том случае, если бы власть перешла в руки Советов рабочих и солдатских депутатов, а революционная демократия открыто и недвусмысленно обратилась бы с предложением мира ко всем воюющим странам.
Не дремали и меньшевики. Они также вели активную пропаганду, призывая солдат к боевым действиям.
Временное правительство бросило солдат в наступление в районе Крео. Оно началось ночной разведкой под сильным прикрытием артиллерийского огня. По вражеским позициям ударила наша артиллерия. Противник открыл ответный огонь. Первой пошла в атаку одна из дивизий 20-го армейского корпуса. Встреченная сильным артиллерийским и пулеметным огнем, пехота залегла. На помощь ей направили 2-ю дивизию и женский батальон.
Во второй половине дня мимо нашего аэродрома потянулись повозки с ранеными. Всем стало ясно, что наступление провалилось. 20-й корпус занял новый участок фронта Поставы - Воропаево, а наш авиаотряд из Вилейки перебазировался в Шарковщизну.
Год службы в армии, фронтовая обстановка, общение с революционно настроенными товарищами существенно изменили взгляды молодых крестьянских парней на жизнь. С каждым днем росла вера в силы народные, появлялось убеждение в правоте тех лозунгов, которые выдвигала Российская социал- демократическая рабочая партия (бальшевиков).
В большевистскую партию я, как и многие другие мои сверстники, пришел не вдруг, не сразу. Тяжело было нам, крестьянским парням, преодолеть предрассудки, внушенные в семье, школе, церкви. Мы учились у жизни, у людей. Подлинными наставниками солдат стали представители большевистской партии, ее посланцы в армии. Первым из них был большевик Иван Мухин. Познакомились мы с ним, казалось, совсем случайно.
Как-то в свободный час пошли в солдатскую лавку, которая находилась в деревне Белой. Продавец, мужчина средних лет, встретил нас широкой улыбкой:
- Проходите. Мухин я, из Иваново-Вознесенска. Слышали, может быть, о таком городе?
Бойкий и разговорчивый, он сразу расположил нас к себе. Продавец так расхваливал галеты, что мы не смогли отказаться и купили по пачке. Мухин подчеркнуто долго завертывал их. Потом получил деньги и, прощаясь, крикнул вдогонку:
- Понравятся - приходите!
Мы присели и развернули упаковку галет. Это были листовки. Тщательно разгладили и начали читать. В одной из них говорилось о предательской политике Временного правительства, другая призывала солдат к прекращению войны, в третьей были напечатаны призывы Ленина о переходе власти в руки Советов.
Походы в лавку под предлогом покупки галет, мыла, спичек все учащались. Мы шли к Мухину за свежими листовками, за разъяснением их содержания - за большевистской правдой.
Перед самым началом летнего наступления Иван Мухин исчез, и я встретил его только в 1928 году в Иваново-Вознесенске. Он был уже видным партийным работником. Только тогда я и узнал, что организациями Красного Креста на Западном фронте руководил Михаил Васильевич Фрунзе. Красный Крест ведал госпиталями, банями, солдатскими лавками. В них было много большевиков, которые вели революционную работу. А Михаил Васильевич умело направлял ее. В случае угрозы провала он быстро перебрасывал того или иного работника на другой участок фронта. И. А. Мухин имел партийную кличку 'Резвый'. Во избежание провала ему часто приходилось менять место работы.
В Шарковщизне, куда перебазировался 25-й авиаотряд, на радиостанцию прибыл новый электромеханик. Он коротко отрекомендовался:
- Сергей Березин.
Средних лет, морщинистый, с черными усами и гладко выбритой головой, Березин никак не был похож на фронтовика. У новичка почти не было личных вещей, кроме бритвы да книг. Судя по большим, узловатым и мозолистым рукам, можно было предполагать, что он из рабочих. Все свободное время электромеханик читал и писал.
Березин побыл у нас всего около месяца, но в моей жизни успел оставить глубокий след. Ясность мыслей, убежденность в правоте дела - вот что прежде всего я заметил в нем. Он умел располагать к себе людей и оказывать на них сильное влияние. Споры Березина с политическими противниками всегда привлекали много слушателей.
Неподалеку от аэродрома находилась помещичья усадьба. Мы познакомились с батраками и частенько заходили к ним по вечерам. Иногда сюда приходил и сын помещика - студент, считавший себя революционером.
Как-то летним вечером мы сидели на сложенных у дома бревнах. Здесь произошла встреча студента с Березиным. Сын помещика с яростью защищал политику Временного правительства. Он утверждал, что надо продолжать войну до победного конца, что перед лицом общего врага должны быть позабыты классовые распри, а решение земельного вопроса должно быть отложено.
Студент говорил красиво, аргументировал свои мысли четко. Кое-кому даже показалось, что он прав. Но вот выступил Березин:
- Вы, молодой человек, в окопах были? Ах, не были. Вот и пойдите, хотя бы во время каникул, месяца на два. Потом, я уверен, будете кричать вместе с нами: 'Долой войну!' Вы учитесь в Питере на деньги, которые добыты потом вот этих батраков. Но они больше не потерпят вопиющей несправедливости. Земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает!
Березин умел просто и ясно ответить на любой вопрос. Нас восхищало мастерство его задушевных бесед с людьми. Солдаты радиостанции видели в нем пример для подражания, сами старались действовать так, как электромеханик.
Летом 1917 года в стране проходило много различных выборов. Фронтовики выбирали делегатов на съезд Советов, депутатов в Учредительное собрание. За какой список голосовать - большевистский, меньшевистский, эсеровский?.. Вот тут-то и пригодились беседы Березина. Мы стали ясно понимать, что наш путь вместе с партией большевиков, защищающей подлинные интересы народа. Отдавая свои голоса за большевистский список, мы знали, что голосуем за прекращение войны, за передачу земли крестьянам, фабрик и заводов - рабочим, за счастье трудового народа. Лишь незначительное меньшинство проголосовало за эсеров.
Электромеханик организовал в отряде политический кружок, главным образом из мотористов, связистов и других технически грамотных солдат. Группа друзей Березина стала впоследствии ядром партийной организации отряда.
В июле Временное правительство перешло к крутым мерам. Стремясь подавить революционное движение, всякое противодействие своей политике, оно приняло антидемократические законы. На фронте начали активно действовать военно-полевые суды, была введена смертная казнь.
Сергей Березин исчез так же неожиданно, как и появился. Даже своим товарищам - П. М. Крылову и мне - он ничего не сказал на прощание. Оставшись без вожака, мы на свой риск и страх решили продолжать дело, начатое им. Связались с единомышленниками и стали вновь собираться для обсуждения насущных вопросов. В беседах с солдатами мы пропагандировали большевистские требования о мире, о земле. Ряды наших сторонников росли.
Так, еще не являясь формально членами большевистской партии, Крылов и я душой и сердцем были вместе с нею. Правда, хорошей идейной закалки, опыта революционной работы у меня, как и у других моих товарищей, в то время еще не было. Мы допускали различные ошибки, не соблюдали конспирацию. Это привело к тому, что осенью 1917 года меня и Крылова арестовали. Тщедушный человек с птичьим лицом, в пенсне и с погонами военного чиновника начал расспрашивать о Березине, о наших связях с большевиками. Мы категорически отрицали эти связи.
Через день нас отправили к прокурору корпуса в Воропаево. Прокурор посмотрел на нас и, кажется, больше для формы задал несколько вопросов:
- Большевики? Воевать не желаете? Землю у помещиков отбирать собираетесь? Кто вас этому научил?
Мы молчали.
Прокурор приказал отправить нас под конвоем трех солдат в Полоцк. В пути охрана куда-то исчезла, и мы решили поехать в Петроград. Там от рабочих узнали, что близится революция.
- Наше место в отряде, - сказал Крылов.
Я согласился с ним, и мы вернулись в Шарковщизну.
Солдаты с радостью встретили нас. А начальству мы доложили, что армейский прокурор в Полоцке разобрался и приказал возвратиться в часть. Только самым близким друзьям рассказали о поездке в Питер, о революционном подъеме, царящем в городе.
Вновь возобновились занятия членов нашего кружка. В него входили летчик Дорошенко, мотористы Солопов и Радченко, шофер Глебовский и другие. Было решено создать в отряде группу сочувствующих большевикам. Как-то вечером собрались в землянке и при тусклом свете коптилки провели организационное заседание. Председателем выбрали Г. А. Глебовского, а меня - секретарем.
Поздней осенью в отряд дошли вести о совершившейся в Питере революции, о том, что к власти пришли большевики. Ленинские декреты о земле, о мире подняли авторитет рабоче-крестьянского правительства в глазах солдат на небывалую высоту.
Руководство жизнью и деятельностью отряда взял на себя солдатский комитет, председателем которого стал Глебовский. Командиром отряда избрали Кадина. На отрядном митинге было принято решение во всем поддерживать народную власть и беспрекословно выполнять решения рабоче-крестьянского правительства.
Царская армия на наших глазах развалилась. Солдаты тысячами садились в теплушки и ехали в тыл, на восток. Из 25-го отряда ушли реакционно настроенные офицеры и некоторые рядовые, сбитые ими с толку. Но здоровое ядро сохранилось. Люди понимали, что надо сберечь авиацию для молодой Советской республики. Они делали все, чтобы самолеты, техническое имущество, радиоаппаратура не попали в руки врагов.
Вскоре в наш авиационный отряд пришла телеграмма
