КОМАНДИРОВКА

блюдо это курица с рисом. Напоминает плов, но не плов – рис с юшкой, а кушают такое «зачерпывая» его кусочками хлеба-лепешки, похожей на кавказский чурек или армянский лаваш. Затем отварная говядина и прессованый сушеный творог из верблюжьего молока. Он похож на татарский курт, но не такой острый и намного мягче. Затем тушеная баранина с травами. Затем затар – мука из какой-то зеленой травы (не долбит, но бодрит похлеще кофе!), в которую насыпают жаренных сезамовых семечек и добавляют оливкового масла. Эту кашицу, кисловатую на вкус, жрут той же лепешкой. Ну а потом сладости. Разные и много, большинство чересчур приторные. Под конец вяленные финики. Ну и в заключение, конечно чай. Но перед чаем кофе. Похоже, что кувейтцы пьют крепчайший кофе в мире – кофеин на дёгте. Правда пьется такое из крохотных серебряных стаканчиков, а не чашек. Вообще у арабов в культуре чувствуется отсутствие алкоголя – он замещен возбуждающими напитками. Загадкой остается, как эта нация не страдает массовой бессонницей, гипертонией и перебоями сердечного ритма.

Посидели минут сорок, наелись до отвала, пора назад. Жена Муфлиха, до селе традиционно скрывавшая лицо и лишь изредка мелькавшая перед гостями, вышла из своей половины без лицевого покрывала. Худая и какая-то не по-арабски бледная, она чем-то напоминала православную монахиню в своем черном одеянии. Ее хиджаб (головной убор) траурной рамкой окружал длинный овал лица и подчеркивал нездоровую белизну, вызванную скорее всего какой-то хронической анемией (малокровием). Она эмоционально разрыдалась, что-то громко причитая по- арабски, истерично замахала руками. Сцена прощания была несколько средневековая, но чувствовалось, что женщина плачет вполне искренне. У мужа тоже глаза на мокром месте, тот быстро схватил свои пожитки и пулей вылетел во двор. Видать решил скрыть национальный признак эмоциональной лабильности от сконфузившихся иностранных гостей (у самих арабов вопли-плач по любому поводу дело вполне социально приемлемое).

Муфлих оказался настоящим потомком пустынных кочевников: надо отдать должное его аскетизму – с собой он взял совсем небольшую сумку, где было только самое необходимое. Такое чувство, что мужик собрался не на месяцы в другую страну, а так, на одну ночь к знакомым. Шрек одобрительно глянул на его багаж, видимо вспоминая Ванькины баулы. Офицер взял сумку Муфлиха и виновато опустил глаза – по инструкции надлежало сделать полный досмотр вещей. Щадя чувства домашних, эту обязательную процедуру решили провести в машине, подальше от их глаз.

Когда добрались в часть, то городок было не узнать. За три часа он исчез, и на его месте стояли лишь колоны навьюченной по-походному техники. При том, что кое-какое боевое охранение имелось, все же общий вид был относительно мирный («Брэдлей» мало, а автоматические гранатометы и пулеметы не особо заметны на фоне тягачей, наливников, грузовиков, контейнеров и тюков. Исчезли даже туалеты, а у оставшихся образовались прыгающие очереди страждущих. Исчезли и бетонные заграждения – вместо линий и лабиринтов сейчас они являли собой подобие древних вавилонских зиккуратов, этакие грубые ступенчатые пирамиды из щербатых разномастных плит. У этих монументов торопливо сновали механические рабы – рогатые погрузчики, жирафоподобные краны и другая подручная техника. Остатки «пустынных авеню» и «песочных стрит» выдавали только оставшиеся кое-где флажки и грунтовые улицы- дороги с пыльными натоптанными «тротуарами» между рядками-квадратиками когда-то стоявших палаток. Сержанты растянули личный состав в длинную цепь, вооружили их полиэтиленовыми кульками, и те неспешно брели по территории, прочесывая ее от бумажек и иного оставшегося мусора. Небольшие кульки заполнялись быстро, и солдаты по цепочке передавали их. В результате на фоне синего неба и желтого азиатского горизонта выросла куча. Пластик был слегка желтоватый, цвета «слоновой кости», на мешках имелись черные круги, а под ними чисто белые надписи. Когда собрали весь мусор, то зрелище этой кучи стало здорово напоминать грозную картину Верещагина «Апофеоз Войны» – куча черепов в пустыне. Когда- то грозный Тимур складывал пирамиды из голов поверженных врагов. Американский военнослужащий в своей массе о Тимуре не знал и полотен Верещагина не видел. Оно и понятно – если смотреть из Америки, то до Третьяковки ровно полземли, а вся мировая история у нашего среднего обывателя обычно событиями не изобилует: были обезьяны (или по выбору Адам и Ева), потом египтяне, потом Колумб, Моника Левински и Президент Клинтон. Сейчас вот Буш-младший и война. Вскоре на верхушку мусорной кучи уселась пара здоровых ворон. Сходство с Верещагинскими черепами оказалось полным, и Айван бросил шутку: «Шрек, дай бинокль, от пыли не разберу, что там у вас наложено, похоже куча черепов». Ближайшие солдаты захихикали, тыкая пальцами в кучу, и по цепочке полетела шутка, как «сивик» лопухнулся, посчитав лагерный гарбич (мусор) за человеческие останки. Хотя каждый отмечал, что издалека очень похоже – черные глазницы и белые зубы на круглых мешках-черепах зловеще улыбались уходящим воевать солдатам, словно провожая их в неизвествное своим гротескно-мусорным оскалом.

Глава 15

На фоне всеобщей суматохи Ванька поймал себя на мысли, что ему абсолютно нечем заняться. Муфлих напротив, вроде был рад такой ситуации – он залез на заднее сидение и задремал, совершенно отстранившись от внешнего мира. Ваня какое-то время ходил хвостом за Шреком, пока тот не отослал его к своему «Хамви». Перед построением в походную колону у Шрека оказалось дел невпроворот. Точнее не дел, а слов – тот бегал от машине к машине, что-то спрашивал, что-то приказывал, о чем-то инструктировал, чему-то поучал. Сидеть рядом с храпящим Муфлихом быстро наскучило, да и логика подсказывала, что насидеться они еще успеют вдоволь. Ваня решил последние минуты побыть на ногах – просто постоять снаружи, облокотившись на капот. Рядом стояла какая-то военная машина с открытым верхом. На этой машине был установлен спутниковый приемник со смешной антенной, некий хлипкий гибрид обычной тарелки, веера и паутины, а рядом с ней небольшой автоматической гранатомет МК-19, напоминающий смешную пушку с большим кейсом гранат сбоку. У этой штуковины сидел молодой высокий солдат и что-то там пытался поддеть отверткой. Отвертка сорвалась и глубоко царапнула солдата по пальцам. Солдат неожиданно изрек:

– Тьфу, бля!

Звукосочетание для англо-сакса весьма не характерное, зато очень уж родное для Ивана. Он внимательно посмотрел на солдата. Обычное лицо белого человека, сильно опаленное пустынным солнцем, однако есть в нем необъяснимое нечто, что выдает славянина. Если русский русского на улице в Америке отличает почти безошибочно, то отличить соотечественника в униформе обычно куда сложнее. Здесь же ошибки быть не может:

– Во, бля! Are you Russian?

– Здрасьте. А вы кто?

Солдат ответил на чистом русском и удивленно уставился на Ваню. Его недоуменная физиономия четко обрисовала взаимную ситуацию – встретить гражданского русского в американской военной колоне ему было куда невероятней, чем Ване встретить русского Джи-Ай (GI – government issue, буквально «казенная собственность», шутливое название американского военного).

– Я… Я, это… Я со Шреком. Вольнонаемный эксперт. Командировочный, в смысле.

– Откуда? Из России, что ли?

– Нет, из Пентагона. Вообще-то из Калифорнии. А вы… ты, в смысле?

– Сёрджи. Из Бостона. А до этого из Вологды. Семь лет, как из Вологды, пацаном еще уехал.

– Ну, что ж, Сергей, будем знакомы. Ваня, Айван по-местному.

– Тихо! Не орите так «сергей» – щас ребята смеяться начнут. «Сэр Гей» – «господин гомосек»! Лучше Сёрджи.

– А еще наши тут есть?

– Да полно!

Сергей-Сёрджи жестом позвал Ваню-Айвана к себе на верх, потом снова принялся копаться в своем гранатомете и неспешно рассказывать. В Армии он уже третий год, более пяти месяцев как сидит в пустыне. Служить пошел «по залёту» – сразу после школы его пару раз поймал хайвэй-патруль (американское ГАИ) бухим за рулем, да раз в слюне нашли следы марихуаны… Штрафы платить нечем. Короче, кранты. Или в кутузку, или в Армию (есть такой хитрый трюк, как от незначительных правонарушений избавиться, конечно речь не идет о серьезных преступлениях). Понятно, лучше в Армию. Кормят, поят, деньги платят. Правда воевать приходится. Ну это ничего, повоюем. В принципе жизнью доволен, серьезным стал, на прежние «подвиги» смотрит с усмешкой. Будет ли продлевать контракт, еще не знает – от сидения в пустыне появилось