узорчатая рамка со следами облезшей позолоты.
Какие это были книги! 'Таинственный остров', 'Аэли-та', 'Плутония', 'Белый клык', 'Всадник без головы'...
На первой странице каждой книжки я всегда видел маленький значок со словом 'Детиздат' - сидящего мальчика, который положил на поднятые коленки книгу и, видимо, с головой ушел в мир бурь и приключений. Мне казалось, что этот мальчик похож на меня. По крайней мере, мы были друзьями...
Не всегда мне везло. Случалось, что я оставался совсем без книг: прежние прочитал и отдал, новых раздобыть не удалось. И вот однажды...
Вечер без книжки был унылым. Тем более что мама все не возвращалась. Людмила за что-то на меня ворчала, электричество не горело, а желтый свет керосиновой лампы делал комнату тесной и. печальной.
Дрова в печке, однако, горели. Я сидел у приоткрытой дверцы и почти сердито думал о писателях. Что они за люди? Откуда у них такая сила, что могут они заставить человека забыть про все на свете? Про то, что хочется есть, про уроки, про боль в распухших от холода пятках. Даже про то, что мамы все еще нет дома, а на улицах, говорят, хозяйничает по вечерам банда 'Черная кошка' (эти бандиты не только грабят, но еще страшно мяукают и царапают людей громадными железными когтями)...
'Как человек придумывает книгу, от которой не оторвешься?'-это была, кажется, первая четкая мысль в цепочке моих рассуждений.
А вторая:
'Наверно, писать такую книгу еще интереснее, чем читать...'
И третья:
'А если так, не попробовать ли самому?'
Я даже задержал дыхание-такой неожиданной и блестящей была идея.
Но почти сразу я спросил себя:
'Разве ты писатель?'
А может быть, это спросил не я, а тот мальчик с детиздатовского значка? Он вспомнился - будто поднял от книжки голову и взглянул внимательными темными глазами. Без насмешки, но недоверчиво.
Я немного смутился, но сказал:
'А что? Сперва никто не писатель, пока не написал книжку. А если написал, тогда уж... вот... Вдруг я когда-нибудь тоже?..'
'Ты же маленький'.
'Но я только попробую... маленькую... Ладно?'
Он улыбнулся и сказал мне:
'Ладно. Давай'.
Когда человеку семь лет, у него решительный характер. Я вскочил и сразу взялся за дело...
Обычно здесь я прерываю рассказ и спрашиваю ребят:
- Как по-вашему, что надо, чтобы написать книгу?
Нынешние школьники не лыком шиты! Аккуратная строгая девочка в белом переднике поднимает руку и говорит:
- Надо знать жизнь.
Мальчик с первой парты что-то шепчет соседу и потом сообщает:
- Надо заранее изучить материалы и составить план... Подробный.
Даже конопатый мальчишка - тот, что задал коварный вопрос о первой книге, - произносит с ужасно серьезным видом:
- Надо получше выучить русский язык. - Он хитро косится в сторону учительницы, а та одобрительно кивает.
Я вздыхаю.
- Правильно, - говорю я. - Вы молодцы. И мне сейчас неловко за себя. Потому что в тот далекий зимний вечер я не смотрел на дело так среьезно и глубоко. Мне казалось, что для работы над книгой нужны две вещи: бумага и карандаш. (Чернила не годились: они напоминали об уроках и гасили вдохновение.)
Карандаш у меня был. Даже карандаши. Цветные. Шесть штук в коробке с надписью 'Спартак'. Мама положила их под елку в новогоднюю ночь. Где мама взяла такую редкость, я так и не узнал. Она утверждала, что это подарок Деда Мороза. Но я на восьмом году жизни верил в Деда Мороза не больше, чем в то, что когда-нибудь стану отличником.
Я заново отточил кухонным ножом красный и черный карандаши. Красным я выведу название и первую заглавную букву - как в старинных книгах. А черным стану писать весь роман. Я сразу решил, что это будет роман - с морскими приключениями, пиратами и сокровищами.
Итак, у меня было ч е м писать. А н а ч е м?
С бумагой было туго. Чистые тетрадки выдавали нам в школе по строгому счету. Их не хватало. Часто приходилось писать на всяких случайных листках, на обороте старых документов, а задачки мы иногда решали даже на газетах.
Я подумал, что если газеты годятся для школьных занятий, то сойдут и здесь. Тем более что другого выхода не было.
Старые газеты мы припасали для растопки и хранили в углу за этажеркой. Я их вытащил оттуда под негодующие крики старшей сестрицы. Скобками из медной проволоки я сшил тетрадку размером в одну восьмую газетной страницы - так, чтобы писать поперек печатных строчек.
Потом встал коленями на стул, подвинул тетрадку к лампе, сердито оглянулся на Людмилу - чтобы не подглядывала - и вывел название: ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ.
С чего начинаются главные события во всех классических романах с морскими приключениями? Конечно, с бури. Вспомните 'Робинзона', 'Пятнадцатилетнего капитана', 'Гулливера'... Я не хотел отступать от правил. Я написал:
БУРЯ БЫЛА УЖАСТНАЯ...
Отчетливо помню большую красную букву Б в начале строки. И эту черную неровную строку с первыми словами моего 'романа' (она дерзко пересекла цепочки мелкого газетного шрифта). И разлапистое Т, совершенно ненужное в слове 'ужасная' (про это мне потом сказала мама).
Вторая строчка рассказывала, что 'волны были как десятиэтажный дом'.
В ту пору я ни разу не видел десятиэтажных домов. Самые большие здания в Тюмени тогда были высотой в четыре этажа. Но эта высота казалась мне совершенно недостаточной, чтобы изобразить гороподобные волны 'ужастной' бури.
'Ветер выл, как тысяча змеев горынычей, и дул сразу со всех сторон...'
Поразив будущих читателей картиной небывалого урагана, я приступил к изложению событий.
События заключались вот в чем.
Среди бушующих десятиэтажных волн беспомощно болталось судно с поломанными мачтами, изодранными парусами и разбитым рулем. Это была пиратская шхуна 'Черная макарона' (до сих пор горжусь так славно придуманным названием). Почти всю команду смыли ревущие гребни, и осталось там лишь три человека: матрос Боб Рыбка, боцман Пушкадёр и калитан Джон Кривая Нога. Они то плакали, то молились, то ругали бурю страшными 'пирацкими' словами. В трюме открылась течь, и надежды на спасение не было.
Однако я понимал, что, если пираты потонут, роман придется кончать в самом начале. И поскольку в своей книжке я был хозяин, то с помощью громадной волны швырнул несчастную 'Макарону' на скалы у небольшого острова.
Шхуна булькнула и пошла на дно, а пиратов море милостиво выбросило на берег.
Буря сразу выключилась, так как больше была не нужна. Небо очистилось. Море стало гладким. Засияло солнышко. Пираты пришли в себя на белом песчаном пляже...
Скоро Джон Кривая Нога, Пушкадёр и Боб Рыбка разобрались в обстановке. Они поняли, что судьба (то есть автор) забросила их на необитаемый остров. Сначала они крепко изругали судьбу (про автора им ничего не было известно), а потом сообразили, что дело не так уж плохо: лучше сидеть здесь, чем кормить рыб на дне океана.
- Ничего, - сказал капитан Джон. - Клянусь моей кривой ногой, мы еще поживем. Отдохнем здесь от приключений, а потом нас увидят с какого-нибудь корабля. Скажем, что мы (ха-ха-ха!) честные матросы с разбившегося судна, и нас отвезут на Большую землю. А там мы начнем все снова.
