- Слышь, Калик, а чего ты руку-то подставил? - внезапно поинтересовался Морда. - Захотел перед Дуболомом выслужиться, оттолкнул бы Хорька - и все дела! Себе-то кровянку зачем пускать?
- Да он, сука, на этап идти не хочет! - раздался тонкий голос кота. Видно, знает, что во Владимире ему правилка будет!
Кроме Расписного, никто этого не слышал. Но в следующую секунду Расписной слово в слово повторил эту же фразу.
- Что?! - вскинулся Калик. И было видно, что кот с Расписным попали в точку. - Да я тебя без соли схаваю! А ну, пацаны!
Никто не двинулся с места. Даже Зубач сделал вид, что ничего не слышит.
- Кто ему верит? - спросил Морда. - Я с Расписным и Хорьком согласен: Калик ссучился. А ты, Леший, что скажешь?
- Сам Хорька научил, а потом вломил хозяину. Конечно, сука!
- Голубь?
- Сука!
- Катала?
Брови-домики опали, хитрые глаза картежника полуприкрылись, и он надолго задумался. Но бесконечно думать нельзя, надо что-то говорить. И отвечать за свое слово, если оно пойдет вразрез с мнением большинства.
- Согласен.
- Зубач?
- И я согласен.
- Каштан?
- За такой косяк на жало сажают!
- Утконос?
- Люди все видали и слыхали. Сука он!
Ни одного голоса в защиту теперь уже бывшего смотрящего никто не подал. Калик менялся на глазах: каменные черты лица расслабились и поплыли, как воск свечи, от грозного вида ничего не осталось, он даже ростом меньше стал.
- Шкет?
- Продал он Хорька, что тут скажешь. Значит, сука!
- Савка?
- Сука и есть!
Все понимали, к чему идет дело. И Калик понимал. И Расписной наконец понял. Но его кровавая развязка не устраивала: еще один труп списать не удастся, начнется следствие - так можно затормозиться здесь до зимы.
- Что с ним делать будем? - спросил для проформы Морда.
- На нож!
- Задавить гада!
- В параше утопить!
- Я вот что думаю, бродяги, - степенно начал Расписной с теми рассудительными интонациями, которые так ценятся в арестантском мире.- Если мы с него спросим как с гада, это будет справедливо. Но неправильно...
- Как так?! - возмутился Леший.
- Да очень просто. Его Пинтос на правилку ждет во Владимире. Утром Краевой маляву пригнал. Так, Морда? Так, Катала?
- Так.
- Так.
Морда и Катала кивнули.
- Пинтос вор, законник, нам свое мнение против его решения выставлять негоже. Поэтому я предлагаю: мы гада сейчас загоним под шконку, и пусть идет к Пинтосу на разбор. А смотрящим надо выбрать Морду. Я так думаю.
- А чего, правильно! - с готовностью крикнул Катала.
- Точняк!
- Молоток, Расписной, дело говорит!
Решение приняли единогласно. Зубач, Голубь и Каштан сбили Калика с ног и пинками загнали под шконку. Всемогущий пахан в один миг превратился в презираемого всеми изгоя.
- Ну и все! - подвел итог Морда, занимая место смотрящего. - А во Владимире пусть с него Пинтос спросит, как хочет...
Но Калик не стал дожидаться встречи с Пинтосом. В ту же ночь он привязал скрученный в три слоя бинт к отведенной ему третьей шконке и удавился.
Пришедшего утром начальника эта смерть не очень удивила.
- А ведь верно он давеча сказал: сегодня авторитет, а завтра полез на третью шконку, - задумчиво проговорил Дуболом, рассматривая безвольно висящее тело. И, повернувшись к внушительной свите, которая теперь не отходила ни на шаг, добавил: - Сразу видно: клопы загрызли... Надо санобработку делать! Тогда у них дохнуть перестанут!
Два здоровенных прапорщика многозначительно переглянулись, третий зловеще усмехнулся.
- И запомните - у меня живут по моим порядкам! Или вообще не живут! - на прощанье бросил подполковник.
- Влетели! - сказал Катала, когда дверь захлопнулась. - Вот чума!
- Да, Калик нам и напослед подосрал, - мрачно кивнул Леший.
Настроение у всех было подавленное.
- Вы чего? - спросил Расписной. - Ну пусть делают санобработку, от клопов-то житья нет!
- Т-ю-ю... - Леший хотел присвистнуть, но вспомнил, что в камере этого делать нельзя, и, растерянно пожевав губами, перевел взгляд на нового смотрящего. Тот смотрел на Расписного со странным выражением.
- Я не врубаюсь... Ты что, пассажир с экватора?(1) Придут десять мордоворотов с палками и разделают всю хату в пух и перья! Ты откуда, в натуре?
В воздухе повисло напряжение. Невидимая стена вмиг отгородила его от всех остальных. Потапыч предупреждал, что все мелочи зэковской жизни за несколько месяцев изучить нельзя, проколы неизбежны, и тогда надежда только на собственную изворотливость и находчивость.
Волк рассмеялся:
- Выходит я косяк упорол(2). У нас это по-другому называлось - 'банный день'. Один раз меня так по кумполу смазали, два дня имени не помнил...
- А я после обработки неделю пластом валялся...
- Мне руку сломали...
1 Пассажир с экватора - простак, ничего не знающий о тюремной жизни. 2 Упорол косяк - совершил ошибку, нарушение установленных правил.
Опасное напряжение разрядилось, каждый вспоминал свой опыт 'санобработок', и внимание переключилось с Расписного на очередного рассказчика. Только Зубач не отводил пристального, недоверчивого взгляда.
Однако Дуболом почему-то не выполнил своего обещания. 'Санобработки' не последовало ни в этот день, ни в последующие. А в конце недели наконец сформировали этап на Владимир.
* * *
Семьдесят шестую камеру спас от тяжелых резиновых палок лейтенант Медведев. Он страховал Вольфа, выполняя роль ангела-хранителя, но делал это конспиративно, что существенно затрудняло дело.
- Сколько у вас заключенных с татуировками антисоветского характера? занудливо выспрашивал он у подполковника Смирнова.
Начальник только кряхтел и задумчиво морщил лоб. Ничего хорошего активность комитетчика лично ему не сулила. Если неудачно попасть под очередную кампанию, можно лишиться должности и партийного
