побольше о замечательном подгорном народе, именуемом гномами, каковые, как известно всем, отличаются гостеприимством, щедростью, добродушием и миролюбием. Столь грубая лесть начала оказывать действие на Двалина почти сразу. Глазки старейшины, оказавшегося, кстати, ростом мне почти по плечо, умаслились, уши раскраснелись, а правая ладонь величественно легла на навершие изумительно красивого, покрытого узорами и цветными камнями топора. Мораддин, как я заметил, тихонько ухмылялся в бороду, выслушивая Хальковы излияния.
Неожиданно я ощутил сильный тычок под ребра, а повернувшись, увидел сероглазую физиономию племянничка Строри.
– Выпьешь со мной? – гном, не дожидаясь ответа, плеснул мне в показавшую дно кружку темного пенистого эля. – Тебя как зовут? Если нельзя называть родовое имя, скажи хоть прозвище.
– Обычно люди называют меня Велланом, сыном Арта, – заметив взгляд Строри, я кивнул в сторону погрузившегося в изучение содержимого кружки варвара и добавил: – А вон того здоровяка мы всегда зовем Конаном из клана Канах.
– А я Мораддин, сын Гроина, – встрял граф Эрде, сидевший напротив. Видно, ему надоело слушать Халька, продолжавшего обихаживать старейшину.
– Приветствую, родич, – чинно кивнул Строри, мигом уяснивший, кто таков Мораддин. – Не ты ли единственный сын кузнеца Гроина, ушедшего из рода и живущего под горой Серебряного Снега?
– Нет, – твердо сказал Мораддин. – Мой отец происходит из Кезанкийского клана, а его отца звали Фарином Секирой…
– А, знаю! – просиял Строри. – Это та самая семья, что потеряла лет сорок или пятьдесят назад сокровище Нейглам, и была проклята богами? Хвала Длиннобородому Предку, Гроин отыскал чудесный кувшин. Сейчас это богатая семья, уважаемая и многочисленная…
– Положим, Нейглам вовсе не Гроин отыскал, – заметил слушавший нас Конан. – А кое-кто другой.[3]
…Почти до полуночи мы занимались тем, что ели, пили и болтали с гномами. А заодно наблюдали за происходящим вокруг. К великому неудовольствию подданных старейшины Двалина, наши гвардейцы провели спешную мобилизацию всех находившихся в зале девиц матушки Бютт – последние предпочли людей бородатым карликам, хотя те предлагали за услуги несравненно больше. Позже случилось так, что четверо гномов, что-то не поделив, передрались, перевернули стол, разломали пару скамей и разбили несколько кувшинов. Только вмешательство Двалина остановило забияк и они, повинуясь слову старейшины, убрались из трактира прочь. К ночи заглянули оборотни – Кетиль с двумя младшими братьями – передохнуть после стражи до выпить пива. Словом, обычный вечер в обычной таверне. Только среди гномов не протолкнуться.
Строри рассказал мне, Мораддину и Конану много интересного. Говорил он долго, иногда отвлекаясь для того, чтобы опрокинуть еще кружечку эля и сжевать ломоть баранины. Вначале мы услышали донельзя знакомую историю о появлении зеленого огня в подземельях, а затем более интересные сведения о том, что творилось возле пика Бушующих Ветров в последние дни.
– Честно вам скажу, – ворчал Строри. – Прежде такого не бывало. Пускай и говорят разные мудрецы, что наши, что людские – будто досталось от древних времен наследство непотребное. Как с таким наследством расправляться? Сам бы знал – ответил.
Я понял, что гном сейчас отвлечется и начнет долго и занудно сетовать на несчастную судьбу своего племени и поэтому спросил прямо:
– Так что видели-то? Зачем туда чудовища собрались?
– Копают, – буркнул гном. – Руками копают или инструментами, из наших подземелий украденными. Выкапывают некий предмет огромности невероятной. Я вот что мыслю – если какой гиборийский колдун вознамерился упавшую с неба скалу вырыть, то проще было к нам обратится, чем из людей чудовищ страховидных делать. Гномы все сделали бы раза в три быстрее, благо привычны. И понимаем мы в рудном деле…
– Помолчи, – неожиданно прервал племянника Двалин, увлеченно обсуждавший с Хальком достоинства и недостатки жизни на поверхности земли. – Где это видано, чтобы гном человечьему колдуну или какой нежити в услужение шел?
– Да я так просто, – вздохнул Строри. – Все равно ничего не вернешь.
– Копают, значит, – в задумчивости пожевал губами Конан. – Интересно… А видел ее кто, штуковину эту?
– Большая она, – повторил гном. – Очень большая – и по людским, и по гномьим меркам. Гладкая, вытянутая. Поверхность черная с насеченными рунами в рост человека каждая. Туда, за облачную стену, Балин, сын Ниди, и Трайн, сын Фреки, ходили. Все видели, только близко подобраться не сумели.
– А как они вообще туда попали? – поднял в недоумении бровь Конан. – Я слышал, будто люди не могут миновать стены из тумана…
«Стена из тумана, – почему-то эти слова Конана зацепили меня. – Что-то очень знакомое. Кажется, совсем недавно мы видели такую стену…»
– Так то – люди, – отозвался Строри. Между прочим, гном уже изрядно окосел, но продолжал подливать себе пива. – Люди не могут, а гномы могут. У нас свое умение. По подземным ходам добраться можно – некоторые галереи не завалило.
– Понятно… – протянул киммериец и я углядел, как он бросил многозначительный взгляд на Мораддина. Не удивлюсь, если Конан надумает лично заглянуть к подножию пика Бушующих Ветров и посмотреть, во что превратились его подданные.
Строри много другого рассказал. Вот уже почти три луны Пограничье жило в страхе. Поначалу зеленый огонь ночами появлялся, затем, не разбирая дорог, пришли с полудня и полуденного заката стада чудовищ (хорошо хоть, на людей не нападали да деревни не грабили, а просто шли себе мимо). Последние седмицы под горами что-то гремит, земля изредка трясется, над Граскаалем зеленое зарево по ночам появляется. Неспокойно.
Гномы, лютой смерти избежав да на поверхность изникнув, вокруг Вольфгарда поселились. Эрхард деревья им рубить разрешил, чтобы дома строить. Дома хорошие получаются, теплые. Король надеется, что когда напасть сгинет, гномы все постройки людям оставят. Только не сгинет она никогда…
Строри картинно утер здоровенную слезу, появившуюся в уголке глаза и закончил свою печальную повесть вполне банально:
– Давайте еще выпьем? Могу угостить, да не пивом, а нашим, гномьим.
Знаю я, чем Строри попотчевать нас собрался. Отрава жуткая. Гномы это пойло «водкой» зовут. Специально зерно с дрожжами у людей покупают, потом перегоняют как-то, настаивают на травах или пахучем пещерном мхе. Однажды послы государя Дьюрина Эрхарду целый бочонок этого зелья подарили. Пить можно, только если разбавить водой или развести сладким квасом.
Строри нырнул под стол и с кряхтеньем вытащил небольшой пузатый жбан, залитый смолой и воском. Вышиб пробку, понюхал, сморщился. Ядреная, видать, водка.
– Наливай, – махнул рукой Двалин и подозвал еще двоих гномов, скучавших за соседним столом. – Судри, Фрар, идите к нам.
Гномы, раскланявшись с Конаном (по трактиру уже прошел слушок, что явился не кто-нибудь, а знаменитый киммериец, пристукнувший четыре года назад Бешеного Вожака), уселись на лавку и, не поморщившись, выпили. Когда Хальк, принявший от Двалина угощение, опрокинул в рот первую стопку, стол оказался забрызган – изнеженный господин библиотекарь под громкий хохот карликов и Конана некуртуазно выплюнул часть напитка обратно. А потом, отдышавшись, заорал:
– Отравили! Помру сейчас!
Конан налил остальным еще по порции и демонстративно выпил свою долю.
– Гадость, конечно, ужасная, – заключил он многозначительно. – Но как тепло внутри становится… Почтенный Двалин, давай споем. Я много всяких песен знаю…
– Я тоже, – встрял Хальк. – Конан, может быть, помнишь горские песни? Киммерийские например, или темрийские? В Темре хорошие баллады слагают…
– Темра? – заинтересовался я. Название было незнакомым, но звучало красиво. – А это где?
– Между Гандерландом и изгибом Немедийских гор, на полуночном восходе, – пояснил Конан. – Самая
