— Мы не предполагали, что все так получится, Ник.
— Что ты имеешь в виду?
— Американцы против британцев, хотя на самом деле это не так. Кассули уверен, что его дочь убили. Если ты разделяешь это мнение, то ты поможешь нам.
Я открыл дверь машины.
— Это не Америка против нас, — произнес я, — а просто дело старомодной чести, вот и все. У вас нет доказательств. У вас нет ничего, кроме подозрений. Вы играете в эти игры, чтобы осчастливить богача, а будь он беден, никто из вас и пальцем бы не шевельнул.
Она смотрела, как я вылезаю из машины.
— До свидания, Ник.
Я не ответил. Она завела мотор, включила скорость и унеслась.
В больнице пахло карболкой, и этот запах вызвал у меня нежелательные воспоминания. Я сидел под плакатами, призывающими делать детям прививки и информирующими о том, что венерические болезни заразны, и ждал новостей. Наконец ко мне подошел молоденький констебль и сообщил, что у господина Хардинга черепно-мозговая травма и перелом трех ребер. Он без сознания. Чем вызван мой интерес к нему? Я ответил, что он — мой друг.
— Вы видели, как все случилось?
— Нет.
— Вам известно, что господин Хардинг газетный репортер?
— Да.
— А сами вы из газеты?
— Нет.
— Вы вместе приехали в деревню?
— Да.
— Почему же вы не видели, как все произошло?
— Да потому что в это время я отошел в кусты помочиться.
— Вы знаете, кто напал на господина Хардинга?
— Нет.
Лично я был уверен, что это Мульдер, но доказать ничего не мог и поэтому продолжал все категорически отрицать.
— Как вы добрались до больницы?
— На машине друга.
— Кто этот друг?
— Это вас не касается.
— Вы собираетесь обратиться в полицию и оставить заявление?
— Нет, не собираюсь.
Я не хотел вдаваться в объяснения, в противном случае пришлось обвинить одного из богатейших в мире людей в намерении объявить Британии экономическую войну.
Внезапно я почувствовал усталость и страх. Если кассета попала в руки Мульдера, а тот уже на обратном пути к Беннистеру, значит, я должен срочно добраться до реки и остановить Терри Фебровера, который может убить Мульдера, так как тот почти наверняка станет искать меня на «Сикораксе». Поэтому сейчас мне меньше всего хотелось сидеть в полицейском участке, выдумывая всякую чепуху, из-за которой я вполне мог угодить в психушку.
— Господин Хардинг — мой старый друг, — сказал я полицейскому. — Мы приехали в деревню на прогулку, и ничего больше.
— В дождь?
— Да, в дождь.
Обязанный по роду своей работы быть подозрительным, полицейский с неприязнью посмотрел на меня:
— Вы очень близкие друзья?
— Послушай, отвали, сынок!
Он закрыл блокнот.
— Хотите вы этого или нет, но вам все же придется пройти в участок.
— Нет, — ответил я, — я еду домой. А вам, думаю, следует позвонить инспектору Гарри Эбботу. Вы знакомы с ним? Скажите ему, что я очень торопился. И еще передайте, что началась новая англобурская война. Откройте-ка свою записную книжку и запишите мое имя — капитан Николас Сендмен. И не забудьте сказать о бурской войне. Выполняйте! — Последние слова я произнес так, будто вновь оказался в батальоне.
Полицейский, видимо, читал слишком много триллеров.
— Это особенное задание, сэр? — Он сделал ударение на слове «особенное».
— Не ваше дело. Звоните ему, и немедленно.
Я знал, что Эббот будет ругаться на чем свет стоит, но выпутается. Меня отвезли домой. Я попросил полицейского остановить машину на вершине холма, чтобы дойти до дома пешком.
Мне было страшно. Мульдер вышел на тропу войны.
Мики Хардинг без сознания.
Все шло наперекосяк.
Я остановился посередине лесистого склона. На реке начинался прилив. Дождь ослабел, но легкие порывы западного ветра стряхивали мне на голову воду с ветвей. Я вымок до нитки. В доме Беннистера горел свет, а в эллинге и возле моей яхты была сплошная темнота.
Неслышно, как призрак, я спустился по склону. Это было нелегко, так как я давно уже здесь не ходил, да и больная нога делала меня неуклюжим. Но я шел так, словно находился в патруле и за каждым деревом меня подстерегал бандит с ружьем и кучей патронов. Я долго всматривался в тени за эллингом, но ничего не обнаружил, хотя на всякий случай и бросил комок земли в куст рододендронов, чтобы привлечь внимание спрятавшегося наблюдателя.
Наконец я преодолел последний участок склона и спрятался в тени эллинга.
— Терри, — позвал я.
— Я уже десять минут прислушиваюсь к вашим шагам, босс.
Я почувствовал облегчение.
— Все в порядке?
— Все тихо. А как у вас?
— Все пропало. Мики Маус попал в мышеловку. Тебе надо было быть там, а не здесь. — Я забрался на палубу. — Бедняга в больнице. Пленка потеряна. А что творится здесь?
— Через десять минут после вашего отъезда приехала машина. Еще одна подъехала час назад.
Первая машина привезла Беннистера и Анжелу, а вторая — Мульдера. Я подозревал, что в данный момент Мульдер находится в доме с нашей кассетой и рассказывает Беннистеру и Анжеле о моей встрече с Джилл-Бет Киров. Отсюда вывод: я с самого начала что-то замышлял против Беннистера, и запись на пленке это подтвердит. Правда, послушав ее, Тони может отказаться от участия в Сен-Пьере, но в этот момент меня больше заботило, что подумает обо мне Анжела. Я скользнул взглядом по склону и увидел на фоне освещенного окна темный силуэт.
— Я иду туда, Терри!
— Я нужен?
— Да, но без команды не высовывайся.
Я должен был туда пойти, чтобы Анжела не считала меня предателем. Я хотел дать ей понять, что произошло на самом деле, и зачем я встречался с Джилл-Бет. Я бы все ей объяснил. И не только ей, но и Беннистеру тоже. Я вконец запутался, и пора было все расставить по своим местам. Преимущество правды в том, что в конце концов она пробивается сквозь любую ложь и неразбериху.
Я люблю правду.
Мы с Терри вскарабкались по крутому склону и вышли на широкую террасу. Терри тихо присвистнул, когда разглядел через окно роскошно обставленную комнату.