день, когда она впервые познала страсть и высшее наслаждение.
В смятении она оторвалась от шелкового платья и возвратилась к реальности. «Теперь я не греюсь под лучами английского летнего солнца, но вздрагиваю от закатной прохлады персидской весны. Через несколько минут мне придется предстать перед единственным человеком, которого я любила, перед человеком, у которого есть все основания презирать меня».
Она с трудом поднялась и встряхнула голубое шелковое платье. Удивительно, но оно совершенно не измялось. Несмотря на роскошную ткань и яркие краски, сам фасон был простой, невызывающий. В сундуке же хранились женская сорочка и нижняя юбка. Джулиет вынула их и торопливо оделась, ибо и так уже потеряла немало времени, предаваясь воспоминаниям. Потом она мягко зачесала волосы назад, на уши и заколола их в виде короны, оставив отдельные локоны ниспадать на плечи.
Сняв простую золотую цепочку и кулон, которые были неуместны сегодня, женщина придирчиво посмотрела на себя в зеркало. После долгих лет ношения свободной одежды с высоким воротом в этом облегающем платье она чувствовала себя как бы выставленной напоказ, особенно оттого, что одежда стесняла ее в груди. Грудь Джулиет несколько увеличилась за это время, но в остальном фигура ее сохранила стройность и гибкость семнадцатилетней девушки. Из-за облегающего фасона вырез платья, по английским стандартам, был бы вполне скромным, но Джулиет он показался несколько дерзким, а такой эффект для нее был совершенно нежелателен.
Поразмыслив с минуту, она вспомнила о богато расшитой кашемировой шали, которую ей когда-то подарил некий гость в ответ на ее радушие. Обернув шаль вокруг плеч, она снова внимательно посмотрела на себя в зеркало. Сумрачно-голубой с серым цвета шали прекрасно гармонировали с платьем и в то же время делали его много скромнее. К несчастью, теперь она стала выглядеть респектабельной чуть ли не до безвкусия, и это тоже было плохо. «Я же не английская гувернантка, а эксцентричный главнокомандующий персидской усадьбой. И я не желаю предстать перед мужем, как робкая птичка-крапивник, а не то он подумает, что я умоляю его одобрить мой туалет».
Этому наряду требовались варварские туркменские украшения. У Джулиет такие как раз нашлись. За долгие годы эти всевозможные украшения ей надарили благодарные путники. Правда, до сих пор она их не носила. Тщательно поразмыслив, она решила надеть сверкающие, с массой подвесок серьги, которые доходили ей почти до плеч, и подходящее ожерелье, дополнившее ее декольте. Серебряные ожерелье и серьги были покрыты золотом. Для оживления в них вставили не правильной формы бусинки из сердолика и бирюзы.
Вновь вдохнув аромат лаванды, она отыскала небольшую баночку розовой помады и подкрасила губы; щеки же ее были и без румян прекрасного цвета.
А вот и последний штрих, местного происхождения. Во всех пустынных землях Африки и Азии мужчины и женщины, особенно женщины, подкрашивали веки косметическим препаратом из сурьмы и масла. Его называли то краской для век, то сурьмой, а научились готовить еще в Древнем Египте, не только чтобы успокаивать глаза, но и предохранять их от солнечных лучей. «Краска к тому же выглядит весьма броско, и это станет прекрасным дополнением к моему костюму». Джулиет взяла немного сурьмы и легкими прикосновениями косметической палочки аккуратно нанесла на веки.
Вот теперь она собой довольна: есть в ней что-то от Востока и от Запада и, конечно же, никакого вызова. В то же самое время в ее облике не осталось ничего от безнадежно плоских мужских форм.
Наконец Джулиет направилась на встречу с мужем.
Глава 4
Спустя час после заката вежливый молодой человек, мягко ступая, проводил Росса туда, где ему предстояло обедать с Джулиет. Освещенная лампой комната напоминала кабинет, который на время превратили в западноевропейскую гостиную. Согласно восточному обычаю обедают, сидя на полу или на подушках вокруг низенького столика, однако в этой комнате находился деревянный стол, покрытый льняной скатертью и заставленный тарелками и серебряными столовыми приборами в европейском стиле.
Слуга поклонился и оставил Росса одного. Тот не возражал, ибо обстановка показалась ему любопытной: она отчетливо напоминала его собственный не слишком аккуратный кабинет дома в Англии.
Помимо обычных произведений гончарного искусства и статуэток, в кабинете хранились книги и свитки не менее чем на шести языках, европейских и восточных. Некоторые из азиатских текстов оказались столь необычными, что разбудили в его сердце страсть ученого. Он мимоходом задал себе вопрос: а не одолжит ли ему случаем Джулиет эти книги или не позволит остаться на столько, чтобы он смог сам перевести их? Потом он вспомнил о своей миссии и укротил свой пыл: «Прежде чем просить одолжить эти книги, надо для начала вернуться живым из Бухары».
Еще больший интерес представляли собственные карты и записные книжки Джулиет, куда она заносила заметки о своих наблюдениях в этой стране и о местных жителях. Таких записных книжек было более дюжины, и Росс быстро пролистал некоторые из них. Ироничные, содержащие множество любопытных заметок, эти дневники, будучи опубликованными в Лондоне под названием «Персидские путешествия английской леди», снискали бы бешеный успех. Кроме того, благодаря дневникам он получил возможность понять, насколько интересным человеком стала его жена.
Он взял последний дневник, открыл его на первой попавшейся странице и прочитал написанные разборчивым почерком Джулиет слова: «Боже, сделай так, чтовы я никогда больше не встретила Росса Карлайла».
Сердце мужчины дрогнуло, словно в него попал осколок льдинки. Он захлопнул дневник и поставил его на полку, потом постоял, почти не двигаясь и пытаясь сделать глубокий вдох, чтобы побороть внезапный приступ тошноты. «Значит, свой дневник она хранит так же, как и записи обычных наблюдений. И как всегда, весьма откровенна. Как характерно для нее!»
Росс мрачно посмотрел на плотный кожаный переплет дневника. «Возможно, эта книжка хранит ответы на мои вопросы — отчего не заладился наш брак. Но у меня не хватит смелости заглянуть туда».
Заслышав шум приближающихся шагов, Росс повернулся и попытался принять непринужденный вид, как у себя в библиотеке. Неожиданно дверные портьеры раздвинулись, и Росс оцепенел. «Джулиет всегда обладала талантом появляться внезапно, и вот сейчас эта проклятая женщина снова воспользовалась своим даром. Днем в своих туарегских одеяниях она напоминала королеву-воительницу. Сейчас же, в этой одежде похожая то ли на гувернантку, то ли на турецкую танцовщицу, Джулиет до мозга костей — настоящая женщина!»
Она помедлила в дверном проеме, подозрительно глядя на него.
— Добрый вечер, Росс. Прости, что опоздала.
— Ничего страшного, — как ни в чем не бывало ответил он. — Я решил, что тебя либо задержали непредвиденные обстоятельства, либо ты развила в себе восточное ощущение времени.
— Скорее всего и то, и другое.
Она вошла в комнату. Росс внимательно посмотрел на нее, сравнивая с той, прежней. Пухлый овал лица, свойственный юности, заострился, черты стали жестче, и высокие скулы выдавались еще сильнее. Джулиет никогда не привлекала той прелестной, мягкой, беспомощной, женственной красотой, что так нравится многим мужчинам. Напротив, красота ее была резка и порывиста.
Указав на стол, она сказала:
— Я подумала, что тебе больше понравится обед в западном стиле, а для этого как нельзя лучше подошел стол в моем кабинете.
— Прекрасная перемена, если учесть, что за последние три месяца я не успел разучиться пользоваться вилкой.
Она слегка улыбнулась. В комнату вошли мужчина и два мальчика с заставленными разнообразными кушаньями подносами, которые они поставили на рабочий стол в другом углу кабинета.
— Что-нибудь еще, Гул-и Сарахи? — спросил мужчина.
— Нет, Рухолла, больше ничего не надо, отдыхай весь вечер.
Все трое поклонились и вышли.
— Думаю, будет лучше, если никто нам не станет мешать, — объяснила Джулиет.
— Согласен. Только сейчас я понял, что означает твое имя. Сначала я решил, что это туарегское слово, которого я не знаю, но, очевидно, это персидская фраза «гул-и сара-и» — «цветок пустыни».
