его терпение лопнуло. Непременно уволит Варламова. А по мне, туда ему и дорога! Ленивый братец и гуляка к тому ж! У нас такие не держатся.
– Вам известно, какой номер он обслужил последним?
– Я бы сказал, первым и последним, – поправил его официант. – Третий номер. Заказ не бедный был, я его запомнил. Варламов по этому поводу еще зубоскалил, дескать, сейчас актер сил наберется и пойдет синяки в пятый номер раздавать.
– Выходит, всем было известно, кто поселился в этих номерах?
Официант пожал плечами и ухмыльнулся:
– А что тут скроешь? Мы наших гостей по походке из тыщи узнаем, особливо тех, кто кажную неделю бывают. Нам что? Дело обычное! Как прикажете! – Он изогнулся в поклоне, угодливо улыбнулся и сделал вид, что сдергивает полотенце с согнутой в локте руки. – Сделайте ваше одолжение!
– Можешь быть сво... – Тартищев не успел закончить фразу. Двери кабинета распахнулись, и в него влетел метрдотель ресторана Владимир Архипович Прелович. Седые усы его, обычно аккуратно расчесанные, и короткая ухоженная борода были изрядно растрепаны. Точно так же, как и волосы, прежде уложенные и тщательно набриолиненные, сейчас спадали на лоб, а щеки метрдотеля расцветили яркие пунцовые пятна.
Он с трудом перевел дыхание и, прижав руку к груди, произнес, слегка заикаясь:
– Ф-федор М-михайлович! Варламова нашли! Горничная в чулан сунулась, а там он... С-среди швабр, старым ковром прикрыт...
Тартищев стремительно вскочил на ноги. Желваки выступили на скулах, но он даже не выругался, и лишь сузившиеся и потемневшие глаза выдали, насколько ему хочется рявкнуть в душу-мать и вспомнить всю ее родословную.
...Раздетого до исподнего официанта, очевидно, поначалу оглушили валявшейся тут же пустой бутылкой из-под шампанского, а потом задушили тонкой бечевкой, прорвавшей кожу на шее. Крови было мало, почти незаметно на старом выцветшем коврике, который валялся в чулане явно с незапамятных времен и весь был пропитан пылью и изъеден молью.
У входа в чулан столпилась масса народа: лакеи, официанты, повара, горничные – не менее двух десятков человек. Краем глаза Тартищев заметил Желтовского и, не удержавшись, рявкнул:
– Посторонним покинуть место происшествия! Немедленно! – И уже тише пробурчал: – Все следы затоптали к такой-то матери! – И, повернувшись к подоспевшему на звук его голоса надзирателю данного околотка Чачулину, приказал: – Всех репортеров из гостиницы удалить! И вообще, кто им позволил здесь отираться?
Чачулин побледнел и, прихватив двух городовых, бросился выполнять приказ начальства. Недовольные крики и ругань, последовавшие за этим, подтвердили, что околоточный с заданием успешно справился. И теперь Желтовский и прочая гнусная братия перестанут действовать на нервы и чрезмерно раздражать начальника сыскной полиции.
– Ну-с, Федор Михайлович, какие наши обстоятельства? – раздался за его спиной знакомый голос. Судебный следователь Аркадий Маркович Божко протянул ему руку в тонкой кожаной перчатке и, брезгливо сморщившись, кивнул на распахнутые двери чуланчика. – Опять кровушка пролилась?
– Пролилась, – вздохнул Тартищев и пожал руку тучному, страдающему одышкой помощнику прокурора Басманникову, который занимался убийствами. – Будете осматривать место происшествия?
– Направьте сюда своих людей и доктора. Пускай все тщательно осмотрят и опишут. А мы пройдем пока в номера. – Божко обвел взглядом толпящихся в коридоре людей и скривился еще больше. – Всех из коридора убрать. Но никто не смеет расходиться, пока я не опрошу свидетелей. – И повернулся к Тартищеву: – Вы с кем-то уже успели побеседовать?
– Успел. С владельцем, коридорными и официантом, который обслуживал пятый номер. Взяли с них объяснения в ходе первичного дознания. По горячим следам, так сказать, чтобы представить картину преступления по времени.
– Обыски, выемку вещественных доказательств, вещей потерпевших производили? – поинтересовался Басманников.
– Нет, мои агенты составили протоколы осмотра места происшествия, дактилоскопист откатал следы пальцев, а врач произвел наружный осмотр трупов, и пока все оставили в прежнем виде. Постояльца из третьего номера, актера Зараева отправили в губернскую больницу в крайне тяжелом состоянии. По словам доктора – тяжелое отравление ядом белладонны, или красавки. Трупы убитых находятся в пятом номере, но карету из мертвецкой уже вызвали.
– Ладненько, складненько, чудненько! – протянул, почти пропел Божко задумчиво и кивнул Басманникову. – Пойдемте, Павел Трофимыч, осмотрим-с поле битвы, так сказать! – И бросил, не поворачивая головы, Тартищеву: – Мне велено убийство на Толмачевке взять в свое производство, точно так же, как и это, гостиничное. Федор Михайлович, вы не находите, что за последнее время прямо валом убийства пошли, и все с каким-то кандибобером непонятным?
Тартищев неопределенно пожал плечами, но предпочел не ответить. Божко хотя и обладал отвратительным нравом, но был из тех немногих следователей, к которым Федор Михайлович относился с доверием. Но он еще вдобавок знал, что следователь не любитель делать скоропалительные выводы, тем более на ходу, через плечо. Поэтому оставил свое мнение на потом...
Басманников вошел в пятый номер первым и сразу же заполнил собой прихожую. Тартищеву, замыкавшему процессию, пришлось слегка напрячься, чтобы проникнуть в номер. В результате помощник прокурора и следователь, бросив короткие взгляды на трупы и кровавый потоп в спальне, приказали везти убитых в мертвецкую, а сами перекочевали в гостиную и расположились вокруг стола, с которого до сих пор не были убраны следы вечерней трапезы.
– Докладывайте, – бросил, словно в никуда, Божко. С первой минуты их знакомства во время расследования убийства Отто фон Дильмаца он намеренно игнорировал Алексея, как будто не смог простить ему что-то. Но обстоятельства и служебные дела постоянно их сталкивали. Поэтому этот делано холодный тон и отрешенный взгляд Алексей однозначно воспринял на свой счет и стал излагать суть преступления, совершенного в ночь со второго на третье апреля, на четвертой неделе Великого поста...
– Итак, вы полагаете, что убийство актрисы Каневской и неизвестного господина было инсценировано? – спросил Басманников, когда Алексей закончил докладывать результаты предварительного расследования.
– Я полагаю, что Сергей Зараев поселился в третьем номере не случайно. Из неизвестных нам источников он узнал, что в соседнем номере некий господин, которого мы условно обозначили буквой К по обнаруженной на его белье монограмме, назначил свидание Раисе Каневской. Она считалась любовницей Зараева на протяжении последних трех лет. Я уточняю, считалась, потому что она постоянно изменяла ему с другими мужчинами, но, как утверждает его отец, Геннадий Васильевич Зараев, Сергей воспринимал это как должное и сам частенько находил утехи на стороне. Одним словом, любовники не обременяли себя обязательствами и клятвами.
– Это все лирика, молодой человек, – сухо изрек Божко. – Возможно, он очень ловко скрывал, что дико ревнует Каневскую. Дамочка она была красивая и соблазнительная и легко кружила головы и не таким юнцам, как Зараев. Поэтому версия мести за чересчур легкомысленное поведение, думаю, самая предпочтительная.
– Убийца на то и рассчитывал, что мы примем версию убийства из-за ревности, – произнес Алексей с едва заметным вызовом. – На самом деле здесь что-то другое.
– Я тоже в этом уверен. – Тартищев расстегнул шинель и достал из кармана мундира носовой платок. Вытер им лоб и лишь после этого продолжил свою мысль: – Истинный убийца явно не Сергей Зараев. Актера просто-напросто использовали. Смотрите сами. Некто устраивает так, что Сергей поселяется рядом с номером гораздо раньше, чем в нем обосновалась парочка любовников. Барышня, которая сняла пятый номер, была чистой подставой, из тех, кто за рупь с полтиной кого угодно продаст и перепродаст. Ей поручили снять
