бежит! Как быстро, или на велосипеде?
- Ты что? Разве можно по горам на велосипеде? Двуногое серое существо, слегка согнувшись, бежало плавно и быстро, зигзагами, как действительно бывает при езде на велосипеде. Возможно, это была иллюзия: оно все время оглядывалось на рыбаков, разворачиваясь к ним массивным туловищем. Затем скрылось в районе перевала, в так называемой Чертовой трубе.
В селе один из рыбаков подошел к Теплякову: 'Теперь я верю, что и ты видел похожее на человека животное...'
Последним аккордом было сообщение наших ребят с базы. Поднимаясь к вершине, они наблюдали огромную волосатую фигуру. Из четверых очевидцами стали на этот раз двое. Вот и все события 1989 года.
В ПЛЕНУ У РЫЖЕГО
В начале 20-х годов с канадским охотником Рене Дахинденом произошла удивительная история. Его, спящего, похитил молодой бигфут и утащил в глубокое ущелье, где 'представил' своей семье. Рене провел среди диких людей много малоприятных часов, после чего ему удалось бежать. Эта история широко известна среди криптозоологов и стала почти 'классической'. Но выяснилось, что и в нашей криптозоологии имеются подобные случаи. Вот один из них. Он произошел до революции... в Жигулевских горах!
Окрестные жители не раз замечали: в поросшей орешником лощине, стоило съехать туда с дороги, испуганно ржали кони, а собаки поджимали хвосты и вплотную теснились к телегам. И еще видели там странное существо - страшное (известно, у страха глаза велики!) и прыгучее. Как-то, прихватив колья и ружья, вознамерились мужики отловить чудище, так ведь ушел! По вершинам - с дерева на дерево - и поминай как звали. А вдругорядь наткнулись на дюжину окровавленных волчьих трупов -звери были растерзаны немилосердно: иные - без голов, иные вроде выпотрошены.
История же, которую я выведала, началась с того, что через лес ехала в повозке парочка. И вдруг неторопливо трусившая лошадь стала беспокойно храпеть. Потом с дерева к ней метнулась мохнатая фигура. Отброшенный могучим ударом, кувыркнулся на землю мужик. Пронзительный женский визг полоснул по холмам. Лошадь вздыбилась и ошалело понеслась через лес к паромной переправе через Волгу. Вскоре туда прибежал и насмерть перепуганный мужик и рассказал, что его жену Евдокию... утащил черт.
Очнулась Евдокия в пещере. Увидела светящиеся в полумраке чьи-то глаза, вскрикнула: 'Свят, свят...' В ответ послышалось мычание, и женщина снова потеряла сознание.
Когда пришла в себя, в пещере никого не было, но выход на волю закрывал огромный валун. Евдокия попыталась откатить его, однако снаружи донеслись тяжелые шаги, и Евдокия шарахнулась в дальний угол.
Это появился хозяин пещеры. Евдокия не увидела ни рогов, ни копыт, которые надлежало иметь настоящему черту. Ее похититель был очень похож на одичавшего мужика, обросшего рыжей шерстью и разучившегося говорить по-человечески. Вспомнилось: в ее деревне Шелехметь несколько лет назад пропал без следа Митька- бобыль. Говорили, что утащил его черт. А ведь мужик был такой же рыжий и здоровый...
Посидев на корточках напротив Евдокии, рыжий нырнул в лаз, снова завалил его валуном и исчез. Вернулся он к вечеру, принес нанизанные на ветки яблоки и кукурузные початки.
На следующий день Евдокия хорошо рассмотрела его: это был не Митька. Но на душе все равно стало легче - не черт все-таки. Да и заботливый: еды натаскал. Тут она почувствовала, как сильно хочет есть. Осторожно взяла один из початков, оголила белый стерженек, откусила кончик, заметив краем глаза, что ее рыжий похититель вроде бы одобрительно качает головой. Евдокия окончательно осмелела. Утолив голод, вернулась на свое место в углу пещеры, представила себе родимый дом, мужа Степку, ребятишек Ваньку да Машку и завыла в полную силу настрадавшейся бабьей души...
Потянулись дни - сумеречные, однообразные. Наружу хозяин пещеры Евдокию не выпускал. Вечером, уходя, закрывал выход огромным камнем. Возвращался под утро, приносил с крестьянских полей арбузы и тыквы, кукурузные початки и свеклу. Заготавливал, судя по всему, продукты на зиму.
Постепенно Евдокия привыкла к резкому запаху, исходившему от ее похитителя, к сырым овощам, перестала пугаться светящихся в полутьме малиновых глаз. И все чаще ловила себя на мысли, что воспринимает это существо как обычного деревенского мужика, почему-то не научившегося говорить. Даже имя ему придумала Рыжий, по цвету шерсти, покрывающей плечи и грудь.
Ночи сделались холоднее, и Рыжий все чаще пытался улечься на ворохе сухой травы радом с Евдокией. Вначале она гнала его - грех замужней бабе с чужим мужиком вместе спать. Но однажды смирилась с тяжкой своей долей, и Рыжий остался рядом. Жарким шершавым языком он лизал плечи Евдокии, грудь и живот... Короче, в ту ночь случилось то, после чего Рыжий не отходил от нее ни на шаг: мычал, словно теленок, выпрашивающий молока, поглаживал огромными ручищами, то и дело норовил лизнуть. Он совал ей в рот яблоки, сочную мякоть арбуза, а затем тянул ее на лежанку в дальний угол пещеры.
В конце концов Евдокию это стало раздражать, и однажды, не сдержавшись, она саданула Рыжего кулаком по волосатой башке. И замерла, догадавшись, что и он ударит ее в ответ. Но Рыжий вжал голову в плечи. И, жалобно мыча, попятился, а Евдокия, как бывало дома, в деревне, наступая и размахивая руками, кричала во весь голос что ни попадя. Она вдруг поняла, что Рыжий ради ее ласки стерпит любое унижение. Однако стоило ей приблизиться к выходу, как Рыжий скалил желтые зубы и угрожающе рычал. Она отступала, а потом мстительно долго не подпускала к себе, так же рыча и скаля зубы.
В пещере становилось все холоднее. Рыжий выглядел вяло, сонно. Причем спал он не по-человечески, а опираясь на предплечья и колени, спрятав голову в огромных ладонях. (Позже, когда эту историю я пересказывала известному криптозоологу Борису Поршневу, он подтвердил: да, именно в подобном положении спит 'снежный человек'. Крестьяне о такой детали знать не могли.) Под животом и грудью хозяина пещеры было достаточно места, чтобы Евдокии свернуться калачиком и проводить день за днем, вслушиваясь в вой ветра за стенами пещеры. Тоска по дому, не отпускавшая бабу ни на минуту, становилась нестерпимой. Рыжий просыпался от плача своей подруги, чтото лопотал, гладил мохнатыми руками, пока она не забывалась беспокойным сном.
Вскоре Евдокия поняла, что беременна. От бремени разрешилась она весенней ночью в тяжких муках. Мальчик оказался необычно крупным и ничем вроде бы не отличался от ребятишек, которых она родила от своего мужа. Рыжий старательно облизал ребенка и потом радостно, по-обезьяньи, скакал перед пещерой. У Евдокии радости не было: новорожденный связывал ее с этой невеселой жизнью.
Еды в пещере почти не осталось, и Рыжий стал уходить вечерами, чтобы к утру вернуться и накормить Евдокию сырой картошкой, яйцами, выкраденными с какого-нибудь крестьянского подворья. Кажется, он понимал, что детенышу нужен солнечный свет, поэтому Евдокии разрешалось целый день проводить на склоне горы, около лаза, закрытого со всех сторон густым кустарником. Напрасно она старалась высмотреть хоть какие- нибудь признаки человеческого жилья. Со склона горы были видны лишь бесконечные вершины сосен да убегающие вдаль отроги Жигулей. Но эта даль все сильнее манила ее, укрепляла с каждым днем желание вырваться из плена и убежать к людям. Но пока ребенок не окреп, об этом можно было только мечтать...
Потом и лето пошло на убыль, и Евдокия решилась. Вечером, как обычно, подмела пол в пещере, покормила грудью мальчика, подкрепилась овощами, которые утром принес Рыжий. Дождалась, пока его шаги не затихли вдалеке, взяла на руки мальчика и двинулась в путь. Шла наугад, стараясь поменьше петлять. И с ужасом думала, за кого же примут ее - растрепанную, с обрывками платья на плечах, грязную?
Уйти ей не удалось - она увидела, как, низко пригнувшись к земле, словно вынюхивая следы, к ней мчится Рыжий. Настигнув беглянку, он прыгал вокруг нее, рыча и торжествуя победу. А потом грубо схватил одной рукой (или лапой?) Евдокию, бросил ее на плечо, другой осторожно прижал к груди плачущего малыша и отправился к пещере. Евдокии послышалось ржание лошади и лай собак за соседним лесистым гребнем. 'Значит, там проходит дорога', - отметила она про себя.
Мальчик к осени подрос, набрал вес, и Евдокии уже было тяжело держать его на руках. Теперь, сознавала она, если и уходить, то - одной. А потом вернуться в пещеру с людьми.
Рыжий спал, когда она, убаюкав сына, тихонько положила его рядом с ним. Выбралась из пещеры, спустилась с горы и что есть мочи помчалась в сторону, откуда послышался ей лай собак и ржание лошади. Посчастливилось: выбралась на лесную дорогу и, расплескивая босыми ногами горячую пыль, побежала к паромной переправе, откуда рукой подать до села Рождествено. Евдокия знала, что до Волги отсюда ближе, чем до деревни, не раз ведь ездила тут с мужем. Вдруг она услышала плач ребенка, а может, и не услышала - почувствовала. Обернулась - Рыжий! Он уже на дороге! Ужас прибавил ей силы. Вот и лес кончается, за ним - небольшое поле и паромная переправа...
Пассажиры парома, который уже отходил от причала, вдруг увидели, как из леса выбежала обнаженная женщина с развевающимися волосами и, громко крича, помчалась к реке. Ее настигало звероподобное существо с ребенком на руках. Женщина бросилась в воду, с парома ей кто-то кинул веревку. А похожий на медведя неведомый получеловек-полузверь забрел по колено в Волгу и, жалобно мыча, на ладонях могучих рук протягивал Евдокии плачущего ребенка. Однако паром уходил все дальше и дальше. Рыжий взревел, в отчаянии схватил малыша за ноги и разорвал его на глазах онемевших от ужаса пассажиров...
- А что с Евдокией-то сталось? - спрашивала я. - А чего бабе сделается, - отвечали
