— Э-э… — выдавил из себя библиотекарь, а Эйвинд встал и по своему обыкновению поклонился. — А- а… Здравствуй, Мораддин. Приветствую тебя, господин Бриан… С чем пожаловали?
Я скроил наивозможно ехидную физиономию, куртуазно раскланялся, уже понимая, в чем дело, и без обиняков заявил:
— Рад приветствовать Гая Петрониуса. Новый трактат о похождениях Конана сочиняем? А если я донесу королю, то что будет?
Хальк понял, что проиграл и его величайший секрет раскрыт. Он напустил на лицо угрюмство, исподлобья глянул на меня и ответил:
— Плохо будет. Не видать мне больше должности летописца. Мало того, что из дворца выгонят, так еще и по морде надают… Мораддин, ради Митры, молчи! Ты же хороший человек, и сочинения Петрониуса тебе вроде бы нравились…
— А в чем дело-то? — Майлдаф посмотрел на меня зелеными непонимающими глазами. — Какой такой Петрониус?
Я мог бы объяснить это горцу, да не особо хотел. Просто я не разболтаю Конану подноготную этой мистификации, а простодушный Бриан, даже если и пообещает молчать, рано или поздно ляпнет.
Я уже много раз упоминал, что Гай Петрониус, писания которого стояли наравне с повестями Стефана, Короля Историй, по общепринятому мнению, был пожилым тарантийцем, у которого на старости лет прорезался дар сочинителя. Списки рукописей Петрониуса доходили до Немедии и даже до Турана, там многократно копировались, и дети благородных семей, а также вполне взрослые и солидные дворяне, а с ними и купцы, и простые обыватели с увлечением зачитывались волшебными сказками аквилонца. Причем последние два года (я так полагаю, со времени, когда Конан появился в Аквилонии и при дворе Нумедидеса) Петрониус сочинял не слишком истинные истории о прежних похождениях варвара и даже меня самого. Полагаю, Хальк в последнее время наслушался от варвара рассказов о его приключениях и представлял их в собственном изложении. А чтобы на него не пало и тени подозрения, подписывал рукописи именем «Гай Петрониус»…
Конан, между прочим, был изрядно зол на этого сочинителя, придумывавшего про него насквозь неправдоподобные байки, и, если бы узнал, что указанный литератор живет у него во дворце и ест его хлеб, выставил бы Халька без зазрения. Именно поэтому я сейчас чинно раскланялся с библиотекарем, незаметно подмигнул ему, давая понять, что начинается новая игра, и, повернувшись к Майлдафу, сказал:
— Бриан, они просто читают истории одного сочинителя по имени Петрониус. В Тарантии принято читать вслух многоразличные летописи и манускрипты.
— Понятно, — кивнул горец. — Вот и хорошо. Я господину Хальку могу прочитать целый сонм темрийских баллад, которые он может записать если нужно.
Юсдаль просиял. Он уяснил, что я не собираюсь выдавать его тайну королю, Майлдаф, мало знакомый с жизнью столицы, ничего не понял, а Эйвинд, в последнее время ставший едва ли не доверенным лицом ученого книжника, и подавно промолчит.
Я уже совсем было собирался попрощаться и пойти отдыхать, оставив Эйвинда, Халька и Бриана наедине, как вдруг послышались несколько ударов кулаком в дверь и в проеме возник незнакомый мне гвардеец в форме Черных Драконов.
— Господин граф, — военный кивнул мне так, словно мы знали друг друга много лет, и сразу же перевел взгляд на Халька: — Барон Юсдаль, месьор Эйвинд, Его величество просит вас немедленно спуститься к Малой приемной. Прибыл гонец из Гандерланда. Странные новости, господа…
— Опять, — шумно выдохнул Хальк, однако мигом поднялся и потянул за рукав асира. — Эйв, пошли. Мораддин, Бриан, вы идете?
— Граф Эрде также приглашен, — невозмутимо заметил гвардеец.
Мы выбрались в коридор и быстро зашагали к лестнице. Я пытался сообразить, что же такого еще могло случиться? Если бы новость касалась только внутренних дел королевства, относящихся лишь к ведомству государственных властей, никто не стал бы звать библиотекаря, да и меня тоже. Однако на сей раз приглашение исходило лично от короля и за нами был послан не обычный лакей, а подчиняющийся Паллантиду лейтенант.
Хальк, а за ним и все мы, резво сбежали по лестнице, миновали коридор дворцовой канцелярии и всей гурьбой вломились в Малую королевскую приемную, где Конан обычно встречался один на один с посланниками других государств или гонцами.
За столом сидели трое. Ринга, герцог Просперо и, конечно же, сам Конан. Вид у короля был озадаченный. Посреди комнаты стоял человек, обликом и одеждой смахивавший на младшего сына захолустного гандерландского барона — волосы светлые и длинные, покрытое пылью лицо, дорожная кожаная куртка и заляпанные глиной сапоги. Однако на груди красовался гербовый знак с вепрем. Конечно же, символ баронства Линген — не зря я так долго сидел над геральдическими уложениями Аквилонии!
— Антилий? — изумился Хальк, едва завидев прибывшего во дворце молодого человека и сразу же повернулся к мрачноватому Конану: — Государь, это же племянник барона Омсы из Лингена! Помнишь, того самого дворянина, который привез Энунда в столицу?
— Знаю, — отмахнулся король. Неожиданно поднял голову грифон, лежавший у ног Конана. — Выслушай, что он скажет. Мне это не нравится. Антилий, повтори свое известие.
Гандер оглянулся на Халька, дружески кивнул ему и четко, с расстановкой произнес:
— Господин барон, мой дядя, Омса из Лингена, просил сообщить королю Аквилонии и его придворным, что три дня назад волшебная стена вокруг Ямурлака полностью восстановилась. Ни один человек теперь не может проникнуть в пределы Забытых земель…
Грифон встал, широко расставив свои мощные лапы, и злобно зашипел, взъерошив перья на округлом затылке.
— И что теперь делать? — Конан обвел меня, Халька, Просперо и Рингу сумрачным взглядом. Майлдаф стоял за моей спиной не шевелясь и ничего пока не понимая. Ответ дал Энунд, которого вовсе не спрашивали:
— Осталось одно — ждать. Ждать, когда он снова воспрянет.
Энунд уселся на пол, почесал шею задней лапой и добавил своим металлическим голоском:
— Он вернулся в Ямурлак, это ясно как день. Однако не беспокойтесь — на вашем веку он не вернется. А может быть останется там навсегда…
ИТОГ
Последний лист «Синей или Незаконной Хроники» аквилонского королевства
Записано в 17 день третьей весенней луны, 1289 год
Hевольно начинаешь жалеть самого себя, вспоминать об уйме потерянного времени, множестве затраченных сил и невероятном количестве дорогих зингарских чернил, приготовляемых из краски, выбрасываемой осьминогами или каракатицами. Гляжу я на эту непомерно разбухшую тетрадь, переплетенную в крашеную синим свиную кожу, и диву даюсь — неужели я сам написал доподлинную хронику первого года царствования короля Конана? Есть еще другой неразрешимый вопрос — для чего я это сделал?
В летописях главных храмов Митры или «Генеральной хронике», которую ведет специально назначенный канцлером многоученый старикан из преподавателей Обители, минувшее время описано столь же подробно. Однако если интересующийся читатель раскроет эти фолианты, он не увидит там ничего особо занимательного. События во дворце, описания визитов к королю иноземных посланников, записи о возведении новых зданий или памятников… Про подземный огонь, путешествие Конана в Пограничье или Мятеж Четырех в сих трактатах тоже, несомненно, рассказывается. В двух-трех фразах. Мол, появилась напасть в виде зеленого пламени, да провидением Митры сгинула. Разумеется, Его королевское величество, государь Конан Канах ездил в Пограничное королевство и имел там встречу с государем Эрхардом… А заговорщики погибли все до одного, «пав в гордыне своей». Несколько сухих слов и ничего больше. Зато описания торжественных приемов или «королевских праздников» даны подробнейшие. Кто из дворян и купцов был приглашен, каковы были наряды, когда объявили помолвку меж Лавинией Форсеза, племянницей Публио и младшим сыном герцога Пуатье… Читая эти, с позволения сказать, «летописи», невольно начинаешь зевать и думать, что лет через двести человек, взявший в руки подобную рукопись, наверняка решит: «О боги, как тихо и благочинно жили люди во времена короля Конана!»
