г.
[280]…я получила повестку о реабилитации по второму делу 38 года… — Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР 31 июля 1956 г. отменялось постановление ОСО от 2 августа 1938 г. По словам Э. Г. Герштейн, Н. Я. Мандельштам сказали в прокуратуре, что Мандельштаму инкриминировалось нарушение паспортного режима и распространение стихов через редакции журналов. По делу 1934 г. Мандельштам был реабилитирован тридцать лет спустя — постановлением Верховного Суда 28 октября 1987 г. О судьбе изъятых рукописей Мандельштама в письме старшего помощника Генерального прокурора СССР от 9 ноября 1987 г. говорится, что «принятыми мерами розыска» установить «место их нахождения и содержание текста» не представляется возможным.
[281]Сурков… назначил комиссию по наследству. — Комиссия была создана решением секретариата Союза писателей 16 июня 1957 г. Книга Мандельштама «Стихотворения», о которой ниже идет речь, в урезанном виде и с дезинформирующей статьей А. Л. Дымшица, вышла в Большой серии «Библиотеки поэта» только в 1973 г.
[282]Микояновские комиссии — 70 комиссий-«троек», созданных в 1954 г. для рассмотрения дел по реабилитации прямо в местах заключения. Дела готовились списками по статьям осуждения. А. И. Микоян возглавлял тогда Центральную комиссию по реабилитации.
[283] Увидела и пришла в отчаяние… — примеч. 1977 г.
[284]…в этот самый день газеты опубликовали первый огромный список писателей, награжденных орденами. — Это было 1 февраля 1939 г.
[285] Шкловский сознавал, пока жила Василиса. В ней благодать. — примеч. 1977 г.
[286]…читали в газетах о приезде Ромена Роллана… — В июне — июле 1935 г. В тот приезд Р. Роллан вел, по его словам, «содержательные разговоры» со Сталиным, Н. Бухариным и Г. Ягодой, поставив перед первым вопрос о репрессиях. После процесса над Бухариным и другими, в апреле 1938 г., он сообщил Ст. Цвейгу, что послал в СССР двадцать писем в защиту «арестованных друзей» — и не получил ни слова в ответ (см.: Вопр. лит. 1988. № 11. С. 64-65, 73).
[287] Это был соученик Евг. Эмильевича
[288]Рассказ Шаламова… — В рассказе «Шерри-бренди», по словам В. Шаламова, «описана та самая пересылка во Владивостоке, на которой умер Мандельштам и где автор рассказа был годом раньше» (см.: Москва. 1988. № 9. С. 133).
[289]…разгромом вузов с начала двадцатых годов. — Декретом «О высших учебных заведениях» от 2 сентября 1921 г. всякая автономия высшей школы ликвидировалась, наркоматом просвещения назначались ректор и другие члены вузовского руководства. Декрет был подписан В. И. Лениным сразу по решении дела о «Петроградской боевой организации», среди расстрелянных по которому, вместе с Н. Гумилевым и другими, была профессорская группа и в ней проректор (фактически ректор) Петроградского университета Н. И. Лазаревский («по убеждениям сторонник демократического строя», записано в официальном обвинении). Новым, уже назначенным, ректором стал после недолгой борьбы Н. С. Державин, разделявший все положения реформы.
[290]…детские стихи о Распятии. — Стихотворение «Неумолимые слова…» 1910 г.:
…И царствовал, и никнул Он,Как лилия в родимый омут,И глубина, где стебли тонут,Торжествовала свой закон. [291]…автор повести о нашей жизни… — Повести «Хранитель древностей», напечатанной в 1964 г. в журнале «Новый мир» (№ 7, 8).
[292]…видел Мандельштама в период «странной войны»… — Т. е. в первые девять месяцев второй мировой войны, считая с сентября 1939 г., названные так по бездействию английских и французских сил на европейском театре. Раз навигация на Охотском море, по словам Ю. Домбровского, уже открылась, то его предполагаемая встреча с О. Мандельштамом была в конце указанного периода — в мае 1940 г.
[293] Сын Троцкого — примеч. 1977 г.
[294]Стояла сухая погода… — По сведениям, полученным из архива Пулковской обсерватории, 14 октября 1938 г. во Владивостоке резко поднялась температура воздуха — с 4 до 12-15 СС, что значительно выше средней. Такая температура держалась до конца месяца (8 ноября уже ниже нуля).
О последних днях Мандельштама рассказал еще Давид Исаакович Злотинский. Содержание его письма к И. Г. Эренбургу не отражено в книге Н. Я. Мандельштам, и здесь это письмо приводится полностью.
«23/11-1963 г.
Уважаемый Илья Григорьевич!
Давно уже — почти два года — собираюсь вам написать по поводу одного места в 1-м томе1 ваших воспоминаний «Люди, годы, события». Речь идет о судьбе О. Мандельштама. Вы пишете (со слов брянского агронома В. Меркулова, посетившего вас в 1952 году) о том, что О. Мандельштам в конце 1938 года погиб на Колыме. Уже находясь в заключении, в тяжелейших условиях Бе-риевской Колымы, О. Мандельштам — по словам В. Меркулова — сохранил бодрость духа и преданность музе поэзии: у костра он читал своим товарищам по заключению сонеты Петрарки. Боюсь, что конец Мандельштама был менее романтичен и более ужасен.
О. Мандельштама я встретил в конце лета или в начале осени (то ли конец августа, то ли середина сентября) 1938 года не на Колыме, а на Владивостокской «пересылке» Дальстроя, т. е. управления Колымских лагерей.
На этой пересылке оседали только отсеянные медицинской комиссией (вроде меня). Остальные, — пробыв некоторое время на пересылке, — погружались в пароходы и отправлялись в Колыму. На наших глазах проходили десятки тысяч людей.
Я и мои друзья, любящие литературу, искали в потоке новых и новых порций прибывающих с запада зеков — писателей, поэтов и, вообще, пишущих людей. Мы видели Переверзева, Будан-цева, беседовали с ними, В сыпнотифозном больничном бараке, куда я попал в декабре 1938 года, мне говорили, что в одном из отделений барака умер от сыпняка Бруно Ясенский.
А О. Мандельштама я нашел, как я уже писал, задолго до этого — в конце лета или в начале осени. Клопы выжили нас из бараков, и мы проводили дни и ночи в зоне в канавах (водосточных). Пробираясь вдоль одной канавы, я увидел человека в кожаном пальто, с «хохолком» на лбу. Произошел обычный «допрос»:
— Откуда?
— Из Москвы…
— Как ваша фамилия?
— Мандельштам…
— Простите, тот самый Мандельштам? Поэт? Мандельштам улыбнулся:
— Тот самый…
Я потащил его к своим друзьям… И он — в водосточной канаве — читал нам (по памяти, конечно) свои стихи, написанные в последние годы и, видимо, никогда не издававшиеся. Помню — об одном стихотворении, особенно понравившемся нам, он сказал:
— Стихи периода Воронежской ссылки. Это — прорыв… Куда-то прорыв…
Он приходил к нам каждый день и читал, читал. А мы его просили: еще, еще.