Этих признаков становилось все больше и больше, но вскоре они стали исчезать. Наконец корабль опять окружила космическая чернота. Можно было подумать, что путешественники, приблизившись к неизвестной планете, раздумали и понеслись дальше, в космос.
Но это только казалось. Просто корабль заканчивал свою огромную кривую и теперь переходил на режим спирально-кругового полета. Он шел над планетой по кругу. Как раз в эти минуты он попадал в ее тень, и его окружила космическая чернота.
Однако она была уже не космической. На экранах явственно проступал черный конус, за границами которого играли разноцветные всполохи. Да и сам черный конус планетной тени был не такой густой и мрачный, как глубины космоса. Это была как бы домашняя, уже теплая, хотя почему-то тревожная чернота. Может быть, оттого, что в ней угадывались багровые отсветы, словно откуда-то со стороны пробивались лучи заходящего или восходящего солнца, отражение далеких буйных зорь.
Корабль пересек черный конус. Роботы уже прощупали планету лазерами, мазерами, радио-, ультра- и инфразвуковыми локаторами и еще десятком сложных приборов, устройства и принципа действия которых голубые люди еще не проходили. Теперь роботы подводили первые итоги.
Обследование подтвердило и уточнило показания дальней космической разведки: на планете есть кислород, азот, углекислый газ и многие другие газы. Есть также и все другое, что имеется и на тех планетах, где уже возникла жизнь и даже цивилизация. Значит, и на этой может быть жизнь. А раз может быть, то существуют и скопились белковые молекулы.
Значит, можно снижаться. Можно приземляться… Хотя, точнее, следует сказать – припланетиться. Ведь планета Земля – одна. Правда, оказалось, что есть и другая, Розовая земля. Значит, есть две Земли. Но планет – бесчисленное множество, и не все имеют названия. Вот почему космонавты говорили вместо «приземлиться» – «припланетиться».
И хотя все было ясно и как будто понятно, корабль не спешил к планете. Он медленно плыл над ней, изучая каждую ее пядь своими приборами. И чем дольше изучал, тем настороженней действовали и роботы, и ребята.
Планета оказалась какая-то странная – на ней не было гор. На всех планетах, даже на самой близкой к Голубой земле – Луне, имеются не только отдельные горы и холмики, но и целые горные хребты, даже системы горных хребтов. И иначе не может быть.
В недрах планет или пылает, или пылало пламя невероятной силы. Оно расплавляло вещество планеты, которое, как и полагалось всякому веществу, обязательно расширялось при нагревании и ломало уже остывшую верхнюю корку. Ломало, выплескивалось на поверхность и застывало горными всплесками. Верхняя корка изгибалась, и горы постепенно укреплялись на поверхности любой планеты.
А на этой попутной планете гор не было.
Больше того. На всех планетах материки чаще всего располагались вдоль меридианов, от полюса к полюсу. А на этой был всего один материк, и он опоясывал всю планету единым гладким обручем с изодранными краями.
– Странно, – первым сказал Тэн. – Очень странно…
– Может быть, тут еще не началось горообразование? – неуверенно спросил Зет.
– Почему оно задержалось? – вмешался Миро.
– Запросим роботов, – вставил Квач.
– А может, сами подумаем?
– Не понимаю, зачем думать над тем, над чем не следует, – буркнул Квач. – Нам сейчас важно другое. А началось на планете горообразование или нет, не так уж и важно.
– И так верно, и по-нашему верно, – миролюбиво согласился Тэн, – но все равно это нечто новое.
Все помолчали, приглядываясь к показаниям приборов, к экранам внешнего обзора.
– Ладно, – решил за всех Зет, – проверим на месте – время еще будет. Начнем высадку.
Корабль, чуть дрогнув, пошел на снижение. Потом замедлил ход и стал врезаться в нижние слои атмосферы.
Багровые отсветы стали гуще, а разноцветные сполохи побледнели и наконец совсем исчезли.
Теперь на экранах внешнего обзора медленно разворачивалась огромная туша неведомой планеты – буровато-зеленая, подернутая дымкой облаков. Поначалу Юрию показалось, что это не облака, а снежные вершины высоких гор, и он хотел сообщить о своем открытии, но потом, присмотревшись, понял, что это именно облака. Местами они были гуще и потому казались снегом, местами расплывались в белесую дымку. Дымка эта густела и сплывалась в сплошную белую пустыню на полюсах планеты.
Посредине планеты облаков почти не было – там расстилалась огромная круговая твердь – земля. Буро-зеленоватая, прорезанная голубыми жилками рек.
Между твердью и белыми равнинами полюсов голубело море. Вернее, не море, а два океана: один вверху, а другой внизу. Вот и все. Все хозяйство этой планеты – два полюса, два океана и один материк. И нигде ни одного островка, ни одного озера. Все расчерчено и разделено четко и точно – вода и твердь.
– Где будем садиться? – спросил Квач.
– Роботы показали, – ответил Зет, – что цивилизации на планете нет: ни радиоволн, ни инфракрасных отражений промышленных или хотя бы костровых огней не обнаружено. Поэтому предлагаю садиться неподалеку от прибрежной полосы нижнего, южного полушария.
– А не опасно приближаться к воде? Может быть, там болота? – спросил Миро.
– Мы будем садиться не у кромки воды, где возможны встречи с выходцами из океана, а чуть подальше…
– Куда подальше?
– В глубь материка.
– А если там ничего нет? Может быть, там пустыня?
– Нет, этого не может быть. Раз есть кислород, вода, азот и все такое прочее, какая-нибудь жизнь есть обязательно, – решительно ответил Зет и отвернулся к приборам.
Корабль все явственней замедлял ход. Планета быстро приближалась. От нее уже шли воздушные потоки, и корабль, натыкаясь на них, как автомашина на выбоину, то вздрагивал всем своим огромным телом, то едва заметно проваливался, и тогда в животе образовывалась неприятная пустота.
Все чаще и чаще корабль врезался сначала в волокнистые, рассеянные водяные пары, а потом и в более мощные облака. Следящие, наблюдающие и посадочные роботы, их контролеры, тысячи приборов и устройств, которые начиняли корабль, работали с полным напряжением. Они прощупывали новую планету, брали анализы, фотографировали, облучали радиоволнами и лучами лазеров. Космонавты молчали, они следили за этой огромной слаженной деятельностью машин и приборов и кое в чем помогали им.
К исходу второго часа полета по пологой спирали роботы окончательно определили свое отношение к планете и сообщили:
«Все в порядке. Посадка малой трудности. Рекомендуем обратить особое внимание на биологическую защиту. Состав околоземной атмосферы допускает дыхание без специального кислородного питания. Принимайте решение о месте высадки. Рекомендуем северное полушарие: в его центре оптимальные температуры двадцать три – двадцать пять градусов тепла».
– А ты хотел садиться в южном, – усмехнулся Квач, но Зет не растерялся:
– Чудак, ты забыл, что, если сесть поближе к морю, в южном полушарии, все равно будут оптимальные температуры.
Пожалуй, это был правильный ответ – ведь жарко только на экваторе. А чем дальше от него к полюсам, тем температура воздуха все ниже и ниже. Квач не стал спорить.
Корабль в это время приближался к черному конусу, который отбрасывала планета в пространстве. Из дня они приближались к ночи.
И первое, что увидели космонавты в надвигающихся сумерках, были необыкновенные зори – полыхающие в полнеба, кроваво-красные, переливающиеся, меняющие свои цвета от нежно-розовых до темно-багровых, почти фиолетовых. Все вокруг было залито этим прекрасным и тревожным светом.
Даже видавшие виды голубые космонавты притихли и долго смотрели на быстро и неуловимо сменяющиеся краски необыкновенных красных зорь. Но слишком долго следить за этими зорями не пришлось – корабль вошел в темноту ночи.
Тэн вздохнул:
