Ленинграде почти ежедневно звонят, пишут, приходят люди, 'тронутые реликтовым зудом'. Один пожилой инженер на полном серьезе уверял, что знает и видел сам небольшого 'динозавра метра полтора толщиной', уползавшего в расщелину обрыва речки Оредеж, к западу от Ленинграда. Другой - корреспондент какой-то многотиражки - доказывал полную достоверность обитания крокодила в водоемах и прибрежных кустарниках на Южном Урале в Башкирии. Третий - из Челябинска - страшно разобиделся и перестал писать, когда профессор осмелился не поверить его заверениям, что в озерах правобережья Иртыша за Тобольском живет то ли бегемот, то ли морж. А бывший начальник геологоразведочной партии с пеной у рта доказывал, что в одном из озер приохотской земли водится огромная касатка. Она даже утопила однажды санный караван, разломав лед, когда один из каюров стал непочтительно рубить ее торчащий из льда спинной плавниккосу...
Были, припоминал ученый, и другие не менее занятные заявления. Но во время разговора с Феликсом Робертовичем я об этом еще не знал. И хотя всегда со скепсисом относился к мелькавшим в прессе сообщениям о Несси, 'снежных людях' и подобных чудесах, раз и навсегда решив для себя: то, что невозможно снять на фото-, кино- или видеопленку, не может существовать, пообещал ученому попытаться разобраться и в этом деле.
Незадолго до этого мне довелось побывать на Камчатке, провести несколько дней в Тиличиках. Вместе с районным охотинспектором я облазил окрестные горы и речки. Целью моих поисков в тот раз были гнезда хищных птиц, но и бурыми большими тамошними медведями пришлось заинтересоваться. Не раз они встречались на нашем пути. Около десятка зверей довелось мне наблюдать там замеёяц, нёйбторых удалось сфотографировать. С разными людьми за время этого странствия приходилось встречаться, с кем только не разговаривать: и с охотниками, и с рыбаками, и с пастухами-оленеводами. Но ни разу за все это время я не слышал о диковинном, столь необычных форм огромном звере. Будто и не существовало там его. А заявитель уверял, что 'написать обо всем, что ему об этом звере известно, невозможно, для этого потребуется много страниц'. Вкратце же он сообщал пока вот что:
'...В течение нескольких лет я собираю опросные данные об этом звере. До появления на севере нашего полуострова нарезного оружия этих животных, вероятно, было немало, но затем каждая встреча с человеком оказывалась для иркуйема последней. Большой вес, широкая расстановка ног, маленькие задние ноги не давали возможности зверю быстро и вовремя скрыться при встрече с людьми. Есть сведения, что такого медведя, приняв его за 'урода', лет десять назад добыли геологи. Но в основном эти звери встречаются оленеводам. Так, судя по довольно-таки достоверным рассказам, их добывали в 1976, 1980, 1982 годах в Олюторском, Карагинском, Тигильском районах. Из всего этого следует, что в ближайшие годы зверь бесследно исчезнет. Два года я предпринимал попытки его отыскать, но проникнуть туда, где его можно найти в течение одного полевого сезона, можно только на вертолете, а у меня его, увы, нет'.
О себе, своей профессии человек этот не сообщил ничего, кроме того, что он родился в поселке Ветвей.
Но как раз это-то и заинтриговало меня более всего. Полузаброшенный поселок этот стоит среди пойменных диких лесов в среднем течении реки Вывенки. Мне довелось там бывать, и не стоило закрывать на миг глаза, чтобы припомнить путешествие по этой реке, где и в наши дни можно увидеть росомаху и удирающего от нее зайца, занятого рыбной ловлей бурого медведя, дарящего белохвостого орлана. Медведей в тех местах что комаров, как говорят местные жители. И если даже отбросить, как несерьезное, заявление Сиволобова о том, что иркуйем - неизвестный науке вид, то что-то неожиданное из жизни бурых камчатских медведей, показалось, будет можно узнать.
Я отправил в поселок Тиличики два письма. одно - Сиволобову, воспользовавшись его заверением, что у него собран огромнейший материал об удивительном животном. Я просил его, не ограничивая себя размерами, написать поподробней обо всем: как, когда, от кого, при каких обстоятельствах он впервые услышал рассказы о звере, постараться привести в подробностях рассказы людей об иркуйеме, обещая опубликовать эти материалы в журнале. Заодно поинтересоваться, намерен ли он сам взяться за поиски зверя, и предложил на всякий случай свою помощь.
Второе письмо отправил давнему приятелю Рушану Абзалтдинову, районному охотинспектору, вместе с которым бродил по горам полуострова Говен, отыскивая гнезда белых кречетов, а затем кормил мошку в лесах по реке Вывенке и ее притоку Ветвею, где выслеживал тоже белых, но только крупных камчатских ястребов. Во время этих скитаний у нас с Рушаном родился план пройтись по камчатским рекам еще раз, но тогда уж не за птицами, а только для того, чтобы светлыми ночами понаблюдать за бурыми медведями во время массового хода рыбы к местам нерестилищ. Я уже и пленку высокочувствительную для съемки достал, но то непогода, то неотложные дела мешали осуществить задуманное, и, поинтересовавшись, не перегорел ли мой приятель, задал вопрос, что думает он по поводу иркуйема, о котором его сосед по поселку шлет письма в редакции журналов и Академию наук.
Ответ Родиона Николаевича пришел быстро. В письме была пачка фотографий. На них он запечатлел свою жену и маленького сына на фоне отменно выделанной медвежьей шкуры. Себя рядом с подстреленным довольно больших размеров бурым мишкой. И еще себя у туши медведя, с которого уже содрали шкуру. С давних пор я не занимаюсь охотой, запретив себе когда-либо брать в руки ружье, охочусь за животными лишь с фотоаппаратом, и, честно признаться, разглядывать подобные фотографии не люблю. Были в письме и еще снимки. Фотоэтюды с лайкой, у костра, на фоне пустынной реки, с добычей - подвешенным за ноги зайцем, но для меня в данном случае они также интереса не представляли. А в письме Сиволобов сообщал, что взяться за написание очерка для журнала об иркуйеме он наотрез отказывается. 'Создавать сенсацию из ничего, - пояснил Сиволобов, - было бы неуважением к читателям журнала 'Вокруг света', которым являюсь и я. Любителей подобных сенсаций было немало, и у меня нет желания становиться в одну шеренгу с ними ('снежный человек', лох-несское чудовище, якутский чучунаа...). А вот ваше желание принять участие в поисках иркуйема мне понравилось. Но, - предупреждал он, - напарник мне нужен такой, который смог бы находиться в тундре в жару и в дождь, среди туч комаров и мошки и передвигаться при этом по болотистой жиже, затягивающей ноги, как тесто, с рюкзаком весом 25-20 кг. И это не в течение двух-трех дней, а полный месяц, когда все медведи будут привязаны к нерестовым речкам...'
Отказ поделиться с читателем собранным материалом и это его предупреждение о предстоящих трудностях меня несколько удивили, ибо я сообщил, что не раз бывал в знакомых ему местах. Волновало же Сиволобова больше всего то, что не удается ему никак получить лицензию на отстрел иркуйема. Летом охота на бурых медведей, как известно, запрещена, а как раз в это время он и может отправиться на его поиски. Обращался он за разрешением к охотинспектору Абзалтдинову, но тот оказался якобы не тем человеком, который смог бы вникнуть в серьезнейшую проблему. На первом месте, жаловался Сиволобов, у него музыка, на втором - подруга, а потом уже все остальное.
В конце письма Сиволобов сообщал, что ему стало известно о том, что оленеводы из совхоза 'Корфский' осенью убили иркуйема. Он собирается предпринять поездку в поселок Хаилино, чтобы как следует все разузнать и постараться достать хотя бы шкуру. О результатах предприятия мне непременно сообщит.
В ответном письме я постарался убедить Сиволобова, что могу быть ему напарником, выслал снимки бурых медведей, которых снимал неподалеку от его родного поселка. Объяснил, что раз уж я буду с фотоаппаратом, то незачем иметь лицензию на отстрел. Сфотографируем, покажем снимки ученым, пусть решают, новый ли это вид, а уж тогда, если это на самом деле будет нужно, заведем разговор о выдаче лицензии.
Вскоре я получил и весточку от Абзалтдинова. Охотинспектор сообщал, что тяжело болел, перенес операцию, едва на тот свет не отправился, а потому и долго молчал. К весне он надеется набраться сил, окончательно оклематься и отправиться со мной на моторке по рекам фотографировать медведей. Что же касается 'чуда-юда медведя шибко большого', о котором во все концы трезвонит Сиволобов, то сам он в это давно не верит.
Поначалу-то, признавался в письме Рушан, и он было возгорелся, стал расспрашивать о боге-медведе у всех охотников. Многие из них провели на Камчатке лет по двадцать, но все в один голос заявляли, что хотя и встречались им порой очень большие звери, но таких, чтобы с курдюком, коротколапых и очень жирных, не попадалось.
Не так давно в верховьях реки Куктушной видели медведя, спина которого возвышалась над кустарником. А кустарник - по грудь мужчине- охотнику. То есть зверь был в холке не менее полутора метров, а это уже огромный медведь. Можно представить, каким он огромным покажется радом с человеком,' если встанет на задние лапы. Размерами он мог, пожалуй, сравниться с американскими гризли, кадьяком - самыми крупными бурыми медведями. И таких особей на Камчатке еще встречается немало, считал охотинспектор. Приходилось ему видеть и фотографии, и шкуры зверей, но все это обычные бурые медведи. Вот и думает он, что нет у них в горах никакого иркуйема. Такого же мнения и охотоведы из Камчатского отделения ВНИИ охоты и звероводства, а уж им ли не знать о существовании малоподвижного гиганта!
Во время медвежьих свадеб, когда за самкой ходят несколько зверей-самцов, припоминал в письме охотинспектор, ему приходилось видеть непривычных
