– А? Что?
– Да то, что надо следить за дорогой, а не думать о машинах и прочей ерунде.
– Да следил я... – ворчит Доррин, однако выпрямляется в седле и поглаживает Меривен по шее.
Даже после того, как оставшиеся позади стены Вергрена утопают в тумане, самыми громкими звуками на дороге остаются стук копыт и голоса троицы с Отшельничьего. Овцы похожи на плывущие по влажным лугам на склонах холмов белые облачка. Брид с Кадарой тихо переговариваются.
– Спидларские клинки слишком тонкие...
– А вот скользящее парирование тут не годится...
– Что ни говори, а по-моему, короткий клинок удобнее...
– В гуще схватки – наверное. Но в бою один на один длинный надежнее.
Доррин зевает. «Дундят всю дорогу о своих клинках, – думает он, – и еще хотят, чтобы человек не заснул на лошади». На окрестных холмах – ничего, кроме овец, мохнатых собак да изредка лисиц.
– Если бьешься верхом, щиты только обременяют...
Доррин снова зевает: ему кажется, что этот тоскливый путь не кончится никогда. Каждый склон похож на другой, и каждый усеивают совершенно одинаковые с виду овцы.
– Как можно отличить одну овцу от другой, – уныло ворчит юноша, въезжая на очередной гребень.
Дорога – полоса утрамбованной глины – беспрерывно идет то вверх, то вниз, пока наконец не сбегает по длинному склону к замаячившему впереди городку.
– «Вивет», – читает Доррин на придорожном столбе у правой обочины. – Здесь, что ли, шерсть делают?
– Наверное, – рассеянно отзывается Брид, глядя на обступившие дорогу низкие каменные загоны. – По-моему, ее стригут и прядут по всей округе.
– Но мы-то зачем туда едем?
– Сам знаешь – нам нужно попасть в Фэрхэвен, – отвечает Кадара, подбрасывая меч в воздух и ловя его за рукоять.
– Показуха, – фыркает Доррин. – А я как раз и спрашиваю, зачем нам этот Фэрхэвен?
– Затем, что мы обязаны побывать там, если хотим вернуться домой.
– А кто тебе сказал, что нам позволят вернуться? – спрашивает Доррин, трогая посох. – Много вы видели вернувшихся?
– Лортрен, – отвечает Брид.
– А кроме нее?
Доррин только сейчас понимает, что его товарищи и впрямь могут надеяться на возвращение, конечно, после того, как покаются и выразят безоговорочное согласие с целями Братства. Ведь они бойцы, как и светловолосая магистра.
А чего потребуют от него? Отказа от мечтаний о машинах и признания иррационального представления Братства о гармонии?
– Фелтар, – добавляет Кадара.
– Ага, тоже боец.
– А при чем здесь это?
Доррин подавленно молчит.
– Кадара, – вмешивается Брид, – Доррин хочет сказать, что целители не возвращаются почти никогда.
– Но почему?
– Я не знаю, – уныло отвечает Доррин. – Но это правда.
Сказать на это нечего, и все трое, проезжая мимо бесчисленных пасущихся овец, молча спускаются к Вивету.
XXIII
Весеннее солнышко, отражаясь от белого полотна дороги, слепит глаза, и Доррин едет прищурившись, полагаясь не столько на зрение, сколько на чувства. Но, дотянувшись до лежащего внизу города, он начинает тревожно ерзать в седле, прибегая то к зрению, то к чувствам попеременно.
– В чем дело?
– Слепит.
– С чего бы это? – недоумевает Кадара, бросив взгляд на утреннее солнышко.
Доррин продолжает болезненно щуриться.
Впереди, в пологой долине, белые, беспорядочно разбросанные строения перемежаются белыми дорогами, зелеными газонами и затеняющими крыши деревьями.
– Не больно-то высокие тут дома, – замечает Брид, окидывая взглядом окрестности. – Я надеялся, что у чародеев имеется хотя бы пара зданий повыше.
– Возможно, в центре Фэрхэвена они и найдутся, но не думаю, чтобы их было много. Высокие постройки
