Атлантический океан, а течения доносят их до России.
– Есть у тебя какие-то предложения, Флетч? – спросил Уолш.
Флетч подождал, пока на нем скрестятся все взгляды.
– Было бы неплохо, если б каждый из присутствующих провел со мной несколько минут и убедительно доказал, что у него есть железное алиби на то время, когда произошло хотя бы одно убийство.
– Черт, – вырвалось у Уолша.
– Я бы этого не делал, – покачал головой Добсон.
– Только так я смогу воспрепятствовать появлению в газетах материалов, бросающих тень на избирательную кампанию.
Губернатор поднялся.
– Пора одеваться. Уже семь двадцать. Мои часы не спешат?
– Флетч, – обратился к нему Фил Нолтинг, – стараясь защитить нас, вы тем самым создаете впечатление, что у нас есть причины отводить от себя подозрения.
– Я думаю, что есть.
Вслед за губернатором встали и остальные.
– Похоже, ты потерял слушателей, Флетч, – заметил Уолш.
Флетч встал.
– Так что же мне делать? Это же бомба с часовым механизмом, и часы уже пущены.
– Прикройте ее собственным телом, – посоветовал Добсон, выходя из гостиной.
– Подождите.
– Флетчер, ну сколько можно изображать детектива-любителя? – осадил его губернатор.
– Пойдем, Флетч, – Уолш ждал его у двери. – По пути в мой номер я куплю тебе сборник «Лучшие детективы года».
– Полагаю, больше упоминать об этом не стоит, – Флетч сел в кресло.
– Согласен.
Уолш снял грязную рубашку, достал из чемодана чистую.
– Это все равно, что пытаться потушить пожар в цирке.
– Нет, – покачал головой Уолш, – больше это похоже на попытку пробить засор в одном из туалетов цирка.
– Местная полиция зачарована кандидатом. Старается защитить его от любой опасности, а потому ей не до расследования. Журналисты, специализирующиеся на политике, не опускаются до того, чтобы пересчитать убийства и сказать себе: «Эй, да об этом стоит написать».
– Писать тут не о чем, – Уолш достал из чемодана костюм, критически оглядел его, прогладил рукой, расстегнул брюки. – Вырезки на столе, – он указал на столик, где стояли его бриф-кейсы.
– Почему ты меняешь выглаженный костюм на мятый?
– У меня только один галстук, подходящий к этому костюму. Наверное, оставил его в какой-то машине. Там две статьи Фенеллы Бейкер, которые наверняка тебе не понравятся. Одна критикует нас за оборонные расходы. Во второй отмечается неопределенность нашей позиции по мерам социального обеспечения. Она, конечно, права.
Флетч подошел к столику, взял кипу вырезок.
– Между прочим, – Уолш уже завязывал галстук, – остерегайся Ленсинга Сэйера. Самый умный, самый проницательный журналист из тех, что сопровождает нас. И я рад, что он с нами. Но, к сожалению, он в постоянном контакте с сенатором Симоном Аптоном. Способен на все.
– Умный теленок от двух маток сосет, – пробормотал Флетч.
– Пора трогаться, – Уолш надел черный пиджак. Мы с Барри сами хотим проверить звуковую систему. Чтобы не получилось, как у торгового центра.
– Да, повторения не хотелось бы, – кивнул Флетч.
– Ты можешь не торопиться. Поужинай. Отец выступит не раньше половины десятого.
ГЛАВА 33
– Ай-эм? Это Джеймс...
Вернувшись к себе, Флетч нашел на столе вазу с дюжиной красных гвоздик. И записку:
«Флетчер. Рада, что вы с нами.
Дорис Уилер».
Ожидая заказанный сэндвич, он отзвонился всем, кроме Рондолла Джеймса.
Когда принесли ужин, Флетч принял душ, сел на кровать и принялся за еду, одновременно проглядывая газетные вырезки.
На телефонные звонки он старался не обращать внимания, но в конце концов не выдержал и снял трубку...
– Извините, что жую.
– Вы должны что-то делать. Немедленно.
– Я должен поститься <Слово «fast» имеет два значения: немедленно и поститься. Флетч намеренно делает вид, что не понимает, о чем речь.>? – прикинулся непонимающим Флетчер.
– Днем мне позвонил репортер, освещающий избирательную кампанию. Рассказал мне об этих убийствах. Почему вы ничего мне не сказали? Убили уже трех женщин.
– Кто вам звонил?
– Эрбатнот.
– Понятно. Вы все еще в Айове?
– Да.
– И что вы ей ответили?
– Сказал, что для меня это новость.
– Неужели?
– Ай-эм, я знаю, кто убийца. Как, впрочем, и Кэкстон.
Флетч отодвинул пустую тарелку из-под сэндвича.
– Вы говорили насчет этого с Кэкстоном?
– Не раз.
– Что он сказал?
– Может, лучше вы поделитесь тем, что вам известно, Флетчер.
– Не понимаю я Кэкстона. Почему он ничего не предпринимает?
– Флетчер...
– Эдвард Грасселли.
– Старина Шустрик?
– В этом нет никакого сомнения.
– Почему Шустрик?
– Вы не знаете, кто он такой? Все уже забыли.
В досье Шустрика лежали лишь фотография и листок с датой рождения и теперешним адресом.
– Так кто такой Шустрик Грасселли?
– Убийца. Осужденный убийца. Забил человека до смерти. Кулаками. Профессиональный боксер. Его кулаки – смертоносное оружие. Отсидел за это в тюрьме... почти пятнадцать лет.
– О чем вы говорите?
– Как-то вечером один парень прогуливался с собакой. Большой собакой. Шустрик Грасселли шел мимо. Когда он поравнялся с собакой, та его тяпнула. За ногу. Шустрик поднял крик, пообещал парню, что заявит в полицию, потребовал, чтобы тот назвал свою фамилию. Так этот парень спустил на него собаку. Грасселли прибил пса. Как, не знаю, но размозжил ему голову то ли о стену, то ли об асфальт. А потом принялся за хозяина. И убил голыми руками. На глазах полудюжины свидетелей.
– О Господи, Джеймс.
– Собака уже не представляла никакой опасности. Человека не убивают после того, как инцидент исчерпан. Это уже не самооборона.
– Старина Шустрик пошел на такое?
– Умышленное убийство.
