принять участие в студенческой демонстрации. Произошло столкновение с полицией, все трое были арестованы, а Глеб, оказавший при задержании сопротивление, был жестоко избит. Брата и сестру освободили по ходатайству отца, но больное сердце Ивана Дмитриевича не выдержало позора и спустя несколько дней после злополучной демонстрации он скончался.
Потрясенные общим горем, братья, однако, приняли диаметрально противоположные решения: раскаявшийся Борис, который считал себя виновником гибели отца, навсегда порвал с политикой и революционной борьбой; Глеб, наоборот, встал на путь профессионального революционера, бесповоротно и навсегда.
Вот краткая хроника этого пути Глеба Ивановича Бокия до 1920 года.
1900 год — вступает в Российскую социал-демократическую партию (РСДРП).
1902 год — первая ссылка в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации.
1904 год — Глеб Бокий введен в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений.
1905 год, апрель — арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП»; амнистирован по октябрьскому царскому манифесту.
1906 год — очередной арест по делу «Сорока четырех» («Петербургского комитета и боевых дружин»).
Всего Глеб Бокий подвергался арестам двенадцать раз. Провел полтора года в одиночной камере, два с половиной года — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме получил травматический туберкулез. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь и вновь яростно включался в революционную борьбу. На протяжении двадцати лет (1897-1917) Глеб Иванович являлся одним из руководителей петроградского большевистского подполья.
Период с 1914 по 1915 год оказался для подпольщиков особенно трудным. Правительство, учитывая тяжкие уроки русской революции 1905 — 1907 годов, усилило репрессивные меры по отношению к революционным организациям. Чтобы оградить себя от участившихся провалов, петербургские большевики организовали так называемую «Группу 1915 года при ЦК», куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди. В их числе был Бокий. Ужесточилась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда проявилось одно качество Бокия, которое безусловно учитывал Ленин, рекомендуя его на должность руководителя спецотдела.
Из воспоминаний старой большевички, члена партии с 1915 года Алексеевой:
При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обыкновенные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле записями о подполъных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен ему только одному. Лучшие шифровальщики, какими тогда располагала царская охранка, ломали головы над этими «формулами», подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
— Сознайтесь, — говорили Глебу Ивановичу следователи, — это шифр?
А Глеб Иванович невозмутимо отвечал:
— Если шифр, то расшифруйте.
С досадой следователь возвращал ему «загадочные тетради».
1916 год, декабрь — Бокий введен в состав Русского бюро ЦК РСДРП. Сразу после падения самодержавия он в Русском бюро возглавляет отдел сношений с провинцией.
1917 год, декабрь — Глеб Иванович Бокий — член петербургского военно-революционного комитета, один из руководителей вооруженного восстания.
1918 год, февраль-март — Брестский мир еще не подписан, немецкие войска наступают на всех направлениях; Глеб Бокий — член комитета революционной обороны Петрограда. С марта он заместитель петроградской ЧК.
После убийства председателя петроградской Чрезвычайки Моисея Урицкого в 1918 году его пост занимает Бокий, бескомпромиссный и жестокий. По решению ЦК партии он становится организатором красного террора в Петрограде и на всем европейском севере, где власть находится в руках большевиков.
1919 год — Г.И. Бокий возглавляет Особые отделы ВЧК Восточного и Туркестанского фронтов.
Наконец, в 1920 году он уже в Москве, работает в центральном аппарате ВЧК.
И теперь необходимо сказать об одной тайной страсти, которая завладела этим незаурядным человеком в дореволюционную пору, на заре самостоятельной жизни, когда он еще был студентом Горного института. И страсть эта не отпускала его всю жизнь, до смертного часа, и пожалуй, была даже сильнее главного дела жизни — профессиональной революционной работы (если это работа — все-таки замечу я в скобках).
Всю сознательную жизнь Глеб Иванович Бокий увлекался всякого рода тайными восточными учениями, мистикой и историей оккультизма. Его наставником в десятые годы в области эзотерических опытов стал Павел Васильевич Макиевский, врач, теософ, гипнотизер. Известный столичной публике как заведующий отделом философии научно-публицистического журнала «Русское богатство», он был членом масонской ложи мартинистов, куда в свое время рекомендовал, представьте себе, Александра Васильевича Барченко, и мистический ученый стал ее членом, правда, успев взойти лишь на низшую ступень посвящения.
Читатели уже знают, что к этой же ложе принадлежал Николай Константинович Рерих, накануне большевистского переворота занимая в ней одно из руководящих мест.
В 1909 году Макиевский ввел Глеба Ивановича Бокия, который вернулся в Петербург из очередной ссылки, в свою ложу, скорее всего таким образом надеясь отдалить молодого друга от «поганой», как он выражался, революции. В Глебе Ивановиче он усмотрел недюжинные способности эзотерического, оккультного плана. В этой связи интересен такой эпизод: в 1906 году полиция — в который раз! — арестовала студента Горного института Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для студентов большевистскую явку. Макиевский внес за него залог в три тысячи рублей, после чего неутомимого молодого революционера выпустили на свободу.
Итак, до «Великого Октября» в петербургской масонской ложе мартинистов, пусть и с разными степенями посвящения, оказываются три основных персонажа нашей истории: Рерих, Барченко и Бокий. Опять случайное совпадение, скажете вы? Или «мир тесен»? Нет, дамы и господа! То промысел не высших божественных сил, а оккультно-мистических, где переплелись цели белой и черной магий.
Глеб Иванович Бокий живет в двух, внешне не пересекающихся мирах: реальном, физически и зримо существующем, в котором сейчас бушует революционная стихия, и в оккультно-эзотерическом, где выхода на материальную поверхность пока нет. До поры, до поры! Ждать осталось недолго. То есть миры, в которых существует наш герой, только внешне не пересекаются.
С такой двойственностью в душе входит Глеб Иванович Бокий в ленинский кабинет вечером пятого мая 1921 года.
Время 19 часов 45 минут…
— А! Вот и вы! — Ленин стремительно поднимается со стула, покинув письменный стол, на котором круг от настольной лампы под стеклянным колпаком освещает разбросанные листы бумаги, исписанные мелким неразборчивым почерком, кипу газет с абзацами и строками, сильно, раздраженно подчеркнутыми красным и синим карандашами, и быстро шагает навстречу Глебу Ивановичу, слегка набычив лысую голову. — Прошу! Жду вас, батенька, с нетерпением.
— Добрый вечер, Владимир Ильич…
— Добрый! Даже очень!
Хитрый прищур глаз, пронзительный, резкий взгляд, в котором недоверие смешалось с язвительной усмешкой. Крепкое рукопожатие с энергичным встряхиванием.
— Проходите! Проходите, товарищ Бокий! — Ленин слегка приобнял вечернего посетителя за плечи. Он кряжистый, крепкий, ниже Глеба Ивановича на полголовы, и если бы некто невидимый, находящийся сейчас в кабинете, наблюдал эту пару, могло бы возникнуть сравнение двух партийных функционеров с Дон- Кихотом и Санчо Пансой. Бокий, высокий, худой, с удлиненным бледным лицом — Дон-Кихот, Ленин — Санчо Панса. — И расположимся мы с вами вот здесь, на диванчике. Беседа у нас неординарная, без свидетелей…
Они садятся на уныло-казенный диван, обтянутый черной кожей, полуобернувшись друг к другу, и беседовать так не очень-то удобно.
