Львиный престол

океана.

На основании изложенного предлагаю моему королю немедленно начать сбор войска и вербовку наемников в Коринфии, Заморе и Закатном Туране, а также сообщить монархам стран, имеющих договоры с Офиром, о надвигающейся войне.

Посольство Вашего величества нынешним же днем потребовало у канцлера Публио, герцога Форсезы, свои верительные грамоты и намеревается в ближайшее время покинуть Тарантию и отправиться к ближайшей границе. Советую Вашему величеству немедленно объявить аквилонскому послу в Ианте о разрыве отношений между Аквилонией и Офиром из-за угрожающих и недоброжелательных по отношению к нам действий Трона Льва.

С глубочайшим почтение и всеподданнейшей преданностью — граф Ливодион, посол Вашего величества.»

Письмо было перехвачено тайной службой Аквилонии у гонца при попытке вывести пакет через границу королевства в Офир.

Глава седьмая РИНГА, ВТОРОЙ РАССКАЗ

Тарантия, столица Аквилонии, королевский дворец.

11 день первой зимней луны 1288 г., от полудня до полуночи.

«…Прибывший в Аквилонию с тайной миссией конфидент немедийского Трона Дракона оказался в весьма затруднительном положении. С одной стороны, его прямой обязанностью была защита правителя от действий возможных злоумышленников, с другой — интуиция подсказывала этому человеку, что за обликом короля скрывается нечто зловещее, не человек, но существо иного происхождения. Конечно, в странах Заката хватало представителей разумных рас, изначально не являющихся людьми, но ни один из таковых не мог бы сыграть роль короля. Не ощущалось в этом существе и присутствия враждебной магии или влияния потусторонних сил.

Поскольку конфидент изначально являлся подданным соперничающего государства, никто из жителей Аквилонии бы не поверил бы его словам. Тогда конфидент решил пойти по опасному, но все же могущему принести какую-то определенность, пути — обратился к самому заинтересованному из свидетелей, герцогу Просперо из Пуантена, и заключил с ним соглашение: если конфиденту удастся убедительно доказать нечеловеческое происхождение личности, занимающей ныне Трон Льва, второе лицо в королевстве обещает ему свое всемерное содействие и поддержку…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Kак выяснилось из всех птиц я больше всего не люблю попугаев. А из людей — соглядатаев. Была б моя воля, я бы этим птичкам хвосты повыдергивала и головы пооткручивала. Что бы сделала с соглядатаями — не знаю. Но ничего хорошего их точно не ждало.

Два попугая скрежещущими голосами орали у меня над головой. Решали свои дурацкие птичьи вопросы. Я тихо шипела сквозь зубы и пыталась продемонстрировать хваленую железную выдержку. Ничего не получалось. Какая уж тут выдержка, когда я совершенно не представляю, во что угодила! Такое чувство, что я старательно смастерила замечательную ловушку, а потом сама залезла в нее и дверцу захлопнула. Да еще и попросила снаружи на замок закрыть. Старею, что ли? Или глупею на глазах? Или мне просто страшно?

Всегдашняя трудность лазутчика — в какой-то миг хочется, чтобы кто-то оказался рядом. Кто-то, на кого можно положиться или с кем можно просто посоветоваться. А я осталась одна посреди огромного города и переполненного чужими людьми замка.

Все чаще ловлю себя на сильнейшем желании заорать: «Помогите!» Помочь мне совершенно некому. Втягивать в мои дела Эви бессмысленно (скорее всего, графиня мне не поверит), от Энунда никакого толку, кроме сочувствия (спасибо и на этом!), а Просперо уехал два дня назад. Собственно, после его отъезда я вздохнула спокойнее — теперь мне не надо будет беспокоиться еще и за него. Кажется, Леопарда в своей правоте я убедила, да что с того? Много ли он сможет сделать в одиночку?

Попугаи разорались так, что у меня в голове зазвенело. Я встала и решительно замахнулась в их сторону раскрытой книгой:

— Вон отсюда!

Подействовало. Белые пташки с желтыми хохолками упорхнули — поискать местечка поспокойнее. Околачивавшиеся поблизости «садовники» и «смотрители за животными» покосились в мою сторону с крайне растерянным выражением. Мне очень хотелось показать им язык или скорчить гримасу. Пускай доложат, что графиня Эрде окончательно сошла с ума. Чует мое сердце, что недолго мне осталось до приятного состояния умопомрачения. Тогда меня точно ничего не будет волновать — ни Аквилония, ни тем более король этой многострадальной страны с его загадками. Буду сидеть спокойно и выть на луну. Или объявлю тарантийский дворец своими личными охотничьими угодьями — кто не спрятался, я не виновата!

Мда-а. И не стыдно тебе, Ищейка? Влипали мы в переделки и посерьезнее нынешней. И вообще, если разобраться — чего вдруг я ударилась в панику? Никто же не врывается ко мне посреди ночи и не тащит в Железную башню. Никто не подсыпает мне яду и утром я не нахожу в своих комнатах угрожающих писем. Наоборот, все окружающие (включая короля) до отвращения любезны, недавняя выходка на вечеринке благополучно сошла мне с рук, и вроде бы совершенно не о чем беспокоиться. Наслаждайся жизнью и приятным обществом. Каковое ты, к сожалению, не имеешь возможности покинуть по своему желанию.

Я раздраженно перевернула очередную страницу лежавшей у меня на коленях книги. Этот толстенный фолиант я позаимствовала сегодня утром в дворцовой библиотеке, выбрав самое, на мой взгляд, заумное название. Я не ошиблась — в сем мудреном тексте я едва понимала одно предложение из пяти. Зато присматривавшим за мной стражникам из тайной службы придется поломать головы, пытаясь догадаться — с какой целью графине Эрде понадобилось изучать трактат об экспликации, то бишь перемещении в пространстве, небесных тел? Нет кроется ли в том какого коварного умысла или намека?

Попугаи улетели. Стало гораздо тише. Где-то неподалеку успокаивающе журчали струи маленького искусственного водопада. Я тоже постаралась угомониться. Какой позор — едва не выйти из себя из-за каких-то дурацких птичек! Вот тебе и «гордость Вертрауэна», «образец для подражания» и «лучшая из лучших».

Причина моей злости крылась по большей части в том, что я оказалась лишена возможности действовать. Такого со мной никогда не случалось и я, честно говоря, растерялась. Казалось, меня посадили в золоченую клетку и теперь заботливо интересуются, удобно ли мне там и не нужно ли чего. А мне необходимо лишь одно — вырваться на свободу.

Но я боюсь. Не за себя, я-то в любой ситуации наверняка выкручусь. Пугает иное: как бы за мою попытку выбраться из замка не пришлось отвечать кое-кому другому. Или мое бегство не оказалось бы заранее предусмотренным ходом в опасной игре, которую я пытаюсь вести. Разумеется, любая игра — вещь двусторонняя, и мой противник немедля сделает свой ход. Поскольку у меня нет ни малейших соображений по поводу того, какими могут оказаться его действия, я предпочитаю не рисковать.

Хотя вот уже несколько дней, с той самой печальной памяти вечеринки, меня не оставляет предчувствие надвигающейся опасности. Вернее, не опасности, а ощущения, что скоро все переменится. Настолько серьезно, что и представить страшно.

Может, в пророчицы податься? Или в предсказательницы будущего? Хотя нет, это очень неприятное и опасное ремесло. Достанется и в том случае, если предсказание сбудется (особенно, если это было дурное предсказание), и, конечно, если произойдет ошибка. А каково видеть, как начнут сбываться твои самое черные пророчества? Лучше уж я останусь в лазутчиках. Безопаснее.

Насколько я могу судить, при ожидаемом от меня смирном поведении мне и в действительности ничего не угрожает. Да только все дело в том, что я по природе своей не могу вести себя смирно. Если уж я вижу препятствие, я должна его обойти со всех сторон, осмотреть и даже обнюхать, чтобы решить, как бы мне его уничтожить. А тут и препятствия нет. Вообще ничего нет, кроме слов Энунда и моего твердого убеждения, что в Тарантийском замке далеко не все в порядке. Да еще того незамысловатого обстоятельства, что меня держат здесь то ли почетной пленницей, то ли самой настоящей заложницей. Залогом чего же я являюсь? Кто, находящийся за пределами дворца и наверняка осведомленный о моем пребывании здесь, должен трижды подумать, прежде чем начинать действовать? И по чьему приказу меня