тебе лично шею намылю! Да не ной ты, никто тебе зла не желает!..
Солнечные нити подняли меня к небу. Золотой свет вспыхнул последний раз и погас. Серая тьма окутала меня плотно, с копыт до рогов, скрутила — и погрузила в вязкое, смоляное небытие. Визг перепуганного Степана Федоровича потонул в моих ушах. Я уже ничего не слышал, и видно ничего не было-стало как-то промозгло, дыхание прервалось, и я понял, что нахожусь уже вне времени…
ГЛАВА 3
Удивительное ощущение: вокруг дремучее Средневековье, закрываешь глаза — хлоп! — и уже двадцатый век. Милый сердцу продымленный и промасленный воздух, сжимающая легкие влажность и подвальная сырость. Прямо как в планетарии — нажал кнопку, перед тобой послушно сместились галактики.
— Получилось! — затрещал знакомый фальцетик. — Получилось!
Я попытался протереть глаза — кулаки мазнули по шершавому металлу. Адово пекло, на мне же все еще эти треклятые доспехи, этот закрытый шлем со скрипучим забралом. Хвост Люцифера! «Получилось! » У меня ведь тоже получилось! Я втиснул Ледовое побоище в исторические рамки. Псы-рыцари благополучно утонули! Правда, не так, как положено, но все же… Не мытьем, так катаньем. То есть наоборот — именно мытьем. Странный все-таки народ — эти русские. Ну, да ладно, кончено, и хорошо. Теперь это дело прошлого. Причем очень даже глубокого прошлого. А кто это, интересно, так орет?
— Получилось! Получилось!
Я поднял забрало. Сырые стены, каменный пол, низкий потолок. В спертом воздухе неощутимый для обычных людей запашок сильных заклинаний. Ага, я в подвале, да еще в таком, где только что кто-то экспериментировал с магическими письменами. Впрочем, нетрудно догадаться — кто и с какой целью. В метре от меня, отгороженный какой-то замысловатой конструкцией, сплошь состоящей из металлических трубочек, резиновых проводков и зеркал, соединенных в какую-то хитрую систему, приплясывал собственной персоной фюрер, бил в ладоши и верещал:
— Получилось! Проект «Черный легион» осуществлен! Посмотрите, господа, — настоящий живой рыцарь! Гитлер! Времеатрон! Еще не разрушенный и вполне действующий! Погибель наша и наше спасение!
Гитлер был не один, а в окружении привычной компании. Правда, одеты они были не совсем обычно — поверх формы ниспадали тяжелыми складками черные длиннополые балахоны. Рядом с фюрером стоял, скрестив руки на груди, Гиммлер: как всегда мрачный, прячет угрюмо горящие глаза за круглыми очками, словно жерла печек за огнеупорными стеклянными заслонками. За узкой его спиной помещались: Герман Геринг с открытым ртом и худосочный Геббельс, по-обезьяньи поскребывавший в затылке. Охраны в подвале не наблюдалось совсем.
— По-моему, он не очень живой, — захлопнув пасть и сглотнув, высказал свое мнение Геринг. — Чего это он, гром и молния, такой дохловатый? А Генрих говорил, что наши предки боевитые были…
— Антиквариат, — пожал плечами Геббельс.
— Ты не ругайся, — предупредил Геринг, — кто его знает, гром и молния, может, он только притворяется дохлым, а сейчас как вскочит, как даст тебе вот тем топором по башке! Видишь, какой у него топор?!
— Антиквариат — не ругательство, — отметил Геббельс — Олух необразованный…
— Сам больно культурный!
— Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету, — механически проговорил Геббельс — А в самом деле, Генрих… Вы обещали целую армию тяжеловооруженных витязей, а переместили одного воина. И тот валяется и молчит, как неродной. Как не ариец то бишь.
— Почему один? — не согласился фюрер и вытер вспотевшие от возбуждения ладошки о полу балахона. — Вот, кажется, еще кто-то шевелится… А что это за бочки вместе с воинами приехали?
— Ну, откуда я знаю, что за бочки, — раздраженно молвил рейхсфюрер Гиммлер. — Наверное, трофеи. Попали в заданный квадрат вместе с людьми…
Я нашел в себе силы приподняться и сесть. Гитлер и его свита тут же шарахнулись к стене. Рядом со мной кто-то зашевелился.
— Адольф, вы живы? — простонал Степан Федорович, нервно отряхивая свой скафандр. — А меня будто слон лягнул. Голова трещит… Адольф!
— Слышите, мой фюрер! — прошептал Гиммлер. — Один из них сказал — Адольф! Наши древние предки знают ваше имя! Я всегда говорил, что вы прославитесь в веках! И в ту и в другую сторону…
— Поговорите с ними! — поправил свою знаменитую челку Гитлер. — Спросите что-нибудь…
— Что, например?
— Ну… Как доехали, как себя чувствуют…
— Отвратительно, — сказал я, с трудом вставая на ноги и морщась от лязга доспехов. — Комфорта никакого. Настроение поганое. Хотя очень рад вас всех видеть. Особый привет старому знакомцу! Эй, предводитель дворянства, вы меня помните?
— Гром и молния! — воскликнул Геринг. — Какой такой предводитель?
— Э-э… — вступил в беседу Геббельс — Позвольте осведомиться, почему у вас настроение поганое?
— А ты бы себя как чувствовал, если бы тебя сначала по голове палицей шмякнули, потом за ноги отволокли на середину лагеря, а потом вздернули под облака и швырнули на восемь столетий вперед?
— Как складно этот древний воин говорит! — восхитился Гитлер.
— Слишком складно, — буркнул Гиммлер. — Эй… железяка! Откуда ты знаешь, где оказался, а? Да еще с точностью до ста лет? Что-то здесь не то. Опять какая-то ошибка. В первый раз перепутали пространственные параметры, а сейчас… — Он шагнул к несуразной конструкции и несколько раз ожесточенно дернул за какой-то рычажок. Установка протестующе пискнула. Гиммлер, сосредоточившись, как гинеколог на осмотре, наклонился, раздвинул провода и заглянул внутрь конструкции.
— А сейчас перепутали временные параметры! — заорал он, рывком распрямляясь. — Это предательство!
— Рыцарь не из тринадцатого века? — ахнул фюрер.
— Из тринадцатого! — зарычал герр Генрих. — Но параметры смещены на несколько часов вперед! Битва на Чудском озере уже проиграна, и нам досталось не полноценное ливонское войско, а жалкие недобитки! Вот почему рыцарей двое, причем один из них никакой не рыцарь!
— А кто?
— А пес его знает! — гавкнул Геринг. — Странная одежда на нем какая-то… Как костюм у водолаза. И рожа помоями какими-то выпачкана… Помойник!
Степан Федорович обиделся на «помойника» и принялся быстро вытирать физиономию рукавами скафандра.
— Предательство! — бесился Гиммлер. — Вредительство! О, мой обожаемый фюрер, я вас предупреждал, что сам справлюсь с проектом! И нечего было совать мне в помощники гадкого шпиона и пакостника! — Балахон Гиммлера взлетал вороньими крыльями.
— Не позволю обзывать моего друга шпионом! — вякнул фюрер, потрясая костистыми кулачками. — Извинитесь!
— И не подумаю! Где этот предатель? Где этот вредитель? Где Штирлиц?! Подайте мне его сюда, я ему сам во славу Германии все зубы выбью! Где Штирлиц?
— Штирлиц! — воскликнул вдруг Геббельс, подпрыгнув на месте.
— Штирлиц! — гаркнул и Геринг. — Гром и молния!
— Штирлиц ни в чем не виноват! — горячо доказывал фюрер. — Он мой личный друг и соратник! Верный сподвижник и преданный правому делу нацизма сверхчеловек! Это вы, Гиммлер, наверное, сами чего-нибудь напортачили, а теперь, опасаясь ответственности, сваливаете все на ни в чем не повинного господина штандартенфюрера… А позвольте, чего это вы все разорались: Штирлиц, Штирлиц… Где он? Его же тут нет. Он же, если не ошибаюсь, в туалет отлучился…
— Штирлиц… — ахнул Гиммлер и замолчал с открытым ртом.
Степан Федорович, закончив полировать рукавом физиономию, встал на ноги и церемонно поклонился.
