– Ха-ха-ха. Не расстаться нам вовек, да? Ты следишь за мной? Скажи, чувак, я тебе нравлюсь?
– Я с ума схожу и все такое, – говорит голосом Бивиса.
– А ты чего в Питере делаешь?
– Сижу на каком-то отстойном семинаре, посвященном рознице. Старые журналистские телки, несвежие бутерброды и херовый кофе. В общем, жизнь удалась!
– И чего мы вечером будем делать?
– Я не знаю даже. Во сколько Эрмитаж закрывается? Ха-ха-ха.
И мы оба смеемся довольно продолжительно, и мне становится очень весело, и уходит недосып, и кажется, что я вовсе не уезжал из Москвы.
– Вадим, ты, кстати, где остановился?
– В «Невском», а ты?
– Я тоже.
– Нам повезло?
– Ага. Слушай, давай в восемь в гостинице?
– Давай в девять? Мне нужно тут еще кое-чего сделать.
– Ну, сделаешь в гостинице, ха-ха-ха.
– Придурок. Ну в девять, о’кей?
– О’кей. Компьютер.
– У тебя какие-то отстойные гранджевые шуточки. Понабрался тут от питерских, да?
– Я легковосприимчив к среде обитания. А почему гранджевые?
– Лучше бы ты спросил – «почему отстойные?».
– Я не врубился, но думаю, что ты имеешь в виду что-то очень смешное. Я погнал, в общем. До встречи.
– Давай.
Я переодеваюсь уже совсем с другим настроением, спускаюсь на лифте, выхожу из отеля, ловлю такси и пару эсэмэс от Вадима – с вопросами «Есть чего?» и «Сколько пива брать?». Я отвечаю «Дайте две» и приезжаю к месту назначения.
Кафе «СССР» на Невском проспекте суть продолжение традиций, заложенных московским рестораном «Жигули», только преломленных в сторону гламура. Если «Жигули» созданы для людей тридцати – сорока лет и далее, приходящих сюда ностальгировать под песни ВИА 70-х – 80-х годов, вспоминать пивбар «Жигули» и умиляться на фото Брежнева за охотой, то «СССР» создан для их детей. Для тех, кто не помнит 80-е, но врубается, что стиль того времени – это модно, носит олимпийки и кроссовки «Адидас», слушает музыку в стиле диско и думает, что в 1982 году все именно так и выглядело. Такой бар выглядел бы очень «по-советски» в Нью-Йорке или Лондоне. Красные неоновые буквы, красные водолазки официантов, красные рисунки из комиксов на стенах, vodka «Smirnoff» или «Absolut» в баре и притягательность названий – «USSR», «K.G.B.» или «Red Army». Такой гламурный совок с персоналом, одетым под кагэбэшников.
Здесь милые девушки-официантки, хорошая диджейская музыка, никакая кухня (но мне почему-то нравятся эти пельмени – домашние котлеты – привет «Vogue Cafe») и много симпатичных девушек. Последние по вечерам или в уик-энды. Единственное, что портит весь антураж, – это висящая рядом с баром фанерная доска почета с фотографиями с вечеринок. Если уж делать гламурный совок, то доска почета непременно должна быть жидкокристаллической. В обед посетителей мало. Создается впечатление, что питерцы вообще не обедают.
Или обедают дома. Или в бесчисленных забегаловках со средней суммой счета в сто пятьдесят рублей на нос. В любом случае не здесь, что, в принципе, фиолетово мне лично. Я живу в другом городе.
Гулякин уже сидит за столом у окна. На столе перед ним стоит бутылка коньяка «Hennessy VSOP» (я отмечаю про себя его сегодняшнюю расточительность), два стакана для виски и нарезанный лимон на тарелке (я отмечаю также его дурновкусие).
– Привет, – говорю я, – стараясь казаться искренне веселым. Что, в общем, не сложно, учитывая мое состояние предвкушения сегодняшнего вечера.
– Здорово!
– Ты давно сидишь?
– Уже минут пятнадцать, – отвечает Вова извиняющимся тоном, вместе с тем давая мне понять, что сегодняшняя встреча для него важна и он приехал заблаговременно.
– А я чего-то в отеле закопался, потом еще не сразу сообразил, в какую сторону Невского ехать.
– Ну, ничего. Ты же гость.
Нам приносят меню, я заказываю салат из овощей, грибной суп и домашние котлеты. Володя заказывает салат «с курой», борщ и какое-то мясо. Мы сидим, смотрим друг на друга, курим и не знаем, с чего начать разговор. Точнее, мне его не с чего начинать, а Володе нужно начать его как можно более естественно, чтобы потом плавно вырулить на тему моей оценки его деятельности.
– О! – вдруг начинает Вова. – Смотри! Вон парень пошел, мы с ним в институте учились. А его отец работал в Германии вместе с Путиным.
Реально, после того как Владимир Путин стал президентом России, Питер охватил синдром «магнита», как я его называю. Почти каждый питерец старается притянуть себя (прямо или косвенно, через город) к Путину. В практическом плане это значит, что у любого питерца есть в кармане «история для москвича». В момент разговора с тобой питерец держит ее в кармане, как кастет. Например, заходит разговор о спорте. Начинается обсуждение футбола, потом хоккея, потом «Формулы-1». Питерец (с готовой историей) даже не ждет перехода беседы к борьбе. В какой-то момент он просто вытаскивает свою историю-кастет и начинает: «А вот, кстати, о футболе. Я ходил в спортивный зал на такой-то улице, так вот там Путин в детстве занимался борьбой…»
С иностранными языками еще проще. Каждый интеллигентный питерец всегда скажет, что он ходил на курсы английского языка в ту же школу, что и Владимир Владимирович.
Есть и совсем несчастные питерцы, которые не жили напротив детского сада, куда ОН ходил, не занимались борьбой и английским и школу заканчивали где-нибудь под Питером. Но и они нашли, как притянуть себя за уши. Идешь ты с таким питерцем по городу, и он тебе говорит:
– Видишь вон тот подъезд? Там в 1984 году я бухал портвейн с чуваком, у которого была сестра, а у сестры был хахаль. Так вот. Тот хахаль дружил с еще одним чуваком, который учился в школе с парнем, который потом поступил в институт, в одну группу с другим парнем, который в пионерском лагере играл в шахматы с Путиным.
Когда этот же питерец сильно пьян, то середина сего замысловатого спича опускается, и он просто говорит: «Вон в том подъезде я играл с Путиным в шахматы».
Абзац. Фантазеры, точка, СПБ, точка, ру.
– Здорово, – отвечаю я, – чего, на самом деле с Путиным работал?
– Ага. Только недолго. Месяца два, по-моему. Я точно не помню.
– Ты бы поздоровался с ним, что ли.
– Да ладно, он, наверное, и не вспомнит меня, я с ним особо не дружил.
– Но ты-то вспомнил его.
– У меня просто память хорошая. Мама говорит – наследственная.
– Что, у тебя родители в разведке работали? Тоже вместе с Путиным?
– Почему в разведке? – искренне удивляется Вова.
– Ну, типа, у всех разведчиков хорошая память. Ты сказал, что у тебя она наследственная. Дальше продолжать?
– А… Ха-ха-ха, – смеется Вова, – нет. У меня родители в торговле работали. Папа в мебельном, а мама в продуктовом.
– То есть для тебя розничная торговля, как бы сказать, продолжение родительского пути, цеховая наследственность и т. д., да?
– В каком-то смысле. Я как-то и не задумывался об этом. Ха! А ведь ты прав. Надо дома пошутить на этот счет.
– Тебя, наверное, с детства обучали всяким приемчикам. Как лучше с клиентами говорить. Как больше продавать. Такой тренинг на дому, да? – мило смеюсь я. – Передача опыта подрастающему поколению.
