Ноданн с Имидолом, Кугалом и Куллукетом летал над опустевшим полем битвы, обозревая печальные последствия первого раунда Главного Турнира. Всходила почти полная луна, тускло поблескивали звезды. Стараясь сохранить душевное равновесие, четверо братьев приглушили метапсихический огонь и двигались по небу, точно призраки.
Медики фирвулагов со светлячками в руках копошились в грудах темных тел. В их лагере ярко горели костры — знак вечерней трапезы. Под аккомпанемент барабанов маленький народ распевал залихватскую песню.
— Такой я вроде не слыхал, — заметил Имидол.
— Их боевая песня, — кисло отозвался Кугал. — Они пели ее еще в те времена, когда ты цеплялся за мамкину юбку и подчинял своей воле божьих коровок. Собственно, это даже не песня, а победная лэ. Будем надеяться, что она преждевременна.
— Но как они вообще отважились ее запеть?! — Лицо Куллукета исказилось от гнева.
— Мы им даже по числу знамен не уступаем, — подхватил Имидол. — Велтейн, конечно, сел в лужу, но Селадейр Афалийский вполне может возглавить батальон творцов.
— То, что от него осталось, — уточнил Кугал.
Стратег до сих пор хранил молчание. Он спустился чуть ниже, к площадке, где мелькали красные и фиолетовые балахоны сестер милосердия.
— Велтейн сам виноват — недооценил Пейлола, — произнес он наконец. — Ведь уже был научен горьким опытом. И не надо принижать значение катастрофы, младший брат. Ряды творцов поредели, от них осталась в лучшем случае одна четверть… А Селадейр… он не из потомства.
Куллукет проговорил каким-то слишком уж нейтральным тоном:
— Так ведь то была твоя идея… Ты велел Мерси объявить Вела вторым творцом. Вспомни, я не раз указывал тебе на его примиренческие взгляды.
— А теперь, — язвительно отметил Кугал, — наш покойный брат из Финии своими налитыми золотом гляделками обозревает фирвулагские пирушки!
— Впереди еще два раунда, — заявил оптимист Имидол. — Фиаско с кавалерией серых — простая случайность. Мы наверстаем, вот увидите.
— Реабилитационные павильоны переполнены, — предупредил Куллукет.
— Я это учел, — отрезал Ноданн. — Тяжелораненые тану и золотые люди будут переправлены в Гильдию Корректоров, чтобы полевые врачи могли заняться годными к строевой. И еще одно новшество. Куллукет, вызови на связь лорда Целителя и проинструктируй его, чтобы лучших серых бойцов помещали в Кожу. А небоеспособные тану пусть подождут. В разгар Битвы мы не можем тратить время на славных немощных ветеранов.
— Ну ты даешь, братец! — воскликнул Кугал. — Отец не простит тебе такого нарушения древних обычаев!
Но Стратег был непреклонен.
— Пришло время пересмотреть кое-какие обычаи. У нас немало забот, помимо уязвленной гордости традиционалистов и даже чести короля. Я признаю, что ошибся, назначив Велтейна на командный пост. Меня тронула его скорбь, кроме того, многие одобрили это назначение.
— Селадейр хороший вожак, хоть и не из потомства, — сказал Кугал. — Но в лице Велтейна мы потеряли верного кандидата в рыцари Высокого Стола и отныне должны будем ох как остерегаться… Это я тебе говорю, младший брат!
— Ты что, насчет Лейра? — взревел Имидол. — Я его приложу, дайте срок. А ты, братец, лучше побереги свою психокинетическую задницу!
Небо на востоке сделалось густо-фиолетовым. Над стальной гладью лагуны сияла Венера.
— Не кипятись, Имидол. Кугал прав, — хмуро бросил Ноданн. — Завтра мы должны быть крайне осмотрительны. Батальоны рассыплются, и фирвулаги наверняка отдадут приказ охотиться на капитанов. Теперь, когда мы лишились стольких творцов и серых, численное превосходство врага ляжет на нас еще более тяжелым бременем. Так что надо полагаться только на умственный перевес. Когда выйдете на поле, не допустите ошибки покойного Велтейна. Знаете, в чем он просчитался? Хотел собрать как можно больше бойцов под свое знамя. И поторопился, применил эффектную, но недальновидную тактику. Позвольте вам напомнить: в наших рядах сражается еще один любитель блефа… причем играет он на высочайшем уровне, делает самые высокие ставки.
Четверо братьев еще некоторое время обсуждали тактические и технические аспекты Битвы, пустив коней шагом. Равнину почти расчистили. Мертвых фирвулагов грузили на специальные плетеные понтоны на берегу лагуны, с тем чтобы на обратном пути сбросить в воду. Обезглавленные тела тану и людей складывали штабелями возле Великой Реторты: на исходе Битвы, в момент заклания, их прогонят через этот змеевик.
Годами яйца морских креветок и споры мельчайших водорослей ждут дождя.
Надежно укрытые соляной коркой на побережье, они уберегают крохотные капельки жизненной силы от жары, засухи, вредных химических реакций в ожидании векового ливня, смывающего весь налет с плиоценовых Кордильер и заполняющего Большое Гнилое болото.
Тогда в течение нескольких недель тысячи квадратных километров высохших озер в границах болота и сухое ложе Альборанского бассейна становятся свидетелями бурного всплеска жизни. Морские креветки, водоросли и другие простейшие водные организмы плодятся до тех пор, пока воды не иссякнут, не испарятся, оставив на их месте свежие яички и споры, погребенные под соляными отложениями до нового Шторма Века.
Но дождь не начался. Плиоценовое небо в первых числах ноября было чистым, а с горных высот в Средиземноморский бассейн по-прежнему стекала лишь жалкая струйка.
Однако же побережье наполнилось водой. Невероятными потоками она поступала неизвестно откуда.
Биллионы креветок вылупились из яичек, сожрали водоросли и поспешили отложить новые яички в более хрупкой скорлупе, учитывая увлажненную окружающую среду. Вода была грязнее, чем обычно, и принесла с собой нежелательного конкурента — океанский планктон, что вступил в борьбу с креветками за плавучую зелень и даже начал охотиться на самих ракообразных. Но безмозглые твари не сознавали ни этой агрессии, ни того, что им уже не придется выдерживать долгую засушливую спячку.
— Доверьтесь мне! — сказал Эйкен Драм, стоя среди огня, дыма, орущих умов и резни.
— Если твой фокус не сработает, — возразила Воительница Бунона, — то Накалави как пить дать тебя приложит.
Эйкен взметнул к небу свое дерзкое знамя.
— Не боись! Настрой только как следует свои миражи и смотри, чтобы никто из шайки не ринулся на какой-нибудь рыцарский подвиг и не демаскировал засаду. Ты меня слышишь, Тагал, пупсик?
— Враги так теснят нас, — сухо отозвался Меченосец, — что я подчинюсь любому, кто сулит надежду или хоть малую передышку. Даже тебе, Эйкен Драм!
— Молодчина, брат-принудитель! Гляди в оба! Бывайте!
Золотая фигурка на великолепном скакуне растаяла среди клубов фиолетового дыма.
— Не отчаивайся, лорд Меченосец, — обратился к Тагалу лорд Дарал из Барделаска. — Эйкен не только отважен, но и умен. У нас вдвое больше трофеев, чем у коротышек, — и все благодаря тому, что мы встали под его знамя. А голову их героя Блеса Четыре Клыка кто добыл?
— Не пристало нам прятаться в засадах! — проворчал Тагал.
— Это путь к победе, — парировала Бунона. — От вас, старых вояк, одна головная боль!.. Тихо!
Из облака пыли, окутавшего шесть потрепанных батальонов тану, донесся низкий звук — разъяренный рев тысячи глоток — и с ним вместе свист, напомнивший человеческим бойцам сигнал исполинской ЭВМ. В одно мгновение все пять сотен рыцарей исчезли, превратились в груды расчлененных трупов, высящихся по обе стороны совершенно свободного коридора шириной примерно в тридцать метров и почти вдесятеро больше длиной.
— Иллюзия надежна, — сказал Селадейр. — А теперь готовьсь!
В расчищенном коридоре галопом проскакал гиппарион, маленькая, не выше осла, трехпалая лошадь
