что-то при этом непрерывно бормоча.
– Боже ты мой, что за дивный вокабуляр! – с ироничным одобрением вполголоса произнес он.
Впрочем, она очень скоро пришла в себя:
– Хорошо, Тид. Будем считать случившееся, так сказать, «напрасной потерей времени». Или, скажем, «не совсем удавшейся попыткой», как тебе приятнее. – Фелисия позволила себе тут же ослепительно улыбнуться, что тоже не могло не вызвать у него одобрения. – Потерей конечно же восхитительной, ничего не скажешь, но все равно, увы, потерей!
– Я, само собой, мог бы несколько смягчить удар для Марка, но какой смысл? Он уже успел влезть в это дерьмо по самые уши. И, кроме того, за свои долги надо всегда платить.
– Слушай, Тид, а тебе не кажется, что ты говоришь совсем как... совсем как святоша? Это же отвратительно!
– Статус наших взаимоотношений пока еще не включает мордобоя со скандальным разделом мисок и сковородок, Фелис. Нам еще придется не раз встречаться в самых разных местах города. Так что давай попробуем закончить все не на самой плохой ноте. Так будет лучше для нас всех. Почему бы нам, как говорят политики, после драки не пожать друг другу руки?
– Как в том самом старом-престаром анекдоте про мартышек? «Знаете, все это, конечно, будет выглядеть очень глупо, но, кроме нас, цыплят, здесь на самом деле больше никого нет!»
Тид встал, и Фелисия снова подошла к нему почти вплотную. Ему всегда нравилось смотреть, как она ходит – упруго, энергично, твердо и уверенно печатая каждый шаг. Ее походка невольно привлекала внимание к тому, насколько же умно и предусмотрительно были собраны все до единого узлы ее двигательного аппарата, включая не только основные суставы, опоры и шарниры, но также и икры, колени, даже ягодицы... Он передал ей темные очки в массивной роговой оправе, которые она тут же надела и снова приобрела вид абсолютной благопристойности, столь свойственный, помимо представительниц прочих уважаемых видов деятельности, выпускницам престижных колледжей и высокопоставленным работницам сферы социального обеспечения.
Фелисия пожала ему руку с неуверенностью начинающей актрисы, которая совершенно неожиданно для себя обнаружила, что самый последний лист ее «радиосценария» вдруг совершенно необъяснимо и безнадежно куда-то пропал...
Собирать, собственно, было нечего, поскольку во время всех предыдущих визитов, в этот туристический кемпинг, где они всегда останавливались в одном и том же коттедже, она никогда ничего не оставляла. Поэтому, не теряя времени, они выключили свет и вышли наружу к слегка потрепанному светло-серому автомобилю с откидным верхом – второму у достопочтенного семейства Карбой.
– Знаешь, Тид, я тебя никогда не забуду, – серьезным, абсолютно серьезным тоном сказала она. В нем не слышалось даже намека на шутку или хотя бы издевку. Ни малейшего!
– Будь поосторожнее на обратном пути, Фелис. Дороги в предвечерней мгле совсем не безопасны.
– Тид, ты же никогда... ни словом, ни звуком не будешь даже намекать на то... ну, на то, что между нами было, так ведь?
На какой-то коротенький миг с нее вдруг спала маска внешней невозмутимости, уверенности в себе, и в глазах можно было увидеть что-то абсолютно откровенное и... по-детски испуганное. Она села за руль в не застегнутом на все пуговицы жакете, и, глядя на нее, Тид почему-то вспомнил, как страстно ему хотелось ее в самом начале их взаимоотношений, какое удовольствие доставляло то грубо, то нежно ласкать ее упругое шелковисто-бархатное тело, как нетерпеливо он ждал с ней следующей встречи... Но сейчас, в самый последний момент перед их, казалось, окончательным расставанием, он также твердо знал: они могут, могут начать все сначала, причем на новой и несравненно более хорошей основе!
Под влиянием внезапно возникших чувств Тид ласково похлопал ее по плечу и повторил:
– Будь поосторожнее на дороге, Фелис, – затем сделал шаг назад и долго смотрел, как ее машина сначала тряслась по ухабам проселочной дороги, а потом резко свернула вправо, на широкую двухполосную скоростную трассу вокруг озера. И вскоре становившийся все тише и тише ровный гул мотора совсем пропал где-то вдали...
Тид, чувствуя какое-то смутное и странное беспокойство, медленно вернулся в номер коттеджа. Там уже мало что напоминало о ней: все еще влажное полотенце на сушильной перекладине в ванной комнате, четыре сигаретных окурка со следами красной помады на фильтрах в массивной бронзовой пепельнице на тумбочке у постели, два длинных черных волоска, застрявшие в зубьях его щетки, да небольшая вмятинка, оставшаяся на подушке в том месте, где совсем недавно покоилась ее голова, – вот, пожалуй, и все... Он механически, думая совсем о другом, перевесил полотенце, выбросил окурки из пепельницы в дровяную печурку в углу комнаты, поправил подушку на постели, вытащил из своей щетки застрявшие волоски и, вспомнив одну из детских примет, плотно накрутил их вокруг указательного пальца, а затем аккуратно снял с него образовавшуюся тугую, иссиня-черную спираль и с силой выдул ее в воздух, что должно было означать пожелание самому себе могучего здоровья.
Когда Тид подходил к озеру, последние лучи солнца уже окончательно скрылись за горизонтом. Он с разгона прыгнул в воду и, фыркая, мощно гребя руками, поплыл подальше от берега. Метрах в шестидесяти перевернулся на спину и полностью отдал себя на волю течения, думая, помимо прочего, и о Фелисии тоже. Возможно, она и на самом деле любит Марка Карбоя, этого старого, ни на что не пригодного дурака. Хотя она и его вторая жена. Дети Карбоя от первого брака уже давно стали взрослыми и теперь живут самостоятельно, далеко от здешних мест.
Быть женой городского мэра считается престижным, весьма престижным, несмотря даже на то, что в новых условиях реальная власть давным-давно принадлежит отнюдь не ему, а городскому голове и «его команде». Нет, Фелисии так и не удалось спасти мужа. Впрочем, на это у нее и не было никаких шансов.
Мысли Тида Морроу невольно переключились на то, как они с Пауэлом Деннисоном наконец-то сначала полностью «вскроют зловонные гнойники» этого чертова города Дерон, а затем наведут в нем должный порядок. Эта замечательная, просто великолепная мысль, надо сказать, доставила ему истинное наслаждение.
В свое время, когда на старшем курсе университета Тид писал курсовую работу по политологии, а Пауэл Деннисон был его научным руководителем, между ними установились добрые, уважительные отношения. Затем, сразу же после окончания Второй мировой, полковнику Деннисону хоть и с трудом, но все-таки удалось добиться перевода капитана Морроу в распоряжение его оккупационной части в Германии. Вместе они преодолели упорнейшее сопротивление и бывших, и современных, но хорошо замаскировавшихся нацистов, в результате чего после долгих трудов, горьких поражений и радостных побед появился городок,
