Лондон, любовь моя

— Какое разнообразие сортов. Я имею в виду деревья! — Мэвис вытирает лоб. — Скоро присядем в тенечке и устроим наш пикник. Надеюсь, вы любите сыр и помидоры.

— Огурцы? — спрашивает Данди с тоскливой надеждой.

— Вы знаете, я хотела взять и ветчину, и огурцы, потому что у моей мамы была консервная баночка, но в последнюю минуту передумала.

— Это не важно. Я все равно вегетарианец.

— А я всегда срезаю жир. Фу! Я и забыла, как долго тут можно ходить!

Они добрались до пруда с фонтанами, лилиями, ивами, маленькими коричневыми уточками и черными лысухами. Несколько детишек бросают птицам крошки хлеба с каменных ступенек. За ними, похожий на загородное имение, воображенное в прошлом веке Гербертом Уэллсом, блестит как бриллиант, впечатляя своими изгибами и гранями, «Пальмовый дом». Внутри — буйная листва, сулящая настоящие приключения.

Джозеф Кисс останавливается у величественного павильона, прямо у изваяния одного из сказочных существ, установленных перед входом.

— «Чудища королевы», — объясняет Мэвис Эсаян своему новому другу. — Считается, что эти животные охраняют Англию. Единорог и дракон, кажется.

— Думаю, это грифон, — морщит лоб Данди. — Но я не слишком силен в английских легендах. Какой-то у них слишком высокомерный вид.

Мимо, в разные стороны, проходят гуськом две группы школьников.

— Да, вы правы. Что-то они больно нос задирают.

заявил что Гитлер живет с ним на одной лестничной площадке в Оксфорд-Гарденз я стар из меня песок сыплется еле ноги таскаю по Чизик-Хай-стрит а ведь бывало рассекал по Бонд-стрит король джаза эк кали бхутни си дераони сурет пожалуйста скажите что это трефное уж тохес от торы я как-нибудь отличу думает что такси водят лишь так и не иначе на старости лет все они перебрались в Финчли

— Они меня тогда скрутили и повезли в Портсмут. — Джозеф Кисс наклоняет голову. — Никогда не бывал дальше Тутинга. То понос, то золотуха, но я так тебя люблю! Шолом! Шолом! Я все слышу. Всю эту дребедень! — Джозеф Кисс оборачивает к ним возбужденное лицо. — О Данди! Они опять продираются сквозь меня. Скопом. Нет, все в порядке. Мне не нужна помощь. Я к этому привык. Пробираясь вдоль калитки полем вдоль межи, Дженни вымокла до нитки вечером во ржи. Ты чувствуешь аромат всех этих гибридных чаев? Здесь так много тропинок и они никуда не ведут. Я поехал в Итон, а он в Слоу. Вот были славные деньки! Говорили, что я внес свою лепту в мюзик-холл. Неужели у тебя нет сердца? Что означает этот неожиданный поворот событий? Ты говорил, что любишь меня. Неделю назад мы решили провести следующий выходной вместе, и ты даже не предупредил меня? Это полное предательство. Предатель! Предатель! Предатель! Ты с ума сошла — ты не представляешь, какие чувства я к тебе испытываю, Лорна. Я люблю тебя, ты — моя воплощенная мечта. Тамбл-трандл-бандл! Все та же старая история. Одно и то же нытье. Обед из котлет, морзянка из овсянки! Подрастет, станет похож на отца. Просто — копия! — Он улыбается своим онемевшим спутникам. — Вот как выглядит то, что происходит у меня внутри. То, что туда попадает. — Он хлопает себя по голове. — Голоса разносятся по воздуху. Это как-то связано с атмосферным электричеством. Просто надо настроиться на определенную волну, хотя все настройки строго индивидуальны. Смотрите! — Он указывает на крупную красную розу. — У этой розы есть имя. У каждой розы есть имя. Это — «Граф Ж. Де Рошмур». Чудесное имя для такой величественной розы, а? С таким сильным ароматом. Вы позволите вас понюхать, граф? Не забудьте спросить у него разрешения.

Резко сорвавшись с места, он устремляется в «Пальмовый дом».

— Вы в самом деле уверены, что он в порядке? — Мэвис нюхает розу, делает шаг назад, оторвавшись от Данди, и поправляет платье. — И часто это с ним?

— Правду говоря, на моей памяти в первый раз, но, как вы сами сказали, он не опасен.

— Это совсем не то, что я ожидала. Хотела полюбоваться парком, покушать. Вы делайте что хотите, а я буду вон там, под деревом. — И она уходит нетерпеливой скачущей походкой. Данди не остается ничего, как последовать за своим другом в «Пальмовый дом».

Внутри оказывается жарче, чем в джунглях, и Данди чувствует волну мощного запаха влажной земли и прелых листьев. Дорожки в оранжерее засыпаны упавшими тычинками, мясистыми стручками и не поддающимися определению частями растений, напоминающими человеческие органы. Они тускло-розовые, ярко-красные, бледно-желтые, зеленые. Листва такая густая, что Джозефа Кисса среди нее не видно.

— Джозеф! Джозеф Кисс!

Он слышит голос, сопровождаемый странным эхом:

— Так ты говоришь, он римлянин, хотя рожден от британцев? Римлянин, а не брит, не сакс? Но разве можно стать римлянином, прожив всего пять лет в Риме? Потому что в этом все дело. Как вы можете это объяснить?

Данди пытается определить, откуда раздается голос, но не видит ничего. Где-то хлопает дверь. В этот момент он совсем один, не считая «невидимку» Кисса. Голос кажется приглушенным, идущим откуда-то из влажных зарослей.

— Экстаз, экстаз! Не сопротивляйся ему! О боже, это было так, как это было, как в огне. Экстаз. Не могу, не хочу с ним бороться. Не хочу бороться с огнем. О боже, это лучше, чем райские кущи! За одно это мгновение можно угодить прямиком в ад. Я никогда не жаловался, просто пытался выжить. Это ты, Данди?

— Джозеф. Тебе помочь? Где ты?

— Турки приходят сюда каждую неделю, но только не в четверг. Потому что по четвергам сюда приезжает грек Петрос. Значительный процент населения Кипра живет сейчас в Англии, и, признаться, это им дается с трудом. Ирония в том, что британцы сами разделили киприотов на ваших и наших. Когда возникают голоса, Данди, во мне просыпается проповедник. Хочется поделиться услышанным, хотя, я ведь знаю: не беспокой их, и они оставят тебя в покое. Я пугаю тебя, мой дорогой Данди?

— Должен признать, что немного беспокоюсь. Я волновался, что ты попадешь в какую-нибудь историю.

— Не тревожься, Данди. Я отпускаю тебе грехи. Ты не обязан здесь оставаться.

— Погоди, я сделаю, что смогу, — беспомощно разводит руками Данди. — Мне пробраться к тебе, старина?

В самой чаще джунглей происходит волнение и слышится звук падающих стручков, словно с мистером Киссом происходит загадочный акт трансмутации.

— Лучше не надо, думаю. Я привык к своим назойливым голосам. С тех пор как врачи перестали запугивать меня, я считаю, что лучше выкручиваться самому. Впрочем, многие полагают, что я, возможно, вполне здоров. Те, у кого не хватает воображения, они и есть настоящие жертвы. Чокнутые. Мне было трудно представить, как много среди нас калек! Что касается меня, то я изменился. Никакого ущерба! Вот здесь, Данди, мы любили друг друга, моя жена и я. Глория обвивала меня крепко, как лиана. Ты можешь представить себе, что значит заниматься любовью среди этих кустов? Разве ты не завидуешь? Это было отличное время. Нас так и не поймали ни разу, хотя иногда смотритель намекал, что он в курсе, чем мы тут занимаемся. Да, иногда мы ломали ветки. Но мы же не нарочно, Данди. Это было в порыве страсти. Представляешь, как нам было жарко? О, это было чудесно! Наш первый ребенок был зачат здесь. Поэтому мы и назвали его Сильвестром. Предоставлю тебе догадаться самому, почему наш второй сын получил имя Лестер! Получилось в рифму. Не могу остановиться. И не важно, что я говорю. Вождь краснокожих — мой герой! Врага я одолел — ура! — одной рукой. Ку-ка-ре-ку! Ко-ко-ко-ко! Победа далась мне легко! Я твой Пьеро!

Из самой чащи пальм раздается взрыв хохота, и наконец Данди видит своего друга. Тот решительно лезет на пальму, словно папуас за кокосами, огромный розовый орангутанг; шляпа сдвинута на затылок, полосатый блейзер испачкан в грязи, брюки разорваны.

— Мы жители закатывающейся Европы, Данди. И страшно невежественны. Эти ракеты, вся эта мерзость. Я был напуган до чертиков. Зашел как-то навестить миссис Маклуорт и почувствовал ужасный запах ее комнат, ее самой и ее собачонки! А какая она была красивая! Ноги подкашивались. Мне все