Лондон, любовь моя

затянуло ярко-красной пеленой полыхнуло как лампочка под черепом я был любимым гостем Саладина властителя Аравии эта шлюшка меня обслужит куплю им «Десять заповедей» и туеву хучу возбудителей а потом посмотрим кто первым поедет в Кингстон кто будет главный мозгоеб Лондон весь провонял травой скажи это по-итальянски скажи этому Льву вот она идет никто так не чувствует как она мозги кипят Боже Всемогущий мне так больно свиньи ушли из Вавилона снежные гуси взмывают над зоопарком и превращаются в розовых фламинго время хочет сожрать меня время это мой народ пожар в голове пожар в мозгу не буду обращать на это внимания время грядет кто у нас на посту ты хочешь знать что пошло неправильно у меня в душе что во мне так заболело что навалилось грузом на сердце что давит на артерии на сознание что прокралось в мой мозг прокралось в голову превратило меня в зомби ждущего ночи живых мертвецов торгующего в проулке красными шелковыми шарфиками малышка говорит дай мне стоит ли продолжать? Ох это действительно совсем не то чего я ожидал нехорошо-то как. Халява неубедительно. Девочка-скаут штанишки коротенькие и глаза такие вот наемся-то ребрышками когда лихоманка отпустит заплатите мне мои деньги корни мои корни в свином навозе парень они в вонючей грязи Ноттинг-Дейла когда там были свинарники сыромятни и ипподром этот хренов ипподром все еще на месте почему мне кажется что я скачу на дерби огненный мост это просто чертова радуга чего она стоит лично мне всадил ему стилет промеж ребер пусть только попробуют мне это припаять урою гадов не понимаю какого хрена они вообще к этому прикопались. Чертовы бабы!

Чертовы, чертовы, чертовы бабы!

Ошарашенная этим неожиданным, но знакомым напором, Мэри Газали ищет источник ужаса и видит Джона Фокса, спорящего в толпе со своей сестрой. Они не заметили Мэри. Джон яростно бросает Рини горсть монет, а Мэри спрашивает себя, зачем ему понадобилась маскировка. Тут она видит Кирона и, вздрогнув, оглядывается, куда бы сбежать, но тут все трое проходят мимо как слепые, не замечая ее.

Дрезденские танцовщицы и гомики из Ковентри! Ну ни хера ж себе. Она оказалась совершенно одна в Стране грез. С некоторым облегчением она улыбается. Не слишком-то прочная сеть, мистер Кисс. Что вы говорите, мистер Кисс? Что вы говорите?

Ты что, стараешься собезьянничать или спародировать мой стиль, Дэвид? Хочешь посоревноваться со мной, притворяясь проклятым пауком. Что тебе от меня нужно?

Только чтобы вы узнали во мне белого зомби из Холланд-парка, вы же когда-то наводили ужас на улицы Норбери. Красной расе недолго осталось. Храм опять сожжен? Конец линии Метрополитен почему они вообще пускают этих долбаных турков им покровительствуют вот почему что ж нас-то гораздо больше. Открыто? Получилось? Она вообще была восстановлена ? хожу кругами хожу кругами пытаюсь обзавестись друзьями новое поколение вызывает сомнение суть не в рифмах не в окончаниях мое отчаяние без предела образование надоело никому до меня нет никакого дела

С рифмой и размером доходит куда лучше согласись

— Или мы сами это привносим? — Две головы вопросительно поворачиваются к Мэри, она понимает, что что-то сказала, и трясет головой, улыбаясь:

— Извините, я думала вслух.

Расистские пожарища бедная корова но симпатичная плоская как доска она слишком многим рискует и как только с ума не сойдет предвижу что жестянка скоро лопнет две последние недели он возил сумку со своим хламом взад-вперед на моем автобусе вонь была такая что я не вытерпел

дела налаживаются вернуться в Пимлико к Святому Спа-сителю-посмотреть не оставил ли там она никогда не поверит что я разделся догола этими ночами так хочется назад в Керри зачем я вообще взялся за такую унылую работу

Похоже на старый дендрарий в Бишопс-парке он не изменился со времен Тюдоров там столько чудесных растений огромных древних ветвей повсюду видятся рисунки узоры никогда не различал так много лиц это похоже на магический кристалл на витраж и я вполне счастлив когда сижу там с магнитофоном и слушаю голоса умерших или уехавших друзей

Тигр о тигр светло горящий в глубине полночной чащи добрые времена после войны доктора О 'Рурка хватил инфаркт в прихожей когда явился по вызову к пациенту интересно она сиделка ? сказала держи дом в холоде и никогда не останешься без компании думает что я гей пусть может и правда миссис М. не может больше убегать смерти смерть нагоняет не спрятаться не уйти бедняжка сколько шума сколько крику и слез и вдруг затихает вдруг спокойная кроткая как агнец на закланье в глазах обида обреченность и хотя она никогда не взглянет смерти в лицо по крайней мере она перестала сопротивляться

Но это не больше чем выходной. Сумасшедшее семя.

— Эй! Здорово!

Раздается мощный вопль «ангелов»; молодые черные пижоны в больших клетчатых плащах и шляпах с перьями в духе Джими Хендрикса начинают хлопать, а на территории ярмарки появляются маленькие пони, везущие тележки с перламутровыми принцами и принцессами в миниатюрных перламутровых костюмчиках, усеянных тысячами маленьких пуговичек, за которыми идут, кланяясь, их родители и бабушки-дедушки из Кокни, представляющие свои родные кварталы с такой же агрессивностью, с какой «ангелы» демонстрируют свои клановые цвета. ПЕРЛАМУТРОВЫЙ КОРОЛЬ ПИМЛИКО. ПЕРЛАМУТРОВАЯ КОРОЛЕВА ДАЛСТОНА. Их гордые, умные, дружелюбные лица не отличить от лиц цыган, бродяг и поселенцев, вернувшихся в Лондон после опустошения. Прикативших сюда на своих повозках, кто для того, чтобы осесть в городе, кто для того, чтобы остаться в пригородах и выращивать лаванду, кто для того, чтобы пустить корни в Кенте и завести огород — лошадники из Индии, открывшие Новую Трою. Могущественные короли и королевы, надменные создатели городов и династий повсюду, где доводится им остановиться, всегда снова пускающиеся в путь, может быть на далекие планеты, к звездам; неприметные разносчики цивилизации, почти не знакомые с ней, но распространяющие ее как вирус по всей Вселенной. Укротители чудовищ и богоборцы, поставившие на колени Гога и Магога. Опаленные и униженные, эти гиганты вынуждены служить чужеземцам. Основатели Лондона идут маршем под духовой оркестр. Их прелестные серебристо-белые доспехи напоминают обыкновенную одежду, но каждая сверкающая пластинка на этих доспехах взята от существ, обитающих у морских утесов, на песчаных морских ложах и в мелких соленых прудах, в устьях рек, стекающих с острова в море. От самого Лондона, его прекрасной жемчужины, самой большой из всех жемчужин, захватнической и ненасытной, матери пиратов, защитницы бандитов, королевы купцов, богини солдат, чудесной воительницы-шлюхи, некогда, как силки, рассыпавшей жемчуга по всему миру, а теперь вопрошающей себя, что означают эти перламутровые бусины? А Индия, что означает Индия? Может быть, всё? Дэвида Маммери толкают тяжелые руки и плечи. «Извини, приятель». И братья Мари проходят мимо, извиваясь и щелкая пальцами, как кришнаиты; их пояса украшены месяцами и звездами со старой упряжи, прямое назначение которой теперь почти забыто, древними знаками, которые еще почитает кое-кто из их соплеменников. Все они добрые католики, движимые тем самым фанатизмом, который привел сюда их народ, высмеивающие то, чего больше всего боялись их предки; ибо в своем исходе они оказались сильнее, чем Израиль, и оплели мир сетью, которую может разорвать лишь расщепленный атом, опутали корнями, столь тонкими, что их почти не видно. По лабиринту их троп хаживал Хервард, или Робин пробирался меж английских дубов, таких толстых, что ни один обычный человек не мог продраться сквозь их чащу, и лишь эльфы, лесные бесята из Линкольн-Грин, могли там скакать и бегать; свободные странники, не знавшие изгнания из родных домов, потому что у них вообще не было домов, и обретавшие дома только для того, чтобы их ограды были разрушены, кирпичи сожжены, камни раскрошены, а крыши порублены. Они идут на карусель, к веселым лошадкам, скачущим, яркоглазым, гривастым лошадкам, взбираются на деревянные седла, и начинается старинный вальс, вверх-вниз, по кругу, по кругу.

Здесь и Мэри Газали: густые волосы струятся, как раздуваемое ветром пламя, губы приоткрыты от удовольствия. Здесь и Джозеф Кисс, рычащий, верхом на боевом коне, что галопом несется по кругу уже сотню лет: от быстрой езды шляпа сбилась назад, белые одежды развеваются на поворотах, словно в любой момент он может превратиться в волшебную птицу, несущую нам любовь и защищающую от зла. Здесь и Дэвид Маммери, ковбой в выцветших джинсах, куртке Буффало Билла и сомбреро Клинта Иствуда, и лишь шейный платок воскрешает в памяти его былые мечты о скачке по бескрайним пастбищам, где Текс Эвалт, цитируя Шекспира или обсуждая критическое умозрение Канта, научит его стрелять, Хопалонг Кэссиди откроет ему секреты ковбойского ремесла, а по-королевски гордая и стройная женщина, умеющая скакать верхом и стрелять лучше большинства мужчин, пробудит в нем настоящего героя. Здесь и Люси