А быка авось найдем. За такие-то бабки. У меня вот в прошлый раз джип угнали, и то нашли. А у моего двоюродного брата Толяна сперли пинчера, он дал объявление, тоже нашли. А что этот жрец не даст объявление в местных газе… — Ковалев осекся. По выражению лица Афанасьева он понял, что говорит не то.
Женя выразительно покрутил пальцем около виска, а потом, насторожившись и прислушавшись, спросил у Месу:
— А там что?
Он указал на группу зданий, из которых неслось явное мычание. В части этих зданий жила обслуга священного быка, щедро поимая вином ушлым Рахотепом. Но никто из них не мог допиться до такого состояния, чтобы из глотки вырывался густейший однообразный непрерывный басовый вой в до-диез. Женя в свое время жил в деревне, он никогда бы не спутал рев рогатого скота с голосом скота безрогого — в том случае пастуха Арсентьича, чудовищного алкоголика.
— Что там? — повторил он. — Что там, почтенный Месу?
— Воистину, — сказал тот с экстатическим видом и воздел руки к небу.
Из-за спины Жени вывернулся проворный Ару и пояснил:
— Месу говорит, что в тех зданиях живут могучие сыны священного быка, и он возносит им хвалу.
Рев усилился. Афанасьев уточнил:
— И сколько там сынов?
— Согласно иероглифической записи, что поднес главному жрецу верховный счетовод Хетепхерес, всех сынов священного быка насчитывается шестьдесят восемь.
— Вот это стадо! А что стоит выбрать из них нового этого… Аписа? — воскликнул Колян, теребя свой мобильный.
— Согласно традиции, — терпеливо сказал Ару, — у священного Аписа должно быть двадцать восемь тайных и явных признаков, как то: белое пятно особой формы на лбу, особая форма рогов, особая форма…
— А также количество, качество, окрас и размер, — закивал Афанасьев. — Все ясно. Значит, среди них нет ни одного быка, чтобы заменить прежнего Аписа, так, жрец?
— Да, — согласился Ару печально, а потом показательно вознес глаза к небу, в то время как Месу так и стоял, растопырив руки и расставив ноги. Он походил на русскую букву «Ж». — Но даже если бы священные признаки Аписа обнаружились у одного из его сынов, то прежде должен быть торжественно похоронен в некрополе прежний Апис.
Разговор продолжался в том же ключе еще около двух часов. За это время Ару, Месу, Женя и Колян Ковалев облазали весь храм, осмотрели все, что только можно; кроме того, они обшарили окрестности храма, Колян даже пытался обращаться к местным жителям с фразой на смешанном египетско-русском наречии:
«Слышь, братва, а здесь этот… типа… Апис не пробегал? У него особые приметы — пятно на лбу, ну и все такое!» Египтяне падали на колени при священном имени и на вопросы отвечать отказывались наотрез.
— Ты им еще фоторобот предложи составить, — возмутился Афанасьев. — Ну и вопросики у тебя… Это все равно как если бы у наших богомольных старушек спрашивал: «А тут типа этот, с бородой… Иисус не прохаживался? Особые приметы — крест и этот… типа… терновый веник… то есть венок».
Жрецы из храма Птаха уже выражали явное недоумение. Они хромали и тяжело опирались на свои дорожные посохи. Было очевидно, что египетское духовенство непривычно к таким променадам и вообще склонно мало ценить физкультуру и спорт. Сначала Ару жестами, мимикой, потом полунамеками выражал недоумение, почему это могущественные чужеземцы не обратятся к своим святым амулетам. Потом он сделал это прямым текстом. Наконец даже молчаливый Месу воздел свой жреческий посох и сказал:
— Прослышал я, что есть у вас амулеты особой силы. Быть может, они вернут нам священного быка? Обратитесь через амулеты к своим богам и…
Говоря это, Месу пытался тыкать пальцем то в мобильный телефон, то в CD-плеер на поясе Коляна Ковалева.
— Черт-те что… — на родном языке пробормотал Афанасьев. — Чем дальше, тем больше мне кажется, что золота нам не видать.
— Да не каркай… — буркнул Колян. — А что с этим… с пророком Моисеем будем делать? Может, отжать посохи у этих жрецов и подсунуть нашим благодетелям дионам под видом Моисеевой клюшки?
Афанасьев замотал головой.
Вечером того же дня в приделе храма с террасой и колоннами, изукрашенным иероглифами, Женя и Колян выпили. Более того, они крепко выпили. С горя. Мобильный телефон Ковалева разрядился, дисплей потух, и одним амулетом стало меньше. Впрочем, еще один «амулет» у них оставался, и его могущество все еще не вызывало сомнений у жрецов. Иначе они едва ли стали бы выставлять чужеземцам обильное угощение и выпивку. А привратник Рахотеп, славившийся в храме своей оборотистостью и предприимчивостью, даже обеспечил Коляна и Женю приятным обществом в лице двух египтянок. Обе были смуглы, вертлявы, стройны, с оттенком кожи, средним между золотисто- желтым и коричневато-бронзовым. Одна была пофигуристее, с теми формами, что любил Колян Ковалев. Потому он покровительственно обнял ее за талию. Особенно льстило ему то, что на девушке ничего не было, кроме белой накидки и сандалий. В жестких волосах торчала роза. Вторая, с разбегу начавшая клеиться к Афанасьеву, была не с такими формами, но помиловиднее на физиономию. Впрочем, она напомнила Жене усатых кавказских дам, которых он не особо жаловал. Впрочем, вино старины Рахотепа сглаживало такие тонкости. К восходу светлого бога Хонсу-Яха (в египетском просторечии — луны) все были довольно хороши. Оба выходца из северных земель уже начали подзабывать египетские слова.
— Сидим, как в сауне, — говорил Колян, — а ничего так. Кайфово. Правда, быка Обсера…
— Аписа.
— Так и не нашли, ну и черт бы с ним. Апис! Жалко у них нет культа козлов. А то бы мы сгоняли за
