– Перед домом собрались какие-то люди. Их тут целая толпа, топчутся на лужайке.
– Сейчас буду, – сказал я. Схватив куртку, я бросился к машине, но остановился на полпути, напомнив себе, что надо быть осмотрительнее.
Я вернулся в дом и, позвонив в отдел городских новостей «Бостон-глоб», сообщил о сборище у дома Ли. Я старался говорить с придыханием и подпустил мелодраматических ноток. Теперь они уж наверняка приедут.
Сев в машину, я помчался к Ли. На лужайке догорал деревянный крест. Неподалеку стояла патрульная машина, а перед домом толпились люди, главным образом, растерянные соседи и их отпрыски. Небо только-только начало темнеть, дым от тлеющего креста ровным столбом поднимался вверх.
Я протиснулся сквозь толпу. Все окна были разбиты, из дома доносился плач. На крыльце меня остановил полицейский.
– Кто вы такой?
– Доктор Берри. В доме находятся моя жена и дети.
Полицейский посторонился, и я поспешно юркнул в дверь.
Все наши собрались в гостиной. Бетти Ли плакала, Джудит возилась с детьми. Повсюду валялись осколки стекла. У двоих малышей были глубокие, но, к счастью, неопасные порезы. С Бетти беседовал полицейский, но без особого успеха, потому что миссис Ли, будто заведенная, твердила:
– Мы просили защиты… Мы просили… Мы умоляли… Но вы не пришли…
– О, господи, мадам! – в сердцах воскликнул полицейский.
Я помог Джудит перевязать детей.
– Что тут случилось?
Полицейский резко повернулся ко мне.
– Вы кто такой?
– Врач.
– Ну, наконец-то, – буркнул он и опять занялся Бетти.
Джудит была бледна и подавлена.
– Это началось минут двадцать назад. Но угрожали нам весь день. Звонили, писали записки. А потом подъехали четыре машины, из них вылезли подростки, воткнули в землю крест, облили бензином и подожгли. Их было человек двадцать, и все орали: «Вперед, христианское воинство!» А потом увидели нас возле окон и принялись бросать камни. Это был какой-то кошмар!
– Как они выглядели? Как были одеты? На каких машинах приехали?
Джудит покачала головой.
– Это самое страшное. Юные, приличные на вид детишки. Будь это старые мракобесы, так и черт бы с ними, я хоть могла бы что-то понять. Но ведь подростки!
Мы перевязали малышей и увели их из гостиной.
– Покажи мне записки, – попросил я.
В этот миг в комнату вполз годовалый сынишка Арта и Бетти. Он улыбался и тихонько ворчал, пуская пузыри и явно намереваясь подобраться к блестящим осколкам стекла.
– Эй! – окликнул я стоявшего в дверях полицейского. – Хватайте его!
Полицейский лишь тупо смотрел на ребенка. Наконец до него дошло. Он поспешно наклонился и ухватил малыша за пухлую лодыжку.
– Поднимите его с пола, – продолжал я. – Да не бойтесь, не обидит он вас!
Легавый неохотно поднял мальчика, держа его на вытянутых руках, будто чумного. На физиономии стража порядка читалось презрение. Еще бы, отпрыск подпольного акушера.
Джудит пересекла засыпанную хрустящими под ногами стекляшками комнату и взяла малыша на руки. Мальчонке, разумеется, было невдомек, какие чувства испытывал к нему легавый, и он увлеченно теребил блестящие пуговицы, пуская слюни на синий мундир. Парню явно не понравилось, когда Джудит лишила его новой игрушки.
Я услышал, как второй полицейский увещевает миссис Ли:
– Слушайте, угрозы – обычное дело. Нельзя же выезжать по каждому такому вызову.
– Но мы звонили… Сказали, что они подожгли этот.., эту штуковину на лужайке.
– Это крест.
– Я и без вас знаю, что это такое! – Бетти больше не плакала. Теперь она была в ярости.
– Мы прибыли, как только смогли, – оправдывался полицейский. – Честное слово, мадам. Как только смогли.
– Через четверть часа, – сообщила мне Джудит. – Когда все окна уже были разбиты, а подростков и след простыл.
Я подошел к столу и взглянул на аккуратную стопку записок. Все пришли по почте, в конвертах. В большинстве своем они были нацарапаны от руки, но попадалась и машинопись. Все послания отличались дивной краткостью, некоторые состояли из одной фразы. И все дышали злобой.
И, наконец, последнее послание, написанное красивым женским почерком:
Эту бумажку я сунул в карман. Такие письма лучше не бросать где попало.
За спиной послышался голос:
– Так-так-так, подумать только.
Я обернулся и увидел Питерсона.
– Мне позвонила жена.
– Нет, это ж надо! – Он оглядел комнату. Приближалась ночь, и в доме делалось все холоднее. – Ну и
