свой «стол» такое множество людей и до того набил глаз, что стал в конце концов чуть ли не ясновидящим, определяя на глаз род занятий любого человека.
Несмотря на угрюмый характер, Николай Егорович службу свою любил, и не было для него большего удовольствия, как уличить скрывающегося под чужим именем мошенника. Порывшись в пыльных регистрах, в антропологических и дактилоскопических отметках, он непререкаемо доказывал какому-нибудь Петрову, что он вовсе не Петров, а Иванов, крестьянин такой-то губернии, уезда, волости и деревни, и имеет за своей спиной уже не одну судимость.
Вот к этому человеку и привели на опознание Сазонова.
Колупаев был лаконичен и сух на допросах, но всегда предварительно выкладывал на стол несколько инструментов для антропологических измерений, смахивающих на пыточные орудия времен Средневековья. Один их вид вызывал у задержанных панический ужас. Сазонов не был исключением и заметно побледнел, когда Колупаев весьма демонстративно повертел в руках громадный циркуль, который обычно существенно влиял на полноту признаний всех без исключения «клиентов» регистратора всевозможных темных личностей.
Процедуру опознания преступника Колупаев мастерски превращал в своеобразный спектакль. И хотя он проходил по одному и тому же сценарию, всякий раз в нем возникало множество нюансов, вариантов, неожиданных коллизий, правда, кончавшихся почти всегда одинаково – изобличением преступника.
Николай Егорович начал допрос с традиционного вопроса:
– Как звать?
Сазонов назвался.
Колупаев окинул его угрюмым взглядом исподлобья.
– Судился?
– Не то что не судился, – нехотя ответил Сазонов, – но даже в свидетелях у мирового не бывал.
– Врешь, негодяй!
– Чего мне врать? – Сазонов старательно отводил глаза в сторону, но они сами собой возвращались к лицу Колупаева. Умел Николай Егорович приковать к себе взгляд человека, а преступника тем более.
– А ну-ка, давай пальчики!
Сазонов как будто с недоумением посмотрел на регистратора. Тот, усмехнувшись, взял его руку, сначала правую, потом левую, смазал специальной краской и поочередно прижал каждый палец к бумаге. Затем, насвистывая сквозь зубы мотивчик из последнего поставленного в театре водевиля «Лев Гурыч Синичкин», подвел снимок под формулу и через десять минут многозначительно крякнул и вперил насмешливый взгляд глазок-буравчиков в Сазонова.
Вавилов, который, затаив дыхание, наблюдал за манипуляциями регистратора, толкнул в бок Алексея и торжествующе подмигнул ему. Кажется, Колупай что-то наколупал!
– А вот вам аналогичные пальчики! – ласково возвестил Николай Егорович и помахал перед лицом Сазонова снимком с черными пятнами отпечатков. – Сейчас еще на кистене проверим. Куда тогда денешься?
Сазонов молчал, не поднимая головы. А Колупаев зачитал справку, которая хранилась у него в архиве:
– Матвей Сазонов, Североеланской губернии, Марьинского уезда, Котляровской волости, тридцати восьми лет. Православный. Отбывал в семьдесят восьмом году по приговору мирового судьи семнадцатого участка три месяца тюрьмы за кражу.
Пауза и строгий взгляд на задержанного. И дальше:
– По приговору мирового судьи третьего участка шесть месяцев тюрьмы за попытку разбоя в восьмидесятом году.
Опять пауза и опять суровый взгляд на Сазонова:
– По приговору мирового судьи десятого участка год тюрьмы за избиение и причинение увечий двум человекам в восемьдесят первом году.
И, наконец:
– По приговору Томского окружного суда был присужден в восемьдесят втором году к арестантским ротам сроком на четыре года за непреднамеренное убийство приказчика Валиева по пьяному делу. А вот и мурло! – Николай Егорович, по-сатанински ухмыляясь, сунул под нос Сазонову фотографию.
Тот отшатнулся и чуть не упал со стула. Иван вскочил со своего места.
– Егорыч, откатай быстрее пальцы на кистене.
– Помню, не спеши, – степенно ответил тот и развернул изрядно испачканный шарф Вавилова. Покачал удрученно головой, но нанес на ручку булавы порошок магнезии, затем осторожно его сдул. Тонкий слой прилип к отпечаткам следов пальцев с четко обозначенными спиральными завитками кожи.
Колупаев несколько минут тщательно изучал их, что-то бормоча и записывая на листок бумаги.
Потом поднял голову:
– Один из пальчиков определенно его. – И перевел взгляд на Сазонова. – Что, и теперь будешь запираться, мерзавец?
– Врете вы все! – Глаза Сазонова злобно сверкнули. – Напраслину возводите на честного человека.
Вавилов подошел к нему, некоторое время пристально рассматривал, потом ухмыльнулся:
– Все врем, говоришь? Не твоих рук дело?
Сазонов истово перекрестился.
– Вот те крест! Как перед Истинным – не виновен!
– Ладно, – поднял голову Колупаев, – разувайся!
– Зачем? – растерялся Сазонов.
– А вот увидишь – зачем! – прикрикнул на него Вавилов. – Давай, поворачивайся живей!
Сазонов с явно упавшим сердцем стянул один за другим сапоги, а в это время Колупаев придвинул к нему особую платформочку, на цинковой доске которой виднелся темный рисунок следа. Обычно в него ставилась нога задержанного или арестованного для обмера. А Колупаев тем времен потряс перед носом Сазонова огромным циркулем, служащим также для измерения, но только объема черепа, затем достал длинный нож и наточил его тут же бруском.
Сазонов, съежившись, смерил взглядом нож и после некоторых колебаний вложил довольно грязную ногу в след.
Колупаев, отметив и записав ее особенности, брезгливо проворчал:
– Ты, подлец, хотя бы ноги помыл, а то гостей небось в белом фартуке встречаешь, а под ногтями грязь развел, хоть свеклу выращивай! Убирай вон ножищу! Я тебя с другой стороны общупаю! – И, взяв циркуль, снова подошел к жертве. – А ну-ка, что это ухо слышало? – И измерил ухо. – А где здесь мозги начинаются? – И приложил ножку циркуля к выпуклой части лобной кости. Обернувшись, посмотрел на Корнеева: – Что, доктор, глаза выворачивать будем? Посмотрим, что они видели?
Сазонов вздрогнул и затравленно огляделся по сторонам.
– А то как же! Выворачивай! – согласился «доктор» с самым что ни есть важным видом.
Колупаев вновь подступил к подозреваемому. Но тот истошно завопил и закрыл лицо руками.
– Отойди, легавый! Не дам глаза выворачивать! – И уже с мольбой посмотрел на агентов: – Отпустите душу на покаяние! Мочи нет терпеть! Ведь что ж такое допускаете! Такие страхотины супротив человека! – Он опять закрыл лицо рукой и тихо, через силу выговорил: – Ладно, расскажу все по совести, что там зря запираться!
Глава 10
Федор Михайлович с силой потер лоб и, откинувшись на спинку кресла, со вкусом зевнул. Сегодня он пришел на службу на два часа раньше, чтобы еще раз внимательно просмотреть материалы дела Сазонова и перечитать почту, которой изрядно накопилось за те пять дней, что прошли с момента страшной трагедии в доме Ушаковых.
По правде сказать, он с самого начала чувствовал, что убийство в Савельевском переулке никак не связано с резней на Толмачевке, хотя большое количество жертв и похожее орудие убийства могли натолкнуть и поначалу действительно натолкнули на мысль, что они совершены одним человеком. Но это как раз был один из тех случаев рядовых совпадений, которые бывают в практике сыщиков, возможно, не так часто, но все же дают право сделать вывод, что все в мире имеет пару, даже преступление.
