Стиснув зубы, я поспешила следом за отважной старушкой. Вот догоню, и будет мне не так страшно.
Старушенция неслась, как в сапогах-скороходах. Внезапно она остановилась, растерянно посмотрела по сторонам и, махнув рукой, свернула направо.
Я обрадовалась и прибавила шагу. Пока все идет хорошо. Бабулька свернула там же, где нужно сворачивать мне. У большого серого склепа с чугунной решеткой.
Поднажав, я добежала до поворота на счет «раз». Напрасно старалась.
Бабки уже и след простыл!
Ну и ладно. Расстраиваться я не стала. Знаю ведь, что есть где-то неподалеку живая душа, поэтому бояться мне абсолютно нечего.
Стараясь не отвлекаться на посторонние звуки и не смотреть по сторонам, дабы не пугать себя сверх всякой меры, я побрела к месту, где похоронена прабабушка.
Нет, это невозможно. Нельзя быть такой рассеянной. Отправилась убирать прошлогодние листья и не взяла грабли! Я заглянула под скамейку. Пусто. Припасти для меня метлу никто не позаботился.
Попробовала сгребать листву палочкой, потом ногами. Бесполезно. Растревоженных листьев от моих усилий стало только больше.
В поисках метелки я обошла соседние могилы. Нигде ничего.
Придется посмотреть в склепах. Страшно! Но другого выхода нет. Не домой же мне несолоно хлебавши возвращаться.
К тому же совсем необязательно заглядывать во все склепы подряд. Выберу самый подходящий, в нем и посмотрю.
Я с пристрастием оглядела близлежащие усыпальницы. Кошмар какой-то!
У этой слишком запущенный вид, та вообще вот-вот рухнет, а ухоженный склеп из черного гранита — чересчур мрачный.
Надо посмотреть правее. Помнится, где-то поблизости я видела симпатичное сооружение из белого каррарского мрамора.
Поискав глазами ориентир, я двинулась в сторону большого развесистого каштана. Ничего похожего! Вокруг одни развалюхи, а нужный мне склеп словно в тартарары провалился.
— Не так. Не сюда. Лучше поставить подальше от входа, — глухо, словно из-под земли, донесся раздраженный скрипучий голос.
«Старушка! Старушенция нашлась!» — догадалась я и, перепрыгнув через канаву, радостно ломанула на голос.
Грезя о вожделенных граблях, я продиралась сквозь заросли цветущей жимолости так стремительно, что чудом только не расшиблась о массивную каменную стену склепа. Успела затормозить всего в каком- нибудь сантиметре.
— Нет, не сюда! Так тоже не годится! Будет плохо смотреться, — неслось из-за стены.
«Бабка-то не одна! Это она не себе, а своей спутнице выговаривает», — поняла я и неизвестно чему обрадовалась.
Чрезвычайно довольная собой, обогнула вприпрыжку склеп, поднялась по ступенькам и в нерешительности замерла у входа.
Вдруг я их неожиданным появлением напугаю?
Надо бы предупредить о своем присутствии. Бабка уже в возрасте, как бы чего не вышло.
Деликатно прокашлявшись, я осторожненько потянула тяжелую дверь на себя.
— Кой черт?! — гаркнули из темноты сочным басом.
«Мужик!» — взорвалось в голове.
Я всхлипнула и кубарем скатилась по ступенькам.
Мужик! Это просто кошмар какой-то! В склепе — мужчина! Незнакомый мужчина в глухом месте — это опасность! Тем более в таком месте! На кладбище!
Караул!!!
Слова застряли в горле. Ужас! Кошмар! А вдруг это бомж?! Да! Бомж!!!
Нет! Хуже!
Много бомжей! Целый притон!
Ветка хлестнула по лицу, клочок от блузки остался висеть на отогнутой пике чугунной решетки, сабо соскочило с ноги и потерялось, когда я перепрыгивала через заброшенную могилу.
Господи, прости меня, грешную!
До полуразрушенной кладбищенской ограды я добежала в считаные секунды. Искать подходящую по размерам дыру не было времени. Боялась погони. Посмотреть, есть ли погоня, тоже боялась. Поэтому полезла в первый попавшийся лаз и, конечно же, застряла.
Дернувшись пару раз, сообразила, что мешает мне пластиковый пакет, судорожно прижатый к боку. Отбросить пакет с тряпкой, моющим средством «Мистер Мускул» и тремя кустиками цветочной рассады ума у меня хватило, и, словно пробка из бутылки шампанского, я вылетела из щели в ограде и рухнула прямо на проезжую часть Мгинской улицы.
Рухнула во весь рост, как подстреленная, картинно взмахнув руками и громко хрустнув лодыжкой.
Визг тормозов, огромная черная тень нависла надо мной, закрывая солнце, я потеряла сознание.
Очнулась я от мерзкого запаха дезодоранта. Знаете, есть такие маленькие пластиковые елочки. Их развешивают в салоне автомобиля, якобы они воздух освежают. По мне, так пусть лучше пахнет бензином. Хотя от запаха бензина меня тоже укачивает.
Я приоткрыла глаза. Точно. Под нос мне сунули именно такую зловонную елочку.
— Ну, динамистка, очухалась? — весело спросила незнакомая рыжеволосая особа.
— В смысле? — поморщилась я и решительно отстранила от своего носа смердящий освежитель воздуха, зажатый в веснушчатой руке.
Незнакомка послушно пристроила елочку к лобовому стеклу.
— Продинамила, говорю, мужика. Ну, умора! Видела б ты его рожу, япона мама! Чего не поделили-то? Мужик весь из себя! Красавчик! Или мало проставился? — Она выразительно потерла друг о друга кончиками указательного и большого пальцев.
«Какой мужик? Господи, о чем это она? Что значат эти бессмысленные выкрики про красивого мужика? До красавцев ли мне сейчас, когда я чудом спаслась от шайки оголтелых бомжей, едва не попала под колеса автомобиля, а нога болит так, что сердце заходится. И вообще, я замужем!» — Я попыталась сесть и огляделась.
Просторный салон, дорогие кожаные сиденья, за рулем — хорошо одетая тетка неопределенного возраста.
Моя спасительница! Сама наехала, сама спасла.
— Слышь, подруга! — не унималась рыжеволосая. — Ты не тушуйся! Я сама в таких переделках бывала, япона мама! Не смотри, что на джипяре и так упакована. Я тебя еще как понимаю! Слышь, а ты рисковая! По мне, так лучше в парадной перепихнуться, чем на могилке! — Громко захохотав, она вскинула голову резким движением, которое было мне смутно знакомо.
Огненно-рыжие пряди, свисающие на глаза, пестрое от веснушек, словно кукушечье яйцо, личико с острым подбородком и это отдающее нафталином «япона мама».
— Люся? — выдохнула я, сообразив, что передо мной действительно сидит Люська.
Веселая и бесшабашная Люсенька Обуваева, бывшая моя соседка по коммунальной квартире на Греческом проспекте.
— Как?! — Резко затормозив, Люся аккуратно припарковала машину к поребрику и, круто повернувшись, растерянно уставилась на меня:
— Как ты сказала?
— Люсь, не узнала? Я…
— Япона мать! — взвыла она. — Наташка?! Честно слово, Наташка! Ну, мать, ну ты даешь! И сидит, главное, и помалкивает, а я и не вижу. Ну, япона мама, ну, не знаю прямо, ну! Слышь, это сколько же мы не виделись? Лет десять, наверное?
— Двадцать! — возмутилась я.
