- А, так вы из полиции?
Расслышав в голосе старушки явственные нотки недоверия и даже враждебности, Дубов поспешно возразил:
- Нет-нет, сударыня. Я всего лишь частный сыщик. Василий Дубов, к вашим услугам.
- А, так вы наш человек! - обрадовалась старушка. Льда недоверия как не бывало.
- В каком смысле - наш? - не понял детектив.
- А то не знаете! - уже почти заговорщически подмигнула бабушка. Полиции я бы ничего не сказала, а вам помогу с удовольствием.
- Простите, сударыня, как вас звать-величать?
- Марья Васильевна.
- Скажите, Марья Васильевна, вы не замечали ничего странного за последние дни?
- Да нет вроде бы, - не очень уверенно ответила Марья Васильевна. Вообще-то ведь покойница, царствие ей небесное, - старушка истово перекрестилась, - правильную жизнь вела. И за народ всегда стояла...
- А машина? - спросил Дубов. - Где она обычно ее ставила?
- Да там же, где ваша. Разве чуть левее. Ах да, совсем забыла! Как раз позавчера возле нее двое каких-то молодых парней крутились.
- Вот как? - насторожился детектив. - Марья Васильевна, вы их смогли бы описать?
- Трудновато, - вздохнула старушка, - но если бы снова увидала, то узнала бы непременно.
- А как они были одеты? Какая прическа?
- Как одеты? Да обычно, без этих новомодных штучек. А прическа... Погодите, дайте вспомнить. У одного волосы коротко стриженые, а у другого наоборот, длинные. Ну, я-то, конечно, крикнула - чего это вы тут, ребята, делаете? А они мне очень так вежливо ответили, что они покупатели и что хозяйка им разрешила осмотреть машину.
- И вы им поверили?
- Да не очень. Хотела спросить у самой, да не встретила, а на следующий день... - Марья Васильевна совсем пригорюнилась.
- Ну хорошо, Марья Васильевна, - Дубов протянул ей свою визитную карточку, - спасибо вам за ценную информацию. Если что-то еще узнаете, то дайте знать, будьте уж так любезны.
- Да-да, конечно, - закивала старушка.
'Значит, Лавинска действительно пыталась продать 'Жигули', - размышлял Василий, неспеша ведя 'Москвич' по колдобистой улице, - и ничего нового я не узнал. Хотя надо еще подождать, что мне сообщит насчет автомобиля инспектор Берг...'
На светофоре зажегся красный свет, и Дубов затормозил.
- А может, прав Аскольд Мартынович - нет в этом деле никаких тайн, сказал детектив своему отражению в зеркальце.
Красный свет сменился желтым, затем зеленым, и 'Москвич' тронулся с места. Но тут через улицу побежал какой-то человек. Василий ударил по тормозам, и очень вовремя - машина остановилась прямо перед носом незадачливого пешехода.
***
Петрович открыл газету и на первой же странице увидел некролог под фотографией Луизы Лавинской. 'А я вот подохну - ни одна сволочь не вспомнит, - подумал он. - Хотя нет - вспомнят, еще как вспомнят. И на похороны слетятся, как стервятники на мертвечинку. Не дождетесь, голубчики...'
И вдруг ему явственно вспомнилась последняя встреча с Лавинской - та самая, обнародования факта которой он так опасался. В тот день Манфред Петрович находился в самом мерзопакостном настроении - 'Местное время' вылило на него очередной ушат помоев. Обесчещенный пасквилянтами Петрович в бессильной злобе выл, царапал обои, рвал в куски мерзкую газетенку, но когда раздался звонок в дверь, тут же смирил чувства и даже успел убрать следы своего праведного гнева.
- А, добрый денек, товарищ Лавинска, - приветливо разулыбался Петрович, впуская гостью. - Наконец-то побаловали старичка своим визитом. А вы все молодеете...
- Благодарю вас, Манфред Петрович, - чуть смутилась Лавинска, проходя в кухню. - Но я пришла поговорить о деле...
- Нет- нет, о делах потом, - весело суетился хлебосольный хозяин, - а первым делом я вас чайком угощу. Ах, какая незадача - как раз вся заварка вышла!
- Я наслышана о вашем трудном положении и кое-чего прихватила. - С этими словами гостья принялась выкладывать из авоськи хлеб, колбасу, чай, плавленые сырки... Уже два дня сидящий на воде и черствых корках Петрович с жадностью взирал на продукты. Ему страсть как хотелось схватить палку сервелада и тут же съесть вместе со шкуркой, но он понимал, что надо сдерживаться.
- Вот уж спасибо, - ворковал Петрович, привычно заваривая чай, - а то до пенсии неделя, сами знаете, какие теперь пенсии, а сколько дерут за квартиру, за электричество, за газ... Да-да, понимаю, вы человек занятой, это я тут лодырничаю да на судьбу жалюсь... Так что же у вас за дельце?
- Я хотела поговорить с вами, Манфред Петрович, о последних выходках национал-большевиков в Вермутском парке.
Петрович обреченно вздохнул. Он так и предполагал, что речь пойдет о чем-то неприятном. Значит, придется выкручиваться.
- Да, мне их деятельность тоже не по душе, - как ни в чем не бывало ответил Петрович. - Но я даже не представляю, чем мог бы вам посодействовать...
- Как известно, митинг был организован Социалистической партией, продолжала Лавинска. - Я думала, что руководство партии не было в курсе, что они сами осуждают лимоновцев, но оказалось, что им как будто даже импонируют эти красно-коричневые хулиганы. Во всяком случае, никто из наших лидеров не только не осудил, но даже толком от них не отмежевался.
- Сожалею, - вздохнул Петрович, - но я- то чем могу помочь? Да-да, знаю, что вы сейчас скажете - что я 'крестный отец' социалистов и духовный вождь всего блока 'За ОС'. Но на самом деле все обстоит совершенно иначе. Они меня... - Манфред осекся, так как у него чуть не вырвалось словечко 'кинули'. - Они давно отошли от генеральной линии, впали в ревизионизм. Да что там - просто сделались опортунистами и ренегатами.
- Ну хорошо, пусть так, - не сдавалась гостья, - но вы, лично вы можете сказать свое веское слово? Ведь вы, Манфред Петрович, пользуетесь заслуженным авторитетом как раз у той части общества, на которую пытаются воздействовать лимоновцы. Ваш долг - публично осудить их!
- Долг, долг, - чуть помолчав, зло ответил Петрович. - А где вы все были, когда я в девяносто первом пытался сохранить единство партии и целостность Союза? - Немного смягчившись, он доверительно продолжал: - Поймите, товарищ, нынче времена не те. Время разбрасывать камни прошло, настал черед их собирать. Вы же сами видите, что кругом творится. С кем прикажете революцию делать - с этими вашими депутатами? Как же, сейчас - полезут они на баррикады на своих буржуйских 'Мерседесах'! А лимоновцы - они хоть и 'национал', но все-таки большевики. Я вижу в них боевой задор комсомольцев моей тревожной молодости... А что до всех этих выпрыгов, эпатажа, свастики в белом круге, так не берите в голову. - Петрович чувствовал, что говорит то, чего не следовало бы, но остановиться уже не мог - его 'несло'. - Да, да, все это внешнее, наносное. Это мы отрехтуем. Мы превратим их в настоящих пламенных борцов за великое дело Ленина - Сталина!
- Тут, кажется, уже Гитлером попахивает, - негромко заметила Лавинска.
- Пусть Гитлером, - с жаром подхватил Петрович. - Мы должны быть диалектиками и из всего извлекать рациональное зерно, в том числе из идеологи национал- социализма. Пора уже признать, что и у Гитлера были свои положительные качества.
- Да что вы такое говорите?! - возмутилась гостья, но хозяин ее уже не слышал. Его по-прежнему 'несло', но то, что он говорил теперь, было выстраданным, заветным, чем Петрович еще никогда и ни с кем не делился:
- Гитлер в стране порядок навел - раз. Покончил с безработицей - два. Решил еврейский вопрос - три...
- Манфред Петрович, вы это всерьез? - изумленно перебила Лавинска.
- Нет, в шутку, - сварливо ответил Петрович. И, поспешно вернув маску скромного пенсионера, захлопотал: - Постойте, куда вы, дорогуша? Вот уже и чайничек закипает...
- Спасибо, я лучше пойду, - тихо произнесла гостья. - Боюсь, что нам с вами не по пути...
...Течение воспоминаний прервал телефонный звонок. Петрович нехотя снял трубку:
- Да!
- Господин Нахтигаль? - раздался в трубке приятный женский голос. Манфред Петрович? С вами говорит Чаликова, журналистка из Москвы.
- В чем дело?
- Я хотела бы задать вам парочку вопросов. Если вы знаете, вчера в автомобильной аварии погибла Луиза Лавинска...
- Я не специалист в этой области, - отрезал Петрович, а сам подумал: 'Ну вот, начинается...'
- Однако, насколько мне известно, незадолго до этого трагического события вы встречались с покойной...
- Ложь! - не выдержал Петрович. - Я ни с кем не встречался! Откуда вы знаете? Прекратите меня провоцировать!
Петрович в смятении швырнул трубку и тут же полез в письменный стол, где у него в дальнем уголке хранилась 'заначка' - как раз на билет до Москвы и обратно.
- Ладно, поедем за товаром, - пробормотал он, дрожащими пальцами пересчитывая деньги. - Подальше от этих, - тут он подпустил неприличный эпитет, - журналюг, а заодно и заработаю пару копеек.
Петрович небрежно сунул деньги во внутренний карман и покинул квартиру, закрыв двери на цепочку и три замка.
***
Василий решительно вылез из 'Москвича' с намерением вежливо, но строго разъяснить незадачливому пешеходу правила уличного движения, но неожиданно тот сам бросился в объятия сыщику:
- Вася! Узнаешь старого друга Колю?
Дубов пригляделся и признал в нарушителе своего бывшего одноклассника Колю Ивлева. Правда, выглядел тот явно не по годам потрепанным.
- Как раз на той неделе тебя вспоминал! - радостно продолжал вопить Ивлев. - Ну, сколько зим, сколько лет! А ты, я слышал, заделался частным сыщиком? Во здорово!
- А ты-то как? - прервал Василий бурный поток старого приятеля. - Все так же пишешь?
(Дело в том, что Коля Ивлев именовал себя поэтом и даже печатался в авангардном журнальчике 'Источник', бурно
