И каждый чувствует себя победителем на коротком отрезке времени, не понимая, что можно выиграть бой, но проиграть целую войну.
В итоге мы все остаемся одни, засыпая в обнимку с нашими страданиями и слезами, как с плюшевым мишкой.
Накрутив себя таким образом, я понимаю, что напился в хлам. Я встаю из-за стола, иду к выходу, строя рожи окружающим и дразня языком хостесс. Персонал и немногочисленные гости косятся на меня исподлобья. Выходя из бара, я беру со столика при входе пустое ведерко для шампанского и надеваю себе на голову.
Затем я поворачиваюсь к залу и громко говорю: «НИКОМУ НЕ ВЕРЬТЕ, ЛЮДИ! БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ, НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО ВАС ОБМАНЫВАЮТ!»
И со стороны я похож на магистра Ливонского ордена из фильма «Александр Невский», который вызывает на поединок главного героя голосом из-под шлема – консервной банки. И я сам ощущаю себя консервированным лососем в соусе из собственных сентиментальных соплей. Я снимаю с головы ведро и выхожу из бара. Где-то в его глубине раздаются аплодисменты такого же пораженного в сердце циника. Господи, ну почему же мы не допускаем для себя факта существования НОРМАЛЬНЫХ людей? Отчего нам так тяжело кому-то поверить?
Я иду по коридору к лифтам – пьяный, сонный и совершенно разбитый. И везде снова играет эминемовский «Stan», и я не знаю, чего мне больше хочется: упасть в кровать или упасть в Неву?
В двенадцать часов дня в дверь кто-то стучит. Я открываю и вижу стоящую на пороге горничную.
– Убираться нужно? – тихим голосом спрашивает она.
– Нет… – отвечаю я, оборачиваясь. Сзади меня разгромленный номер, куча смятых вещей в углу, перевернутое кресло, пара пустых бутылок и чья-то безжизненно свесившаяся с кровати рука с красным маникюром. – Нет… не нужно, здесь все уже и так убрались…
Домой
I’m back in the U.S.S.R.
You don’t know how lucky you are boys
Back in the U.S.S.R.
I’m a human and I need to be loved, just, like everybody else, does.
Через два часа после описанных событий я уже сижу этаким живчиком в ресторане «Москва», из окон которого можно наблюдать один из самых потрясающих видов на Питер. Расположен он на шестом этаже какого-то бизнес-центра, что по московским меркам безусловный моветон, но в Питере такой ресторан можно было бы открыть даже на минус шестом этаже подземной парковки – все равно он был бы успешным. Ресторан действительно очень московский, как с точки зрения прелестного минималистского дизайна, так и с точки зрения музыки, сервиса и кухни. Я намеренно сделал такую критериальную расстановку, ибо «Москва» – ресторан очень модный, а в модные рестораны ходят за чем угодно. Ходят есть – в последнюю очередь.
Я сижу, пялюсь сквозь панорамные окна на стоящий вдалеке крейсер «Аврора» и пью уже второй кофе. Оставшиеся до поезда два часа я коротал в компании своего дальнего питерского родственника Андрея и его девушки. По последнему определению у меня большие вопросы, но проще его принять, чем уточнять что-то.
Андрей, молодой человек двадцати двух лет, учащийся исторического факультета Санкт-Петербургского университета, в свободное от учебы время праздношатающийся.
Его деловые/тусовочные интересы лежат в различных сферах деятельности: от клубного промоутерства до торговли дорогим алкоголем, от создания интернет-сайта факультета до журналистики. В целом у молодого, образованного парня с креативным мышлением блестящие перспективы. Он одинаково успешно может стать самым востребованным промоутером города или сторчаться от кокаина. Уехать к маме в Америку, потакая собственной лени, или запустить какой-то сногсшибательный проект в издательском бизнесе. Одним словом, молодым – везде у нас дорога. В хорошем смысле слова.
Мы видимся несколько раз в год, то в Москве, то в Питере, и я – в основном с раздражением, реже с удовольствием – слушаю про его жизнь, похождения и увлечения. С раздражением, потому что вспоминаю себя в двадцать два года, свою восторженность пустыми проектами, свои увлечения неправильными девочками, знакомство с наркотиками и клубной жизнью. С удовольствием, потому что между нами разница в восемь лет, и те моменты, которые он понял уже сейчас, мне открылись много позднее. Следовательно, есть гарантия, что он успеет сделать больше, лучше и раньше, чем я. И еще я раздражаюсь, потому что чувствую за него непонятную, несвойственную мне и совершенно беспричинную ответственность, как за младшего брата. Возможно, потому что я всегда хотел иметь брата, возможно, в силу потребности размещать свою добродетель на неблагодарной юношеской почве. Упиваться своими менторскими наставлениями, зная наперед, что ими никто не воспользуется, и испытывать стариковский маразматический кайф от этого.
Девушка Андрея – очень смешная особа. «Ты не подумай, это она только с виду такая пустая, а на самом деле очень духовная, – представлял он ее, когда та отходила в туалет. – Она учится на моем факультете, закончила театральное училище, и у нее свой танцевальный номер в одном из ночных клубов. А еще за ней ухаживает один местный олигарх. Вот».
– Как это соотносится с духовностью? Типа, жизнь – театр и все такое? – спрашиваю я. – У нее танцевальный номер топлесс, надеюсь?
– Нет, а что?
– Запомни, Дрон, самое главное в жизни – это большие буфера телок, как говорил Бивис, круче этого ничего не бывает.
– Да ну тебя. Она правда хорошая, чего ты глумишься? – обижается он, хотя сам стебает ее все время, пока мы в «Москве».
И вот она возвращается. В силу возраста и интересов к клубной тусовке она, безусловно, желает казаться взрослее. Этакой роковой женщиной-вамп в кривом исполнении Ренаты Литвиновой.
– Андрюша, ты заказал мне десерт? – говорит она нарочито капризным голосом.
– Ты салат доешь сначала.
– Я не хочу, я уже наелась.
– Ты кушай, кушай капусту, – смеется он, – москвичами уплочено – значит, ешь.
– И что будет, если я доем?
– Сиськи вырастут. Или в Москву переедешь, – гогочет Андрей.
– Идиот. – Она деланно обижается. – Я и так в «Москве».
– Это ошибочное заблуждение, – резюмирую я.
Мы заказываем десерт, курим, говорим друг другу ничего не значащие фразы. Я досадую про себя оттого, что Дрон взял с собой эту телку, но, в принципе, мне все равно.
– Как десерт? – спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.
– Это было потрясающе! – Она выворачивает ладони, показывая всю степень «потрясности» десерта.
– Ты еще более потрясающая, – отвечает ей Андрей, как истинный тусовщик и джентльмен. Она обнимает его и картинно целует, стреляя в меня глазами и не вынимая языка из его рта.
В целом все выглядит достаточно комично. Они играют передо мной в любовь двух пресыщенных джетсеттеров. Притом она очень манерно разговаривает, растягивая слова и вставляя разные фразочки типа «полный отстой», «потрясно» и «гламурно». Есть такие телеведущие, которые в своих юмористических передачах смешно копируют речь известных светских персонажей, типа Ксении Собчак или Филиппа Киркорова, их повадки, жесты и фразочки. Так вот, у меня создается впечатление, что, стараясь выглядеть как можно более гламурно, она копирует тех самых телеведущих, которые копируют тусовщиков. И, повторюсь, выглядит это очень комично, хотя ей кажется совсем наоборот.
Она смотрит на мой спортивный красный адидасовский костюм и говорит:
– Какой у тебя костюмчик прикольный.
– Ага. Родом из восьмидесятых.
