И, в случае, если до тебя еще не дошло, я намерен видеть тебя в таком виде как можно чаще.
Он повернулся обратно к зеркалу, весело покачивая своей золотистой головой.
Его насмешливость заставила Мередит почувствовать себя глупым ребенком, поэтому она не стала задавать вопросов, которые так мучили ее. Будет ли он продолжать их любовные занятия? Неужели это будет не одна только брачная ночь? Неужели Джереми не покончил с местью? И что это за наказание, которое доставляет ей такое наслаждение?
Она рассматривала спину Джереми и его отражение в зеркале. Ей явно не хватало духу предстать перед ним обнаженной сейчас. Другое дело — прошедшая ночь, когда горячий взор Девлина пожирал ее, и позднее, когда страсть унесла в бескрайние просторы океана наслаждения. Тогда тело, кажется, не отталкивало его, но сейчас, увидев ее обнаженной при свете дня вместо мягкого сияния свечей, он наверняка почувствует отвращение. Слезы подступили к глазам от столь отчаянного положения.
Джереми закончил бритье и умыл лицо водой, убирая остатки мыльной пены. Он снова повернулся к ней.
— Мередит, вставай.
Девлин набросил на себя батистовую рубашку без пуговиц. Ее глаза невольно метнулись к вырезу, где поверх ткани вились рыже-золотистые волосы. Он подошел к кровати, где Мередит притаилась под одеялом, и звучно шлепнул ее по заду. Сила шлепка оказалась сглажена толстым покрывалом, но от подобной фамильярности она так резко села, что ее покровы соскользнули вниз, обнажая грудь.
— Как ты смеешь! — возмущенно воскликнула Мередит и замолкла, заметив, что его взгляд не может оторваться от ее вызывающе торчащих сосков. Глаза Джереми потемнели, веки отяжелели. Она поспешно схватила одеяло и попыталась натянуть его на себя, но он оказался проворнее и сильнее. Девлин отбросил тяжелый покров к изножию кровати.
— О, нет, пожалуйста, — простонала Мередит и закрыла глаза от страха.
— Никакого ужасного превращения не произошло, — весело произнес он. — Ты выглядишь так же, как и ночью. Поднимайся, девочка, или… Или ты не в состоянии ходить после моих атак?
Мередит стиснула зубы, открыла глаза и бросила на него гневный взгляд, подумав: «Его так и распирает от самодовольства».
— Мне следовало знать, — презрительно процедила она, — что одна «атака» похожа на другую, и все они одинаково неприятны.
Лицо Девлина напряглось.
— Мне жаль, если прошедшая ночь показалась тебе неприятной.
— Это ты неприятен мне! — исправила его Мередит, выбираясь из постели. Она подняла халат и торопливо набросила на себя. — Не могу постичь, отчего мужчины так гордятся тем, что причиняют женщине боль и унижение.
— Унижение?! — воскликнул он. — Ночью ты, кажется, не находила это таким невыносимым? Бог ты мой, женщина, я едва не убил себя, пытаясь все сделать для тебя легким и приятным. А я ведь так сильно хотел тебя! Сдерживать себя в такой момент… Но я продвигался медленно и разжигал в тебе желание, чтобы мое вторжение не сделало больно. А теперь ты обвиняешь меня, будто я горжусь тем, что причинил боль!
Мередит упрямо выпятила подбородок. Джереми прав. Он действительно действовал медленно. Она видела, чего ему это стоило, как вздувались мышцы и напрягалось лицо, когда Девлин ждал ее, лаская и целуя. Нет, не любовь Джереми злила Мередит, а его беззаботное поддразнивание, грубоватое слово, которым он назвал то, что они делали, превращающее все во что-то низменное и обыденное. Впрочем, для него это так и есть. Вот это-то и обижало больше всего на свете. Для нее происшедшее казалось таким возвышенным, а его подшучивания заставляли кипеть от унижения я обиды. Вдобавок к стыду, что он видит ее обнаженное несуразное тело, все эти шуточки переполнили чашу терпения. Поэтому-то Мередит и набросилась на Джереми при первой же возможности.
Девлин вздохнул и пробежал ладонью по волосам. Он проснулся утром в приподнятом настроении, с нетерпением желая провести день с Мередит и еще более — предстоящую ночь. Джереми ожидал, что теперь между ними установятся непринужденные отношения, тепло, порожденное их любовными утехами. Вместо этого Мередит оказалась холодна и не желала даже позволить ему взглянуть на ее тело. Словно они чужие! По том она зло сказала, что их любовь — это только боль и унижение. Его охватило сильнейшее желание перебросить Мередит через колено и хорошенько отшлепать, как негодную девчонку, чтобы прикоснуться к ее голой круглой попке. Но, начав со шлепка, он закончит тем, что станет любить ее, а этого сейчас делать не стоит: ведь она заявила, что ей неприятно.
Поэтому Джереми развернулся и зашагал к двери, оглянувшись через плечо, чтобы метнуть последний снаряд.
— Я очень надеялся на прошедшую ночь, которая, по идее, должна была бы смягчить твой характер, но вижу, что ты такая же колючая и сварливая, как и остальные дни до этого. Ты заставляешь меня сомневаться, стоило ли добиваться свободы, чтобы терпеть твой ядовитый язык. — Он немного помолчал. — Я подожду тебя внизу, раз мое присутствие так неприятно тебе.
Джереми хлопнул дверью. Мередит охватила расческу и запустила ее вслед за ним. Она ударилась о стену со стуком, который не принес никакого удовлетворения ее неистовой душе. Ей бы хотелось разбить что-нибудь о его надменную противную голову. Кто он такой, чтобы говорить о мягкости ее характера?! И как этот человек посмел назвать ее сварливой и ядовитой?! О-о-о! Мередит закрыла руками лицо и ударилась в слезы, выплескивая все эмоциональное напряжение последних дней.
Наконец она собралась с силами и немного успокоилась. Мередит поплескала на лицо водой, затем умылась и оделась а дорожную одежду, не прибегая к помощи Бетси: она не смогла бы вынести улыбок и понимающих взглядов служанки.
