мы обо всем поговорим.
– Но это неприлично! – охнула Ксения.
– Конечно, если кто-то об этом узнает, – улыбнулся Аркадий, – но ты же не станешь посвящать сестру в свои секреты?
– Не буду! – Ксения улыбнулась и выскользнула из беседки.
Аркадий проследил за тем, как она встретилась с Марфушей. Девушки быстро о чем-то пошептались и разбежались в разные стороны. Тогда Аркадий потуже завязал платок на голове, одернул рясу, перемахнул через перильца, почти не коснувшись их руками, и мгновенно исчез в кустах. Через несколько минут из зарослей лещины недалеко от людской с трудом выползла черница. Едва переставляя ноги, она добрела до крыльца и опустилась на него в изнеможении. Тотчас из дверей выглянула Глафира, всплеснула руками и крикнула лакеев. Два дюжих молодца чуть не на руках внесли бабушку в людскую, где ее уже ждала миска щей и кусок свежего хлеба.
Черница перекрестилась на образа и принялась за еду. Глафира сидела напротив ее и с обожанием смотрела на бабушку, терпеливо дожидаясь своей очереди. Она окончательно уверилась в том, что черница и впрямь была кудесницей, если графиня после разговора с ней повеселела и велела к обеду приготовить ей новое платье.
Глава 24
Графиня проснулась внезапно, как от удара. Все эти дни она жила настороже, и ее мозг находился в состоянии постоянной боевой готовности. Вот и сейчас он среагировал то ли на резкий звук, то ли на крик. Но как Наташа ни прислушивалась, ничего подозрительного не услышала. Тишина царила в доме – глухая, вязкая, опасная, но графиня отнесла свои ощущения на счет усталости и хронического недосыпания.
Она уже по привычке за полночь ушла из кабинета и долго не могла заснуть. Тревожные предчувствия, несмотря на уверения черницы, продолжали рвать ее душу. Наташа не находила себе места. И все же усталость наконец сморила ее, и она забылась в странном полусне, в котором реальность переплелась с рожденными ее сознанием монстрами – отголоском тех тревог, которые не давали ей покоя с момента встречи с бароном на гостиничном крыльце.
Наташа металась в постели, вскрикивала, и, когда вдруг проснулась, подушка была мокрой от слез. Графиня постаралась выбросить из головы воспоминания о случившемся с ней в «Храме любви». Но первая мысль, которая посетила ее, была не о Павлике или своем незавидном положении, а о князе. И она поняла, что более всего боялась не разоблачения, не потрясений, связанных с этим крайне неприятным событием, а того, что князь будет потерян для нее навсегда.
Графиня села на постели и закуталась в шаль. В спальне было темно. Снаружи изредка доносился далекий брех собак. За окном метались тени деревьев, в стекла стучали капли дождя.
«Опять дождь!» – подумала Наталья тоскливо. Неясное беспокойство мешало ей сосредоточиться на одной мысли. Вероятно, это было связано с тем, что она до сих пор не нашла достойного выхода и не знала, как заставить барона отказаться от своих притязаний. Графиня отдавала должное его хитрому, изворотливому уму и предполагала, что фон Кромм понимает, что в случае потери ею состояния он тоже не получит ни копейки. Поэтому он вряд ли решится на открытое разоблачение. Скорее всего, ему нужны деньги, и только деньги. Но где гарантия, что, единожды удовлетворив его запросы, она не попадется в липкие сети кровожадного паука, который будет тянуть из нее соки всю жизнь?
Наташа зажгла свечи в шандале,[22] который стоял на столике в ее будуаре, и, накинув халат, вышла из спальни.
Дом спал. Она направилась в другое крыло, где располагались детская и спальня сестры, отметив, что никто из лакеев не попался ей по дороге. «Спят, мерзавцы!» – подумала графиня рассерженно и ускорила шаг. Беспокойство переросло в тревогу. Что-то не так было в ее доме, и она еще не понимала, что именно!
Она миновала гостиную. Дверь ее была приоткрыта, и Наталья почувствовала, как по ногам потянуло холодом. Она замедлила шаг и тотчас поняла причину сквозняка. Высокие стеклянные двери, те самые, сквозь которые она любила наблюдать за озером, сейчас были распахнуты настежь, шторы пузырил ветер, и они были мокрыми от дождя. На полу виднелись лужи воды и – о ужас – грязные следы, оставленные явно мужской ногой.
Наташа схватилась за горло, только бы не заголосить от ужаса, и опрометью выскочила из гостиной. Все вокруг словно вымерло, и это тогда, когда она строго-настрого приказала Корниле охранять дом не только снаружи, но и внутри.
Будь это в ее воле, она бы бегом преодолела расстояние до детской. Но почти все светильники в этом крыле были по непонятной причине погашены, что только подтвердило ее подозрение – в доме случилось неладное. Графиня спешила, но оставшиеся свечи могли погаснуть, и она боялась остаться в кромешной темноте.
«Павлик! Павлик! – шептала она. – Только бы ничего не случилось!»
До детской оставалось совсем немного, когда яростный крик разорвал тишину дома. Кричал мужчина, затем совершенно дико завизжала женщина, и что-то с шумом покатилось по полу...
Забыв про все на свете, графиня со всех ног бросилась на крики. В руках она сжимала шандал с потухшими свечами, но путь ей указывало маячившее впереди световое пятно. Там трещала и валилась с грохотом мебель, слышались звуки борьбы и метались по стенам взбесившиеся тени.
Первым делом она увидела сестру. В одной ночной рубашке Ксения стояла, прижавшись к стене, а у самых ее ног сцепились в клубке бабка-черница и кто-то из лакеев. Наташа поняла это по его ливрее.
Бабка-черница оказалась сильнее. Она уже сидела на дюжем лакее верхом и заламывала ему руки за спину. Лакей старался изо всех сил вырваться, но черница перехлестнула его запястья шнуром от сонетки и попыталась затянуть узел, но Наташа, недолго думая, навернула ей по голове шандалом. Бабка охнула и рухнула головой вниз на сбитый в кучу ковер. Ксения вскрикнула и повалилась рядом с ней. А лакей, удивительное дело, вскочил на ноги, оттолкнул графиню и со всех ног ринулся в комнату Павлика. Ничего не понимая, Наташа бросилась следом. Лакей перемахнул через подоконник открытого окна, и треск росшего под окнами кустарника подтвердил, что он спрыгнул со второго этажа. Наташа рванулась к окну. И тут из сада ударил выстрел. Пуля вошла в оконную раму в каком-то дюйме от ее головы. Наташа вскрикнула и присела за подоконником.
Но выстрел не повторился. Она отбросила шандал и, подвывая от страха, на коленях подползла к кровати Павлика и закричала не своим голосом. Постель была пуста, а рядом с ней лежал в одном исподнем связанный по рукам и ногам лакей, которого Корнила определил дежурить ночью возле спальни маленького графа. Во рту у него торчал кляп, но он оказался совершенно лишним, потому что лакей спал мертвецким сном и храпел как ни в чем не бывало.
Подхватив полы халата, Наташа выскочила из комнаты. Сестра даже не повернула головы в ее сторону. Она стояла на коленях и перевязывала голову черницы.
– Где Павлик? – закричала графиня. – Что здесь происходит?
Черница повернула к ней угрюмое лицо и сердито заметила:
– Если б вы, графиня, прежде думали, а после били по голове, то злоумышленник не скрылся бы.
Графиня тупо уставилась на нее. Она ничего не понимала, но знала одно: черница по какой-то причине заговорила мужским басом.
– Там лежит слуга, – кивнула она в сторону детской, – он связан... Где Павлик? Куда вы его дели?
Черница поднялась на ноги и неожиданно оказалась на голову выше Наташи. И куда при этом исчезла ее старческая немощь и согбенность? Ведь только что Наташа была свидетелем нешуточной драки между ней и лакеем, который почему-то сбежал от нее в окно.
Ксения подошла к сестре.
– Наташа, я тебе все объясню... Мы с Аркадием...
– Что? – Наташа выхватила свечу из настенного светильника и поднесла его к лицу черницы. – Какой Аркадий?
И тут поняла – какой!
– Ах вы! – закричала она и влепила пощечину сестре. – Ты – дрянь! Ты так следишь за Павликом? Где мой сын? Ты его убрала с глаз подальше, чтоб он не мешал тебе миловаться с любовником?
