как надо действовать. Это должно быть сочетание тщательно поддерживаемой атмосферы, внимания к деталям и фантазии. Поверьте, по эту сторону Атлантики этот бизнес перспективнее «Ирландских пабов». Сейчас никто не сможет меня скопировать. Я сделаю эту «Котлетную» единственной в своем роде. Настоящим клубом, вот в чем секрет. Туристы должны будут вступать в клуб или проходить как гости членов клуба. Они будут правдами и неправдами стараться туда попасть. В дождь будут стоять в очереди, как на концерт тяжелого рока. А меню будет включать котлеты, колбаски, горох, жареную картошку. Во всем Лондоне такая еда идет по полтора фунта, а я буду получать по пятнадцать фунтов за тарелку. Эта дополнительная прибыль позволит мне выкупить дом в Хайгейте. — Он засопел, словно желая подчеркнуть реальность своей мечты. — Что скажете?
— Ну, что мне сказать Данди? — спросил мистер Кисс свою будущую жену, когда они снова вышли на мороз и пошли вверх по Стрэнду в сторону Чаринг-Кросс — Этот план ужасен. Или мне лгать старому другу, оказавшемуся без работы, в отчаянном положении? Почти всю жизнь он находил здесь поддержку. Холборнскому виадуку, не говоря о Блек-фрайарз или Флит-стрит, до сих пор удавалось не превратиться в торговую марку. Но к чему дальнейшее сопротивление? Может, лучше присоединиться к фантазиям туристов? Это будет означать капитуляцию. Перед всеми нашими министерствами, моей сестренкой и тем, за что она стоит. Нет, я в этом участвовать не буду.
— Ты считаешь эту затею нереальной? — Мэри Газали не была сильно обеспокоена. Она вообще считала Историю мифотворчеством.
— Хуже. — Джозеф Кисс помедлил перед церковью, в которой некогда нашел утешение. Это была Датская Сент-Клементс, воздвигнутая Реном на месте Харольдовой колонии викингов. — Это самообман, конец всему, фарс.
Мэри взяла его под руку и повела в теплый уют подземки.
— Фарс лучше трагедии, — сказала она.
Миссис Газали
Усевшись на стул, на котором еще недавно сидела Кэтрин Хепберн, по старой памяти навестившая Мэри, Джудит Аппл-филд иронично заметила:
— Много раз я была невестой, но вот подружкой невесты довелось стать впервые! Кто же сделал предложение?
— Он. Но я сама так решила. Я ведь очень его люблю, Джудит.
Убрав тяжелые шторы, висевшие на окнах долгие годы, Мэри заменила их легкими маркизами в пастельных тонах. Теперь ее квартира пахла краской, и даже мебель выглядела как новенькая.
— Хелен в восторге. Она считает Джозефа чудесным человеком. По ее словам, он — воплощение лондонского остроумия. Я-то, конечно, думаю, что он больше чем просто остряк, но Хелен так романтична. Это ее работа. Ну, ты согласна?
— Если только мне не придется чересчур наряжаться.
— Не придется. Я знаю эту церковь и знакома с викарием. Он человек мужественный. Я не хочу его раздражать.
Джудит икнула.
— А кто будет шафером?
— Данди, конечно, хотя сейчас между нами возникло некоторое напряжение. Он планирует одно дело, в котором мы не хотим участвовать.
— А Леон полагает, эта котлетная стоит того, чтобы рискнуть.
— Для Джозефа это дело принципа, и Данди это прекрасно понимает. Но если Леон собирается войти в долю, многие смогут последовать его примеру.
— Томми Ми, еще до своего сердечного приступа, тоже был за. Он ведь возглавлял сеть баров «Бифштексы Биг-Бен» и сеть «Кухонных воришек профессора Мориарти». И Льюис, двоюродный брат Дэвида, член парламента, тоже не против. Томми деньги носом чует. У Джозефа ведь теперь тоже кое-что водится. Заставь его войти в долю.
— Мы с Томми живем по разные стороны баррикады, но в любом случае желаю ему удачи.
— Хорошо. А сейчас мне надо ехать в институт Содружества. — Она засмеялась сама над собой. — Я не изменилась, да? Но если бы я осталась с Джеффри, была бы сейчас леворадикальной активисткой.
Уходя, она насвистывала блейковский «Иерусалим».
Проводив ее до двери в сопровождении сиамских котов Габи и Чарли, Мэри вернулась на кухню проверить плиту. Она открыла дверцу кочергой и заглянула внутрь. Огонь светился рубиновым цветом, и она не могла отвести от него глаз. Этот мир огня был ей хорошо знаком. За долгие годы она привыкла считать его воротами в Страну грез. Может быть, она поступила невежливо, не пригласив Кэтрин Хепберн на свадьбу? Наслаждаясь пышущим из печки жаром, коты замурлыкали. Подхватив обоих под мышки, Мэри села в свое старое кресло, оставив дверцу открытой. За окном сильно похолодало. Снегопад под Рождество — это необычно. Интересно, покроется ли Темза льдом, как однажды уже случалось. Ей вспоминается огромная серебристая лисья шуба, которая была на Мерль, когда она шла по льду и вдали, на берегу, полыхал пожар, посьшая в небо клубы черного дыма. Все реки покрьыись льдом, все дороги засыпал снег. Остановилось движение поездов и автобусов, и даже сточные трубы оказались непроходимыми из-за огромных сосулек. Это было в сорок седьмом году. Дату она почерпнула из старых газет, чтение которых позволило ей установить последовательность событий, случившихся в ее жизни до того, как она открыла глаза и увидела над собой улыбающееся лицо сестры Китти Додд: «Проснулась наконец, мой ангел! Бьюсь об заклад, что ты не прочь позавтракать!» Мэри было жаль расставаться с сестрой Китти Додд, и они наверняка до сих пор бы общались, если бы ее сиделка в пятьдесят шестом году не была вынуждена переехать в Австралию и не вышла там замуж. Сейчас она живет в Квинсленде.
Мерль Оберон говорила, что это была самая ужасная зима на ее памяти. От моста Ватерлоо они прошли вверх по Кингз-уэй, где все было заморожено так, что напоминало гигантские ледяные скульптуры. Изо рта у них шел пар. Завернув на Хай-Холборн, они увидели, как мимо пронеслись сани, запряженные северными оленями. Возница был закутан и его лица не было видно. Когда олени домчались до огромной воронки напротив кирпичного замка «Пруденшл» на площади перед Степл-Инн, пережившего и Большой пожар, и Блиц, Мэри испугалась, что они упадут в воронку. Мерль тут же, схватив ее за руку, показала, как олени взмыли в воздух вместе с санями и приземлились уже на Холборнский виадук, а затем исчезли в тумане над Кэннон-стрит.
Они ходили за покупками в универмаг «Гэмэджиз», украшенный к Рождеству так же, как это было тогда, когда Мэри работала здесь перед встречей с Патриком. В отделе игрушек, где было полно венков из ветвей остролиста и омелы, Санта-Клаус раздавал подарки, и она попросила у него желтую куклу. Беседа с ним не слишком-то ее обрадовала, может быть, потому, что Санта отказал ей. И ей не хотелось верить в то, что лампочки вокруг — обыкновенные электрические, просто ярко раскрашенные.
Габи, прыгнув ей на колени, начал трогать лапкой ее лицо, и Мэри, засмеявшись, шлепнула кота по голове. Скорее всего, кот ревновал ее к воспоминаниям. Ей было немного грустно, оттого что Кэтрин возвращается в Америку в поисках лучшей доли. Хотя теперь они виделись довольно редко, Мэри было жаль, что нельзя будет больше спросить у нее совета. В то же время теперь она была менее уверена в том, где кончается Страна грез и где начинается реальность. Это не сильно ее волновало. Она думала о том, как чудесно было бы познакомить Джозефа с некоторыми своими радостями. Только не с кошмарами. Они могли бы отправиться на Сохо-сквер и встретиться там с солнечными людьми, которые не обжигают, но даруют свое тепло. Ей хотелось бы, чтобы он увидел великолепный эскадрон женщин-воинов, возглавляемых Жанной д'Арк и королевой Боудикой, пересекающих Виадук по пути к Тайбернскому полю, где их ждет великая битва против серого воинства Смерти. Она видела фигуры, обратившие в бегство викингов, ищущих спасения в тумане, но прошло немало времени, прежде чем она узнала, что тогда на самом деле произошло.
Когда же она решилась пройти далеко, до самого Тайберна, в мире, судя по витринам, наступил уже, вероятно, тысяча девятьсот пятидесятый год. Площадь была покрыта плиткой, украшена фонтанами. Не осталось ни следа былых сражений, и лишь посередине был воздвигнут охраняемый военным караулом
