бросая чьи-то значимые, на их взгляд, имена. А он стоит, как кремлевский караульный, с отсутствующим лицом и блуждающей улыбкой. Такой неприступный и от этого еще более притягательный для них. Иногда он отвечает мальчикам что-то вроде «Позвоните тому-то» или «У вас есть клубная карта?». И когда очередной истеричный мальчик взрывается визгом: «Мы друзья такого-то, ты чего, не понял?» – он говорит им «спокойной ночи» и разворачивается улыбаться девушкам. И кажется, что от его головы исходит сияние, хотя понятно, что этот эффект создается вывеской над входом.
Иногда он запускает в клуб понравившихся девочек, отчего прочие страждущие издают некое подобие стона и концентрируют на фейсконтрольщике еще более признательные и заискивающие взгляды. Одна девушка выходит из толпы и начинает что-то визгливо излагать в трубку сотового. Похоже на то, что ее подруга каким-то образом проникла внутрь, а ее не пустили. И вот она верещит ей по телефону:
– Да? И что, я тут буду одна стоять как дура? А когда он приедет? А у него точно есть карточка? А если он вообще не приедет? Оксан, ты дура, что ли? Как не знаешь? Ну поговори там с кем-нибудь, а? Ну неужели нет знакомых мужиков, которые могут провести? Когда ты перезвонишь? Я еще двадцать минут стою и уезжаю, поняла? Да… Да, я не знаю его телефона, он мне не оставил. Все, пока.
Затем она разражается словом «бля-а», достает тонкую сигарету и закуривает. На вид ей не больше двадцати двух. Похоже, сегодняшнее затруднение грозит стать для нее самой крупной катастрофой этого лета.
Я некоторое время наблюдаю эту душевную монодраму, потом прохожу мимо нее, зачем-то разворачиваюсь и говорю:
– Привет, есть проблемы?
Она резко вертит головой в мою сторону и рисует на лице презрительную гримасу, думая, что это очередной сверстник, пытающийся играть в ночного ковбоя. Увидев, что ошиблась, она быстро-быстро хлопает ресницами, делает лицо робкой дебютантки порноиндустрии и говорит:
– Вот… с подругой разминулись. Она уже там, а у нее моя карточка.
И это ее привычное вранье вгоняет меня в еще большую тоску, но, понимая, что я, собственно, сам нарвался, я просто говорю ей:
– Пойдем, подруга. Этому клубу тебя явно не хватает для полного комплекта.
Она пребывает в нерешительности пару секунд, затем довольно цепко хватает меня под руку, и мы движемся ко входу. Протиснувшись через толпу, я здороваюсь с фейсконтрольщиком, и он открывает дверь, спрашивая:
– А девушка с вами?
– Ага. Сестра моя.
– Хорошенькая! – ржет фейсконтрольщик.
– Ага. Есть девушки в русских селеньях, – усмехаюсь я, и мы заходим внутрь.
– А у вас… у тебя столик забронированный, наверное? – спрашивает девушка, проникновенно заглядывая мне в лицо.
– Тебя как зовут?
– Аня, а что?
– Охамела ты, Аня, вконец. И это правильно. По-другому в твоем возрасте нельзя. Иди ищи свою подругу и больше не раздавай карточки, – отвечаю я усталым голосом.
– А что я такого спросила? – делает Аня круглые глаза.
– Ничего, Аня. Ровным счетом ничего такого. Иди развлекайся и не вздумай долго зависать в туалетах, от этого вянет кожа.
– А что, там чего-то насыпают, да? – хохочет она.
– Анна, – говорю я, стараясь выглядеть деканом ее факультета или бывшим классным руководителем, – ты что, куришь? Может быть, ты еще и наркотики употребляешь?
Она хохочет, говорит:
– Откуда вы знаете? – и всячески кривляется.
Я шутливо грожу ей пальцем и говорю одними губами:
– Пока.
Она отвечает:
– Увидимся! – И, немного подумав: – Спасибо, что провели.
И мы расстаемся, чтобы не увидиться никогда больше. Во всяком случае, мне бы этого не хотелось.
Я прохожу в зал, где находится танцпол, и при входе в него сталкиваюсь со своим знакомым Женей, который работает креативным директором какого-то крупного рекламного агентства. Мы обнимаемся, он говорит что-то про «давно не виделись», хотя виделись мы с ним пару недель назад или того меньше, и когда я было собираюсь ему ответить, он спрашивает:
– Слушай, старик, а что там с этим новым клубом? Ну, который Саша и Миша делают? Я слышал, ты там в доле. Вроде сегодня должны были открываться?
И этот его вопрос окончательно меня вырубает, и мне хочется ответить какой-нибудь подколкой, но я сдерживаюсь и отвечаю:
– Да перенесли на неделю.
– Ясно. Ну, буду к тебе ходить.
– Ага. Я тебе карточку пришлю на следующей неделе.
– Слушай, ты так замотанно выглядишь! Работы много? Тяжело открытие идет?
– Угу, – согласно киваю я. – Слушай, мне надо первого взять. Тут есть кто?
– Да вон у бара компания моя, американцы приехали. Там кокса, как у дурака махорки. Подсаживайся к нам, а?
– Жень, прости, я чего-то не в силах. Я хочу купить и уехать. Прости, старик, спасибо.
– Слушай, – Женя чешет затылок, – ну подожди, я сейчас схожу к столу и вернусь.
– Спасибо, Жень, сколько я тебе должен?
– Ты что, старик, прекрати. Сейчас вернусь, пять минут.
Я жду его некоторое время, он возвращается, мы спускаемся по лестнице к туалетным комнатам и вдвоем заходим в одну из них, подобно распаленным от страсти гомикам.
Я вообще противник смешения наркотиков и алкоголя, но в данной ситуации отчего-то такой микст кажется мне необходимым.
Пока он достает из кармана конверт, я провожу пальцем по стеклянной полке рядом с унитазом и говорю ему, что здесь остатками еще могут четыре малолетних тусовщика нехило разнюхаться. Он смеется, обнажая ровные белые зубы, и кладет на полочку конверт. Я замечаю, что он уже изрядно заряжен. На конверте стоит штамп Министерства здравоохранения, что приводит нас в неописуемый восторг. Я дроблю кредиткой комки, разравниваю дороги и ищу в кошельке сотку грин. Там только рубли. Я спрашиваю его, смеясь, будет ли он через пятисотрублевку, он ржет и отвечает, что в нашем с ним положении и через десять рублей не западло. Мы разнюхиваемся. Женя собирается убрать конверт в карман, но я его останавливаю и прошу повторения процедуры.
– Старик, ты чего-то увлекся, может, паузу возьмем и потом еще?
– Все о’кей, приятель, все о’кей. Мне просто необходимо выгрузиться. Я так дико еще не уставал. Давай еще по одной?
– Нет, ты держи, конечно, твое дело, но я больше не хочу пока.
Тогда я раскатываю еще две тонкие линии, убирая их поочередно левой и правой ноздрями. Ощущение такое, будто по мозгам аккуратно провели пальцем, смахнув лежащую на них пыль. Женя выходит из кабинки, вслед за ним выхожу я. Я останавливаюсь у зеркала, смотрю на свое отражение и вижу, что у меня дрожат губы. Неужели я стал настолько сентиментален? Или просто пора окончательно завязывать с наркотиками? Я выхожу из туалета и чувствую, как постепенно немеет носоглотка. Возвратившись на танцпол, я стою, рассматриваю окружающих и хлюпаю носом. Да, видок у меня что надо. «Главное сейчас – ни с кем не разговаривать, – думаю я. – Чего доброго решат, что еще у одного старого тусовщика наконец- то снесло крышу. Не хватало только попасть в дурку. Хотя сильно ли она отличается от моего мира?»
У меня такое ощущение, что я стою на сквозняке и чувствую, как дует мне в шею. Ощущение дискомфорта таково, что хочется поднять воротник пиджака, чтобы прикрыть шею. Но на самом деле в клубе реально жарко и сквозняку здесь взяться просто неоткуда. Я это очень хорошо понимаю, но чувство
