Севилла. Я в отчаянии. Я не подумал об этом. Вы подозреваете, что один из них передал информацию?
Адамс. Мы подозреваем всех.
Севилла. Вы хотите сказать, всех моих сотрудников?
Адамс. Всех тех, кто так или иначе осведомлен об успехах проекта «Логос».
Севилла. В том числе и меня?
Адамс. В определенной мере — да.
Севилла. Вы шутите.
Адамс. Нисколько.
Севилла. Я… Признаться, этого я никак не ожидал.
Адамс. Сядьте, прошу вас. Я хотел бы, чтобы вы поняли, мой долг — подозревать вас, какова бы ни была моя личная симпатия к вам.
Севилла. К черту вашу… Адамс, все это попросту гнусно! У меня нет слов, чтобы определить эту…
Адамс. Я удручен, что вы так реагируете на это. Вы обещали отвечать на мои вопросы, но, если вы слишком взволнованы, мы можем отложить нашу беседу до завтра.
Севилла. Ни в коем случае. Лучше кончить с этим сразу.
Адамс. Ну что ж. раз вы этого хотите, я перестану ходить вокруг да около. Давайте снова обратимся к фактам: имела место утечка информации о проекте «Логос». Вопрос первый: способствовали ли вы, прямо или косвенно, этому?
Севилла. Что за дурацкий вопрос!
Адамс. Обращаю ваше внимание на то, что вы на него не ответили.
Севилла. Мой ответ — нет, нет и нет14.
Адамс. Сядьте, прошу вас, и поверьте, что я чувствую себя крайне неловко, задав вам подобный вопрос. Но задавать такие вопросы — моя профессия. Видите ли, странная штука жизнь: в университете я мечтал стать знаменитым психологом, а не сидеть в кабинете, задавая неприятные вопросы великому ученому. Вы разрешите мне продолжать?
Севилла. Конечно. Извините, что я сорвался. И я попрошу вас об одном одолжении.
Адамс. Каком?
Севилла. Перестаньте постукивать по столу лезвием разрезного ножа.
Адамс. Извините, у меня это старая привычка. Однако, если это вас раздражает, я перестану. Вот,
Севилла. Пожалуйста.
Адамс. Мне хотелось бы получить более точный ответ на мой вопрос. Я вас спросил: способствовали ли вы, прямо или косвенно, утечке информации?
Севилла. Нет, ни прямо, ни косвенно.
Адамс. Быть может, отрицая ваше косвенное участие, вы несколько поторопились с ответом?
Севилла. Не понимаю.
Адамс. Предположим, что русским передал информацию один из уволившихся. Разве нельзя сказать, что, отпустив их на все четыре стороны, прежде чем мы смогли организовать за ними наблюдение, вы тем самым косвенно содействовали предательству?
Севилла. Надо обладать большой недобросовестностью, чтобы утверждать подобное.
Адамс. Почему?
Севилла. Потому что это бы значило делать соучастником преступления того, кто всего-навсего допустил оплошность.
Адамс. Вы хотите сказать, что, действуя таким образом, не намеревались укрывать уволившихся от вашего наблюдения.
Севилла. Совершенно верно.
Адамс. Тут я должен вам возразить. Возьмем, к примеру, Майкла Джилкриста. 29 мая в разговоре с товарищами в столовой лаборатории он критикует нашу политику во Вьетнаме. Вы в своем кабинете подслушиваете разговор, тотчас же снимаете трубку, вызываете его и уводите прогуляться по дороге. Зачем?
Севилла. Чтобы поговорить с ним.
Адамс. Почему же на дороге? Почему не в вашем кабинете?
Севилла. Мне совсем не хотелось, чтобы этот разговор был записан на пленку.
Адамс. Почему?
Севилла. Я опасался быть скомпрометированным суждениями Майкла, поскольку я же взял его на работу. Я хотел его предупредить частным образом…
Адамс. До того, как наши службы займутся им?
Севилла. Да, примерно так.
Адамс. Если не считать мисс Лафёй, то я, думается, не ошибусь, сказав, что Майкл Джилкрист был вашим любимым сотрудником.
Севилла. Не ошибетесь. Меня очень огорчил его уход.
Адамс. Вернемся к вашему разговору с ним на дороге: мне не совсем ясно, почему вы пытались скрыть его от нашего наблюдения.
Севилла. Я вам только что это объяснил. Я боялся, что меня скомпрометируют суждения Майкла.
Адамс. Понятно, так по крайней мере вы ему сказали, чтобы вырвать у него обещание молчать. На самом деле вами двигало совершенно иное побуждение. Вовсе не себя вы старались защитить, а Майкла.
Севилла. О, не знаю. Может быть. Я об этом не думал.
Адамс. Вы — человек очень умный, однако я не уверен, отдаете ли вы себе отчет в том, какое значение имеет ваш ответ. Вы признались, что помогали политически неблагонадежному человеку, пытаясь скрыть от нас его взгляды.
Севилла. Признался! Мне не в чем признаваться! Вы забываете, что во время этого разговора я не мог знать, что Майкл настолько увлечен своими взглядами, чтобы это привело его к уходу из лаборатории.
Адамс. Тем более вам следовало бы предоставить нам удить об этом.
Севилла. Все это, позвольте мне вам об этом сказать, крайне неприятно. Похоже, вы меня обвиняете, с меня хватит.
Адамс. Сядьте, прошу вас, я просто в отчаянии. Поверьте, я предпочел бы беседовать с вами о дельфинологии. Это было бы захватывающе интересно. Знаете, на мой взгляд, вы, впервые осуществив межвидовую коммуникацию, продвинули науку далеко вперед. Запись ваших последних бесед с Фа, которую вы нам передали, вызвала восторг Лорримера.
Севилла. С тех пор Фа добился большего.
Адамс. Неужели? Мне, однако, кажется, что с 12 июня — ведь именно 12 июня Фа перешел от слова к фразе? — за полгода он и так сделал колоссальные успехи в лексике, синтаксисе, произношении. А согласно вашему последнему докладу Би тоже начала заниматься английским.
Севилла. Би его догнала.
Адамс. Невероятно! И вы говорите, что с тех пор Фа добился большего? Я сгораю от любопытства. В конце концов я поверю, что вы научили его читать.
Севилла. Во всяком случае, учу.
Адамс. Потрясающе! Я понимаю, для вас большое несчастье, что нельзя предать гласности эти великолепные достижения. В один день вы стали бы самым знаменитым человеком Соединенных Штатов.
Севилла. Я никогда не искал известности.
Адамс. Да, знаю. Кстати, мне хотелось бы узнать ваше мнение об одном ученом, чьи работы очень близки к вашим, — Эдварде Е.Лоренсене.
Севилла. Лоренсен — отличный исследователь.
Адамс. Меня интересует ваше личное конфиденциальное мнение.
Севилла. Я вам его высказал. Лоренсен — отличный исследователь.
Адамс. Но?
