Смутный контур, цеплявшийся за стены у выхода из пещеры, теперь словно придвинулся к огню, и в перемене света и тьмы, рождаемой угасавшим костром, внезапно проступили черты лица – вернее, отразились на густом дымке, потянувшемся вверх, до излома незримой трубы. То ли Рогатьену померещилось, то ли начал действовать алкоголь, только старик невольно затаил дыхание – он знал человека, чей образ время от времени мелькал на сизых дымных прядях. Любил его… Роги вскочил на ноги, выкрикнул имя, попытался обнять странное, смутное видение. Там было пусто – дымок, жар от угольев, игра теней. Глаза защипало, старик выхватил платок, принялся утирать слезы. С трубным звуком высморкался. Сел на прежнее место.
Старик вздохнул.
– Хорошо. Как скажешь. Тащи сюда компьютер, тащи старую мою пушистую приятельницу… Привези также запас хорошей еды и питья.
Он поднялся, размял затекшие руки и ноги. День выдался длинный, трудный, обильный на приключения… Сильный дождь по-прежнему усердно поливал горное плато.
– Слушай, может, мне провести ночь здесь? Ты не будешь против?
Роги кивнул.
– Мне здесь хорошо. Сверхбезопасно! Как-нибудь попрошу Маламу Джонсон поподробнее рассказать мне об этом капище. Вот что интересно – помнишь, после поминальной мессы в соборе Святого Рафаэля Малама, казалось, решила, что тебе уже приходилось бывать в этом месте.
(Смешок.)
То-то бы Доротея Макдональд обрадовалась!
Ведь только из-за нее он сбежал на остров – его сюда тянет постоянно, желает он того или нет. Он-то, может, и не сознает этого, но где-то в глубине бессознательного накрепко засело – Доротея, Кауаи… Кауаи, Доротея… Боже, что за глупые мысли! Но такие милые… Ее образ вновь возник в памяти – женщина, которая всегда прятала лицо за маской.
Костер скоро совсем погас – бледным пятном светилась в темноте горка пепла, ларец стоял на возвышении, снаружи лил дождь, воздух в пещере был пропитан ароматами цветов. Горелая горечь уже совсем развеялась… Вот что странно – запах ягод мохиканы теперь удивительно напоминал духи «Бал в Версале».
«Почему ты так решил? – лениво, сквозь дрему спросил себя Рогатьен Ремилард. – Может, колдуны- кахуны принялись за дело? Или Фамильный Призрак в компании с Доротеей затеяли игру в салочки в моей голове?»
Спустя несколько минут он уже спал, кошмары – Фурия, Гидра – теперь не мучили его. Даже Алмазная маска не пугала холодным блеском… Ему снилась женщина… Глаза ее сверкали, золотистые волосы отливали земляничным цветом. Он поцеловал ее на вершине горы Вашингтон, что в штате Нью-Гемпшир. Это случилось за год до того, как на Земле узнали, что за пределами Солнечной системы существует Галактическое Содружество.
Утром после пробуждения он напрочь забыл о своем сне.
1
Из мемуаров Рогатьена Ремиларда
Галактическое Единство!
Боже, как мы, земляне, страшились его!.. Вопреки всем убедительнейшим доводам, вопреки всему, в чем горячо убеждали нас Поль, Ти-Жан и Доротея. Я тоже был в числе сомневающихся. Теперь – спустя годы и годы – вся оппозиция Вторжению представлена в моем лице – я единственный оперант, не охваченный материнской заботой межзвездного Единства.
До сих пор я горжусь тем, что принимал участие в восстании. Я – последний из тех, кого добрым дядям- попечителям не удалось заставить переменить веру. Вот вам нос, незваные гости!.. Видали?.. Вот и ладушки!.. Плевать я хотел на все ваши чудесные мистические, спиритуалистические игрушки, которыми щедрое Галактическое Содружество поделилось с туземцами-землянами – теперь все мои одаренные метаспособностями однопланетники с ликованием слились с Галактическим Разумом и с восторгом, продав душу, занялись мифологическим психотворчеством по установлению рая в космосе. Даже эти странные молодые люди – среди них есть и мои родственники, – что когда-то сбежали в эпоху плиоцена, теперь поют осанну новоиспеченным доброжелателям. Пусть их!.. От меня вам этого не дождаться… Никак нет, ваши величества!.. Я человек маленький, живу скромно, образ жизни, простите, веду честный и тем горжусь. Идеалов не предавал-с!.. Не испытываю потребности-с…
Так что не пытайтесь переманить меня на свою сторону. Надзирать – надзирайте – вы же все это время, до той поры, пока на Землю не вернулся Фамильный Призрак, глаз с меня не спускали. Потом, вероятно, решили: что нам старика опасаться, оперант он мелкотравчатый, пьет, ковыряется в своей