– Осторожно, осторожно.., по такой крутизне лазить только мухи могут. А если б Тави сорвалась совсем? И я б ее не удержал?
– Пошли дальше бы вдвоем, – буркнул Сидри.
– Спасибо за откровенность, – не удержалась девушка.
– Когда Старыми Путями идешь, только так и нужно говорить, – Сидри то ли не понял иронии, то ли сделал вид, что не понял. – Погодите! Это еще что! Пока только камни, да каменные крысы, да каменные же змеи… (Тави брезгливо вздрогнула.) Это все пустяки. Труды наши начались еще только…
– Будет вещать, – зло оборвал гнома Кан. – Нам нужна вода. И дневка. Долго еще вверх-то лезть?
– А кто ж его знает? – спокойно ответил гном. Сухо щелкнуло, блеснула искра – Сидри раскуривал трубочку. – В Старых Путях завсегда так – когда на ровное место выберешься, неведомо. Даже мне.
Несчитанные часы они лезли по узкому извилистому проходу. Непохоже было, что его касались руки здешних обитателей – острые выступы, изломы, трещины, тоннель то взвивался ввысь, подобно норовистому коню, так что ползти приходилось по отвесному скату, то, напротив, распластывался, вытягивался, подобно червяку. Несколько раз приходилось пускать в ход предусмотрительно захваченные с собой костыли, вбивая их в едва заметные трещины. На выработанную жилу ход ничуть не походил – скорее на прогрызенный чьими-то зубами ход, неровный и низкий. Пробирались то и дело ползком, с трудом протискиваясь в узкие лазы; коренастый, широкоплечий гном проявил при этом куда больше сноровки, чем даже тоненькая Тави, не говоря уж о мощном Кан-Тороге.
Горы вокруг них оставались мертвы. Тави не чувствовала ни соседних тоннелей, ни какой-либо жизни – одна сплошная, глухая каменная толща. И даже обычных скальных духов тут не водилось, и саламандровых зародышей тоже, и жуков-камне-точцев – никого. Смерти, однако, тут тоже не ощущалось – казалось, жизнь вообще никогда не приходила сюда, трое же путников – первые и единственные гости этого мира с самого дня Сотворения. Не чувствовала она и следа тех, кто создал этот путь. Тягота строителей, их горе и отчаяние, их кровоточащие руки (если, конечно, они наделены руками) – все это оставляет вечные, неуничтожимые следы в душе окружающего камня. Знающий может разобрать их, хоть и с большим трудом – горы ревнивы и не любят ничем делиться. Здесь же… Тави могла б решить, что тоннель проложен быстрой водой, если судить по полному молчанию сошедшихся над их головами скал.
– Сидри! Ты же говорил – будут лестницы… Кто это строил? Гномы?
– Нет, – после паузы отозвался тот. – Не гномы. И не кобольды. Старые Пути, я ж тебе говорил. Лучше тут такие вопросы не задавать. Потом, красавица, потом, выберемся на Перемычку, потолкуем.
Помолчали. Гном сосредоточенно пыхал трубкой, Кан, точно пес, зализывал ссадину. Тави осторожно закрыла глаза. Прошлый раз ей было очень плохо. Однако, несмотря ни на что, повторить попытку она обязана.
И сразу же – вниз, вниз, вниз, раскрываясь навстречу поднимающемуся из глубин – сдавленному вечному стону изнемогающего под тяжестью камня, нетерпеливому бульканью жаждущей вырваться из подземного плена воды, смутному бормотанию тех немногих живых созданий, что обитали далеко, далеко от Старого Пути.
«Он поведет нас через Тьму», – вдруг припомнилось ей.
Да, Тьма была. Спокойная, невозмутимая, затопившая корни скал, омывающая их, ждущая – но без алчности, без кровавого вожделения, без нетерпения; просто смотрела, укрывая, точно плащ, спрятанный в ее глубинах невидимый клинок. Тави не сомневалась – Сидри тоже видел эту Тьму, когда ворожил еще в Хвалине. Но это была Тьма из мира гномов, Тьма, не совсем ему чуждая; мог ли он увидеть что-то в этой темноте? Осталась ли она закрытой и для него? Или?..
Она осторожно балансировала на самой грани темного моря. В толще скал смутно угадывалась тонкая паутина тоннелей, далеко-далеко, возле самого выхода, смутно мерцали несколько огоньков – Привратный Лагерь искателей; там пережидали Ливень самые жадные, не успевшие покинуть Хребет Скелетов до начала дождей. А еще дальше царило гнилостно-зеленое омерзительное Ничто – Смертный Ливень, гасящий все и всяческие заклятья, непроницаемый для магии, неодолимый, непобедимый…
Ничего похожего на недавнее видение. Ни скандирующего хора, ни бьющегося сердца чужой Силы. Все ушло, скрылось, подернулось непроницаемой пеленой; все так напугавшее ее в прошлое погружение бесследно исчезло. Осталась только пелена.
Она вздохнула и открыла глаза. Прорываться вниз силой смысла не имело.
– Тави! Ты что-то видела?
– Нет, Кан, нет. Только пустоту.., и Тьму, ничего больше.
– Мне это не нравится, – угрюмо бросил Вольный. – Нас не нанимали драться с пустотой. Где враг, я вас спрашиваю?
– Будет тебе враг, – подал сверху голос Сидри. – Все тебе будет. Давайте-ка трогаться…
…Каменная труба стала почти совсем отвесной. Тави ползла, расставив руки и ноги, упираясь сапогами в стены. Ей казалось – вся она изойдет сейчас кровавым потом. И, когда тоннель внезапно кончился и все трое дружно повалились на гладкий отполированный пол, ни она, ни Кан даже не смогли поверить, что изматывающая дорога через плоть скалы кончилась.
– Перемычка, – прохрипел гном. Первым поднялся на ноги, пристроил огрызок факела в железное кольцо на стене.
Тави осмотрелась. За их спинами в ровной, гладкой стене зияла узкая щель пролома. Небольшой овальный зал без окон, обычный для гномьих владений, по стенам – каменные барельефы, их гномы предпочитали и живописи и скульптуре, почитая первую недолговечной, а вторую – бессмысленно трудоемкой. Юная волшебница нашла силы подняться, зажгла новый факел и подошла поближе.
Первый барельеф. Какая-то торжественная процессия. Закованные в броню гномы-воители (любой из нынешних владык, не моргнув глазом, отдал бы половину своей казны за самую скромную и неказистую из изображенных броней; да, да, здесь были те самые знаменитые «живые латы», делавшие носившего их почти неуязвимым) вели колонну понурившихся ободранных пленных в цепях и колодках. Барельеф был вытесан с потрясающей точностью, различались даже самые мелкие детали; Тави хватило одного взгляда, чтобы понять – пленные были народом Дану.
– Вот это да… Сидри, что ж ты молчал?! Это сколько ж им лет?!
Гном подошел, мельком глянул, недовольно дернул округлой щекой.
– Вот уж воистину древность… Было такое, заратились мы с Дану.., мало что под корень друг друга не извели…
– «Мало что не извели!» – передразнила его Тави. – Именно что извели! Почему люди на Берегу Черепов высадиться-то сумели, а?
Сидри пробурчал что-то неразборчивое.
– Великие силы, никогда в жизни этого не видела.., и никто ведь не видел…
– Перемычка была замурована, – нехотя буркнул гном.
– Это понятно, что замурована.., нет, нет, Кан, смотри – это ж взятие Аэллы!
Громадный барельеф во всех деталях живописал кровопролитное сражение. В самой середине ощетинившийся копьями хирд гномов, словно таран, ломал рассыпной строй Дану; справа и слева два других хирда, поменьше, заходили во фланг и тыл обороняющимся. На заднем плане виднелись стены лесной крепости – громадные, сросшиеся стволами деревья, из крон которых густо летели стрелы; мастер с удивительным искусством сумел передать эту наполненность воздуха свистящими древками.
– Да, взятие Аэллы, – кивнул Сидри. – Эти данские дубы, – он ткнул пальцем в составлявшие стену деревья на барельефе, – они ведь совершенно не горят, и таранами их не сломаешь. Умылись тогда кровью.., но крепость-таки взяли, – с нескрываемой гордостью закончил он.
– А зачем? – не отрывая взгляда от барельефа, спросила Тави.
– Что «зачем»? Зачем брали? Так ведь война…
– А воевали из-за чего? – сердито бросила девушка. – Дрались-дрались, пока никого не осталось, а хумансы тут как тут… На Берегу Черепов ваш хирд нужен был, Сидри! А не под Аэллой…
Кан-Торог вытаращил на спутницу глаза, но ничего не сказал. Она говорила сейчас как истинная Вольная.., но Вольной-то при этом не была!
Гном меж тем многозначительно пожал плечами.
– Все еще можно исправить, красавица. Все еще можно исправить.
