— Что значит — гуляем? Ты что, не в курсе — по всему Нифльхейму объявлено военное положение? Великий Донар и обожаемый фюрер, соединившись в непобедимую армию, готовят поход на земную поверхность. Вербуют в свои ряды огненных, холмовых и ледяных великанов. А потом и до троллей очередь дойдет.
— А я-то здесь с какого боку? — постарался удивиться я. — Я — сторона нейтральная. Я, видишь ли, решил вообще не воевать. И на всю мирскую суету наплевать с высокой колокольни… — Для убедительности я похлопал высоченного Степана Федоровича по ляжке. — Мне здесь понравилось. Тихо, тепло, местное население приветливое и покладистое. Жену вот подобрал себе. Кстати, познакомьтесь: Брумгильда, это Гиммлер. Гиммлер, это Брумгильда. Очень приятно… Построю себе хибарку где-нибудь на фоне пасторального пейзажа и буду жить-поживать… Детишки пойдут, огород, скотинка какая-нибудь… Да что я все о себе и о себе… Ты-то как, друг?
Герр Генрих озадаченно похлопал глазами.
— Неожиданное решение, — выговорил он. — Даже странно. Я-то, честно говоря, думал тебя в непобедимое войско завербовать… Лишний воин нам не помешает. Как я? Да как… Нормально… Едва я спрятался… то есть оборудовал оборонительно-наблюдательный пункт, меня обнаружили те три валькирии, охраняющие Нерушимые Врата. Ну, чьи кровати мы с тобой нашли в башне. И когда они меня догнали… то есть когда я разрешил им приблизиться, мы сразу нашли общий язык. Они быстро доставили меня в Асгард, и ты знаешь, Адольф? Фюрер меня даже не казнил! Он меня помиловал и восстановил в должности министра внешней политики. Так я и попал в Муспельхейм…
— Другими словами, огненные великаны перешли на сторону гитлеро-донаровской коалиции?
— А кто их особо спрашивал? Перешли как миленькие. Кстати, почему это тебя так интересует?
— Меня? Абсолютно не интересует. Это я так — разговор поддерживаю.
— Ну-ну… — с высоты своего насеста скользнул по мне рейхсфюрер подозрительным взглядом. — А то до нас слухи доходили об организации линии Сопротивления. Некто гражданин Лодур воду мутит и второстепенную нечисть под своими знаменами объединяет. Ты не встречался с этим отщепенцем?
— Первый раз о таком слышу, — отмахнулся я.
— Штирлица своего не нашел?
Взгляд Гиммлера сверлил меня с дотошностью детектора лжи. Подумаешь! Обман у беса в крови, так что мне ни фига не стыдно было снова соврать:
— Никак нет.
Рейхсфюрер вдруг расхохотался.
— Ну и не переживай! — воскликнул он. — Найдется твой Штирлиц, никуда не денется. Догадайся, кому фюрер поручил разыскать своего верного друга?
Подо мной завибрировала земля. Не оборачиваясь, я понял, что это Степана Федоровича пробила нервная дрожь.
— Неужто тебе? — предположил я.
— Ага, — с гордостью подтвердил герр Генрих. — Я ведь полностью раскаялся и всех простил. Фюрер, конечно, гениален, но чересчур легковерен. У меня приказ — отыскать Штирлица и доставить живым или мертвым. Даже вознаграждение обещано — за живого, между прочим, вдвое больше, чем за мертвого.
— И?
— Ты знаешь, я не сребролюбив… — захихикал Гиммлер. — А что с твоей невестой?
Степан Федорович втянул голову в плечи и закрыл лицо ладонями. Он дрожал, как землетрясение.
— Впечатлительная очень, — объяснил я. — Легко-возбудимая.
— Вах! — обрадовались горячие горцы, истолковав мои слова, конечно, по-своему.
— Не «вах», — строго поправил я. — А — с тонкой душевной организацией.
— Фи, — презрительно скривился Гиммлер. — Среди великанов и отхватил именно такую. Настоящие арийские етуны смеются в лицо опасности. Да что с нее взять — женщина…
Повисла неловкая Пауза. Легковозбудимая Брумгильда с ужасом взглядывала на рейхсфюрера-карье- риста. Я же на герра Генриха старался не смотреть — ковырял носком ботинка землю и раздумывал, как бы ловчее попрощаться. Что-то министр по внешней политике нехорошо задумался.
— Ну, мы пошли? — решился я наконец.
— Конечно. Никто вас не задерживает. Наоборот, ребята подвезут.
— Не надо, мы как-нибудь сами.
— Да нам ничего не стоит!
— Не беспокойтесь!
— Какие пустяки!
— Мы как раз намеревались неторопливо прогуляться.
— Поедете с ветерком.
— Извините, но…
— Достаточно! — рявкнул Гиммлер. — Я уже все решил. Прости, Адольф, но… военное положение обязывает. У нас каждый солдат на счету, а такого великолепного бойца, как ты, я не отпущу ни за что. Да и будущая твоя супруга пригодится. Она, как. мне почему-то кажется, прекрасно может поднимать боевой дух огненного войска.
— Поднимает, поднимает! — немедленно согласились горцы. — Хочешь, покажем?
— Нет! — одновременно воскликнули я, Гиммлер и даже Степан Федорович.
— Посадите нашего гостя на закорки, — распорядился герр Генрих.
— Ай! Убери лапы, мужлан!
— Да не бабу! А беса! Брумгильда пускай своими ножищами топает!
— Куда? — осмелился поинтересоваться Степан Федорович.
— В гости к огненным великанам. Останетесь там до особых распоряжений фюрера.
Нотунг за моей спиной угрожающе напрягся.
— Киса, вы забываетесь, — подбоченился я. — А как же договоренности о перемирии и взаимном сотрудничестве?
Гиммлер хмыкнул. Один из его подручных наклонился и схватил меня чудовищной пятерней поперек туловища. Адовы глубины! Если кого-нибудь когда-нибудь заинтересует, как чувствует себя тюбик зубной пасты, когда из него выжимают пасту на щетку, спроситe меня. Я расскажу.
ГЛАВА 5
Великаны бодрой иноходью подвезли нас к подножью Огненных гор. По дороге Степан Федорович то и дело малодушно пытался бежать, но горячие горцы не дремали. Я подозреваю, что им доставляло немалое удовольствие выуживать мою невесту-тяжеловеса из-за очередного холма и возвращать ее в строй с шутками-прибаутками довольно скабрезного содержания. Солдатская служба скучна и тяжела. Когда еще выдастся возможность побегать за девками в служебное время? Ревности я решил пока не проявлять. Кто его знает, захочется Гиммлеру отлучиться в кустики, и оставленные без присмотра конвоиры одним щелчком произведут Степана Федоровича — Брумгильду в статус вдовы. А потом скажут, что так оно и было.
— Приехали, — констатировал рейхсфюрер и пнул своего великана сапогом в ухо. Тот поспешно, но бережно опустил седока на землю прямо перед глубокой расщелиной, из которой валил желтый серный дым. Меня мой скакун попросту невнимательно стряхнул, как какую-нибудь птичью какашку, и если б Степан Федорович вовремя не подставил мне ковшеобразную свою ладонь, воткнулся бы я рогами в землю, словно гвоздь.
— Сюда! Эй, открывайте!
Заскрипела цепь, поднимая решетку, закрывающую вход в расщелину. Вот это цепь! Вот это решетка! Два великана с трудом управлялись с воротом…
Честно говоря, направляясь в расщелину, я предвкушал густую прохладу, особенно приятную после долгой пыльной тряски на великаньих плечах. Но на меня дохнуло таким жаром, будто я вошел в раскаленную добела парную. Я аж закашлялся.
— Дэвушка! — обрадовались, заскрежетав каменными топорами, стражники при виде Степана Федоровича.
Поразительно однообразная реакция на мою Брумгильду. Кажется, все эти етуны под одну гребенку
