скроет все следы трагедии. Очень скоро эти места уйдут под снег, и все поиски будут отложены до весны, если не навсегда.
— Асланбек, Асланбек! Увш куз бу! — Лиза услышала вдруг громкий крик и развернулась на девяносто градусов, чтобы понять от кого он исходит. И увидела человека, который несся со всех ног со стороны гряды и кричал, что было сил: — Увш куз бу! Увш цанах ца бахна! Циг довзанта бейрак бу!
Доли секунды Лиза оставалась на месте, но их ей хватило, чтобы узнать человека все в том же армейском камуфляже и высоких солдатских ботинках, который в этот момент спрыгнул с вертолета на землю. Она узнала бы его, даже в том случае, если бы его не назвали по имени. Он был высоким и стройным, с густой черной бородой и маленькой черной шапочкой на выбритой голове. Асланбек Хабиев, младший брат Фадыла Хабиева, самого жестокого в своей фанатичности полевого командира. Именно его отряд ликвидировали погибшие бойцы Иркутского спецназа…
Конечно, в Чечне много людей с черной бородой и гладко выбритыми головами, но Асланбека, по кличке Три-с-полтиной, ни с кем нельзя было спутать. Он был инвалидом с рождения. У его правой руки отсутствовало предплечье, и она была вполовину короче, чем у остальных людей. Говорят, это — следствие лишений, которые пережила его мать, репрессированная в конце Отечественной войны и сосланная в числе тысяч своих соотечественников в Казахстан.
Но этот недостаток не помешал ему стать одним из самых ярых и сильных противников России на Кавказе. Он начинал бороться с ней еще при Советской власти, и за ним охотились, как на волка, «волкодавы» из ГРУ и спецподразделений КГБ, а затем и ФСБ. Но Асланбек был неуловим и беспощаден… И он не стал полевым командиром только потому, что предпочитал действовать в одиночку, а когда не мог справиться один, набирал группу столь же отчаянных, как он, головорезов, зачастую смертников, «камикадзе»… На его счету было несколько крупных терактов, громких убийств и похищений в разных частях России. Его боялись, как огня, потому что нарушителей своих приказов он причислял к предателям, и расправлялся с ними, как с предателями, перерезая одним взмахом кинжала горло, а то и вовсе отделяя ее от туловища…
Ужас, который Лиза испытала при виде Асланбека, утроил ей силы. Она метнулась назад, к лагерю. И пришла в себя уже в десятке шагов от самодельного шалаша. В страхе она не потеряла рассудок, и, оказавшись рядом со своим жилищем, хладнокровнее, чем можно было предполагать, принялась собирать вещи. В первую очередь она прихватила одежду сына, затем натянула на себя одну из оставшихся курток. Свою она оставила где-то в тайге, когда спешила к вертолету. Затем сложила вещи и несколько занавесей в спортивные брюки, которые перевязала внизу тесьмой. Получился своеобразный вещевой мешок, к которому она приторочила лямки — ручки от вещевых сумок. На все это ушло не более двадцати минут. К тому же, она все время тревожно прислушивалась и поглядывала в сторону плато. Она знала, что чеченцы непременно устроят облаву. Они хорошие следопыты и моментально обнаружат ее базу. Поэтому Лиза сделала все, чтобы уничтожить большинство следов, которые могли бы помочь боевикам определить, сколько человек, и кто именно спасся при катастрофе самолета. Но она уже успела изрядно наследить в лесу, а ее преследователи вполне способны обнаружить брошенные вещи и ее сегодняшнюю добычу. Ведь она не предполагала, что спешит навстречу врагам…
Чеченцы шли цепью, шли молча, но их выдали те самые птицы со скрипуче- пронзительными голосами, которые разбудили ее на рассвете. Они подняли невообразимый гвалт, переполошив всю лесную живность. Лиза успела удивиться, что бывалые вояки не учли подобной опасности. Но ноги уже несли ее в сторону от лагеря. Вопреки логике обыкновенного человека она бежала не прочь, она бежала навстречу чеченцам, обходя их по дуге. Она знала, что безопаснее всего суметь оказаться в тылу преследовавшего ее противника. Тем более, она знала их количество, они же не знали о ней ничего, и передвигаться должны были с гораздо большей тщательностью и осторожностью, рискуя нарваться на пулю или на нож. Ведь в живых мог остаться любой боец отряда Анатолия Шатунова. А один «шатун», как их называли и друзья, и враги, способен был выстоять против десятка ловких и сильных соперников…
Солнце скрылось за горами. В ущельях уже копошились сумерки, но отроги гор были освещены закатом. Ночной полет вертолета, да еще в горах, штука рискованная, но Лиза понимала, азарт погони заставит чеченцев забыть об опасности. Им ничего не стоит переночевать в лесу. Боевики — люди неприхотливые, они привыкли к трудностям полевого бытия… И им вполне может прийти в голову рыскать по лесу и день, и два, и неделю, а то вызовут подмогу… Словом, Лиза не слишком надеялась на счастливый исход, и все же предприняла все попытки, чтобы сбить «загонщиков» со следа.
Она весьма удачно зашла им в спину, и даже заметила одного боевика, крайнего, с правого фланга. Учитывая фактор внезапности, она, пожалуй, сумела бы справиться с ним и завладеть его автоматом. Но подумала и отказалась от этой идеи. Обнаружив убитого товарища, боевики озвереют и не успокоятся, пока не догонят и не расправятся с убийцей.
Поэтому она просто пошла в сторону плато. Двигаясь вдоль реки, она могла выйти к какому-нибудь населенному пункту: аулу, станице, поселку… Она предполагала, что здесь, в глубине Кавказских гор, ей вряд ли обрадуются, но в населенном пункте можно было раздобыть питание, а если повезет, то оружие или лодку. Не стоило даже пытаться украсть лошадь, тогда ее немедленно нагонят верховые владельцы. Следы подков в лесу очень заметны, а в здешних местах — кража лошади тягчайшее преступление. И если Лизу не отдадут боевикам, то расправятся, как с конокрадом. Тут не играет, роли, что она женщина. Ее забьют камнями или просто столкнут в пропасть…
Рыжие отсветы на горных склонах исчезли, но небо продолжало оставаться светлым. Лиза не слышала никаких звуков, кроме рокота водного потока на дне ущелья. На небе высыпали первые, самые крупные и по-осеннему яркие звезды. Дима спал на ее руках, лямки самодельного рюкзака слезали с плеча. Лиза машинально их поправляла, и шла, как машина, не замечая усталости…
Ориентируясь на звезды, она упорно и планомерно продвигалась вслед за рекой на северо-запад. Довольно долго она пробиралась сквозь настоящие дебри, подступавшие к самому краю ущелья. Мохнатые лапы стегали ее по лицу, время от времени лес сменяли прогалины, усыпанные огромными камнями. Наконец, она дошла до скальных уступов, которые гигантскими ступенями круто поднимались к очередному плато, заросшему мхом и чахлыми низкорослыми деревцами, и стала карабкаться по ним вверх. Легкие и сердце, казалось, работали на пределе. Требуя покоя, отказывались служить ноги, но она не давала себе отдыха.
И мозг, и тело требовали действия, причем страх перестал играть роль движителя. Она вообще уже не чувствовала страха, который непонятно когда умер в ней. Появился новый, более сильный импульс. Он вселял в нее мощную и неустанную энергию, и этим импульсом были ее собственная жизнь и жизнь ее сына.
Она почти бессознательно подчинялась какому-то велению. А веление это говорило ей, что она должна проявлять максимум стараний и усилий, чтобы спастись в этой дикой мешанине цепких кустарников, деревьев, скал, верховых болот. Спастись в одиночку, потому что на многие десятки и даже сотни километров не было никого, кто бы знал о ее существовании и стремился оказать ей помощь. Те, что прилетели на вертолете, были не в счет. Это были враги, которые хотели ее убить.
Но она не знала, что боевики уже обнаружили ее убежище. И по едва заметным признакам и следам ног, они поняли, что спаслась женщина. В самолете летели две женщины. Одна из них, изнеженная, избалованная дама, ни в коем случае не сумела бы разбить лагерь и очень умело его обустроить. На это способна была только вторая — одна из немногих женщин, что ни в чем не уступали мужчинам на войне. А в каких-то моментах даже превосходили их…
Асланбек знал, что в свое время голову Лизы оценивали в десять тысяч долларов. Но ставки росли с каждым днем, а Лиза вдруг исчезла. По вполне житейской причине. Она забеременела. И все же боевики продолжали охотиться за ней, потому что понимали, с ее характером станется вновь вернуться в Чечню. А на счету Лизы были более двух сотен очень точных выстрелов, унесших жизнь многих боевиков, наемников и полевых командиров. Она сама не знала, сколько врагов отправила в мир иной, потому что отметин на ложе снайперской винтовки никогда не делала, но предполагала, что много. И, если не слишком гордилась этим, то понимала, что каждым выстрелом спасала жизни десяткам, если не сотням других людей.
Поэтому те, кто обнаружил ее лагерь, и догадались, что Лиза Варламова по какой-то счастливой
