Кэтрин схватила графин, налила в стакан воды и протянула Майклу:
Он в два глотка осушил стакан, вернув его Кэтрин и, держась за спинку, осел на пол, серый от напряжения, с пульсирующей на шее жилкой.
— Все в порядке. Честное слово. Но — о Боже! — второй приступ за неделю! Я разваливаюсь на части, — простонал Майкл.
Кэтрин, как и подобает образцовой сиделке и преданной жене, опустилась рядом с ним на колени.
— Второй? — словно эхо, повторила она.
— Второй. Когда Стивен нашел меня в Великом Эшбертоне, было еще хуже. — Лицо его снова напряглось. — Как после смерти матери.
С болью подумав о том, что это их брак так повлиял на Майкла, Кэтрин спросила:
— А что сейчас послужило причиной приступа? Страшная усталость, стрессовое состояние или поспешная женитьба?
Майкл был слишком измучен, чтобы лукавить, и, остановив на ней проникновенный взгляд, ответил:
— Никогда в жизни я ничего не желал так страстно, как стать твоим мужем.
— Это правда? — Сердце Кэтрин едва не выскочило из груди. — Значит, ты женился на мне не из чувства долга?
— В данном случае долг и любовь дополняли друг друга. Кэтрин никак не могла успокоиться и снова спросила:
— Почему же ты выглядишь так, будто тебя приговорили к повешению?
Его губы скривились в улыбке:
— Потому что я знаю, как сражаться, но не знаю, как быть счастливым.
Он сказал чистую правду. Майкл, как никто другой, умел любить и быть любимым, не умел только выражать свои чувства. И если Кэтрин удастся достучаться до его сердца и пролить бальзам на израненную душу, он будет ей принадлежать безраздельно.
Господи! Помоги найти нужные слова! И Кэтрин в раздумье проговорила:
— Как-то один мудрый человек мне сказал, что мои страхи появились не в одночасье и не в одночасье исчезнут. Так и разбитое сердце. — Она склонилась к нему и нежно поцеловала. — Ты был мудр и терпелив и излечил меня от моих страхов. Позволь мне отплатить добром за добро. Я залечу твои сердечные раны. Пусть не сразу, со временем. Научу быть счастливым. Только разреши мне любить тебя.
Майкл издал не то хрип, не то стон и сжал Кэтрин в объятиях с такой силой, что у нее затрещали ребра.
— Мне не везло в жизни. Чертовски не везло. И я во всем разуверился. На алтарь вероломной любви я принес честь и достоинство. У такого человека не может быть большой люби или счастья.
Кэтрин заглянула ему в глаза.
— Ты предал друга, но он дал тебе еще один шанс на дружбу, — ласково сказала она, заглядывая Майклу в глаза. — Ты отверг брата, но он дал тебе шанс вновь обрести семью. Почему же ты не можешь получить еще один шанс на любовь? Ты заслуживаешь ее больше, чем кто бы го ни было. Я никогда не встречала мужчину с таким сильным и добрым характером. Я полюбила тебя еще в Брюсселе, но всячески скрывала свои чувства.
Ощущение счастья было так велико, что причиняло почти физическую боль, и Майкл снова заключил Кэтрин в объятия.
— Увидев тебя в Брюсселе, я был ошеломлен так, будто на меня свалилась гора, — запинаясь, проговорил Майкл. — Ты заполнила мои мысли, все мое существо, я возненавидел себя за то, что снова увлекся замужней женщиной. Одно лишь сознание, что во мне течет твоя кровь, приносило огромную радость, словно ты была рядом.
— А я и была, — тихо ответила Кэтрин, — во всяком случае, мысленно.
Майкл закрыл глаза, наслаждаясь близостью Кэтрин. Она была такой теплой, податливой, так хотела его, но он ничего не мог. Решительно ничего. Его словно выжали как лимон. Майкл открыл глаза и, выпустив Кэтрин из объятий, сказал:
— Давай ляжем в постель. Я хорошенько высплюсь, и все будет в порядке.
Майкл встал, помог Кэтрин подняться. Устремил взгляд в окно. Дождь кончился, и в небе засияла радуга, ослепительно красивая, как Кэтрин.
Он не мог оторвать от нее глаз и вдруг почувствовал, как хаос в его сердце уступил место покою. В мире, где есть радуга и такие друзья, как Николас, не бывает ничего невозможного. И он верит, что обретет счастье с Кэтрин.
Впервые в жизни благословенное чувство умиротворения снизошло на Майкла.
Он положил руки Кэтрин на плечи, а она смотрела на него своими аквамариновыми глазами так, словно хотела заглянуть ему в душу.
— Мне всегда казалось, что разноцветные стеклышки в моем калейдоскопе — это осколки радуги, разбитые мечты. И я смотрел, как сливаются стеклышки в узоры, надеясь обрести покой. Но теперь мне больше не нужен калейдоскоп. Смотри!
Кэтрин проследила за его взглядом. Радуга все еще сияла, обещая рай на земле.
— Это ты, Кэтрин, дала мне покой. Покой и любовь.
— Значит, мы любим друг друга. Какая простая истина!
Ее глаза светились тихой радостью, когда она его поцеловала. Сейчас в их объятиях не было и намека на безумную страсть, только нежность. Так хотелось покоя после бури, которую им пришлось пережить.
Майкл выпустил ее из объятий.
— А теперь, моя дорогая, в постель! Необходимо поспать день-другой.
— Наконец-то мы будем спать как законные супруги, — игриво прошептала Кэтрин.
— Жаль, но сейчас я совершенно не гожусь на роль молодожена.
— Не беспокойся, потом наверстаем.
Кэтрин подавила зевок и начала раздеваться.
Майкл последовал ее примеру, не сводя с нее глаз. Кэтрин — его жена! Самая красивая женщина на свете! Нежность волной захлестнула Майкла, когда Кэтрин, подняв руку, откинула назад волосы, и он увидел на внутренней стороне локтевого сгиба едва заметный шрам. Она подарила ему свою кровь, спасла жизнь, и этот бесценный дар останется с ним до конца его дней.
Кэтрин скользнула под одеяло и удивленно взглянула на Майкла: почему он не ложится?
— Знаешь, — Майкл лукаво улыбнулся, — мне просто показалось, что я устал.
— Тогда иди ко мне, — с сияющей, как радуга, улыбкой она протянула ему руку. — Посмотрим, устал ты или не устал.
Эпилог
Церемония крещения прошла по всем правилам этикета. Ее не испортил даже Луи Ленивый, поскольку был очень воспитанным псом, а виновник торжества лишь едва слышно пискнул, видимо, от удивления, когда на голову ему полилась холодная вода. Зато последовавший за церемонией праздник был па редкость веселым и шумным.
День выдался жарким, и Кэтрин укрылась в тени в компании еще нескольких женщин. В центре внимания был, разумеется, только что принявший крещение маленький Николас Стивен Торкил Кеньон. Все жаждали подержать его на руках и передавали друг другу.
— Кэтрин, в руке твоей дочери мяч становится грозным оружием, — сказала Клер, прикрыв на всякий случай глаза ладонью. — Если бы в Оксфорд принимали женщин, ее взяли бы туда для участия в крикетных состязаниях.
— Эми играет на совесть, — смеясь, ответила Кэтрин, — не надеясь на судью-деда, готового огреть своей палкой любого, не оценившего по достоинству его правнучку.
С лэрдом произошло настоящее чудо. Он забыл об инвалидной коляске и легко передвигался без посторонней помощи, лишь едва заметно прихрамывал. Не последнюю роль в этом сыграл и Дэвин, официально признанный им своим внуком и наследником.
