Император занёс ногу над пропастью. А затем шагнул с обрыва. Это было словно во сне, когда ты падаешь, но так медленно, что никакая высота не в силах убить тебя.
Призрак поворачивался к нему. Пустые серые рукава просторного балахона вытягивались, обретая форму двух прямых не то мечей, не то очень длинных копейных наконечников. Призрак никуда не собирался бежать.
– Ты пришёл, – услыхал Император. Голос был старческий, надтреснутый, неприятный. – Ты всё-таки дошёл. Но, как ты понимаешь, мы всё равно выиграли. Этот мир, твой мир… ещё целое их множество…
– Почему вас всех перед решающей схваткой тянет на высокопарные рассуждения? – бросил Император. Он уже стоял на плавающем в ничто островке. Прыжок обернулся плавным спуском. Очевидно, хозяева этого места хотели закрепить успех. – Хватит болтать и займёмся делом. Дану – моя!
– Что нам в твоей Дану, что нам в тебе, что нам во всём глупом человеческом роде, – высокомерно бросил призрак, однако Императору показалось, что за этими словами не было ничего – ни искренней веры, ни подлинной преданности. Кукла повторяла то, что шептали уста неведомого кукловода.
Кто же отбросил эту тень и как она оказалась во власти здешних сил? Впрочем, какая разница. Сейчас это – враг, и враг последний.
– Мы делаем то, по сравнению с чем творения всей твоей расы, разбросанной по множеству миров, есть не что иное…
Император резко взмахнул мечом. «Призрак ты или не призрак, но я начну с честной стали. Что будет дальше – посмотрим».
Как и следовало ожидать, клинок легко прошёл сквозь серое облако, не причинив Тени никакого вреда.
Призрак издевательски засмеялся.
– Что ты можешь сделать против меня, человек? Твоё оружие против меня бессильно. Тебе поможет лишь то, что ты носишь на левой руке, но не твоя собственная Сила. Наша Сила. Сила, которую тебе одолжили. И которую пришла пора вернуть.
– Император Мельина не торгуется, – надменно ответил человек. – Император Мельина берёт то, что считает нужным, и делает с ним то, что считает нужным. Можешь отобрать у меня это, – он потряс левой рукой, – отбери.
– Сам отдашь, – ухмыльнулся призрак.
Император ощутил касание чужой Силы – но перчатка, похоже, имела собственное мнение по этому вопросу. Рука не дрогнула.
Сам же Император ничего не ответил. Гордые речи Тени явно пропадали зря.
– Смотришь на свою Дану, человек? – внезапно спросил призрак глумливым голосом. – Смотри, смотри, тебе вообще уже недолго смотреть осталось… на что бы то ни было.
Однако в эти мгновения Император смотрел вовсе не на Тайде. Он заставил себя забыть сейчас о её существовании. Отзовётся ли белая перчатка на его зов, или она окончательно исчерпала все силы в противостоянии с вампиршей?
– Что же ты стоишь, человек? – продолжала насмешничать Тень. – Что же ты собираешься де…
Гнусавый голос оборвался. Закованный в броню кулак Императора врезался в блеклое пятно – лицо Тени, встретив при этом плоть, а отнюдь не бестелесную субстанцию.
Император ударил правой рукой, на которой, забытый, так долго оставался в бездействии его старый перстень с магическим чёрным камнем, некогда подаренный Радугой и с успехом против Радуги же и использованный в самом начале войны с чародеями.
Нежданно сработала старая магия, какой учили Императора в его мальчишеские годы. Непригодная для боя, сугубо академическая, умственное упражнение для одарённого ученика. Придание призраку видимости плоти. Наделение телом. Настоящее заклинание такого рода – из разряда наивысших и тайных. Его сильно упрощённое, облегчённое подобие, откуда убраны все ссылки на некромантию, – напротив, служило известным средством проверки адепта.
Сознание словно бы само произнесло в нужный момент намертво вытравленную в памяти, точно кислотой по железу, магическую формулу, отбросило всё суетное и принадлежащее этому миру, сколь бы ценно для Императора оно ни было. И в решающий момент сознание нанесло чётко выверенный удар.
Тень опрокинулась. Согнулась, словно самый обычный человек, получивший кулаком в уличной драке. Согнулась, переломилась, разрываясь почти пополам в том месте, где у обычного человека находится пояс. Раздался странный звук, не то всхлипывание, не то всхрюкивание, не то бульканье; или словно бы кто-то захлёбывался собственной кровью. Медленно, будто чьё-то заклятье остановило само время, тень поплыла прочь; удар Императора сбросил её с островка, швырнул на стену – а там в неё вцепились внезапно ожившие руки выстилавших исполинский колодец тел. Открылись незрячие глаза, распрямились скрюченные пальцы – сейчас они жадно, с так и неизбытой яростью и местью ухватились за полы призрачного плаща, за всё, до чего только могли дотянуться. Давно-давно умершие мышцы вновь напряглись. В одно мгновение Тень оказалась распяленной, распластанной по стене, руки мёртвых рвали её в клочки. Привидение быстро втягивалось в плоть стены, просачиваясь вглубь сквозь мельчайшие щели между плотно прижатыми друг к другу трупами.
Тень умирала – если это можно было назвать смертью – молча. Ни слова, ни звука, ни слышимой для Императора мысли. Чёрные провалы глаз затянуло белёсой мглой. Так и не пущенные в дело бесплотные клинки медленно таяли.
Мёртвые руки делали своё дело. Кто знает, для чего создатели этой чудовищной бездны сохранили им подобие жизни, – но когда настало время, принесённые в жертву смогли отомстить за себя.
Император досмотрел жуткую сцену до конца. Отчего-то он не смог порадоваться свершению своей мести. Тень исчезла с поля боя, но она не повержена. И кто знает, что на самом деле произошло с ней? Ему, Императору, очень хочется, чтобы его врага на самом деле разорвали бы руки мертвецов. Но кто может поручиться, что это так?..
«Пусть будет так, – подумал Император. – Из последнего боя я вышел, не применив чужой магии. Будем считать, что хотя бы тут замысел их не удался.
Будем считать… о великое утешение и великое же заблуждение рода человеческого!»
Император только теперь позволил себе склониться над Тайде. Не рвануться к ней, разрывая сердце и душу леденящим ужасом – вдруг мертва? – нет, медленно склониться, всматриваясь в бесконечно дорогое, до мельчайшей чёрточки знакомое лицо…
Жива. Жива, хвала всем силам, ведомым и неведомым. Император не верил в Спасителя, но сейчас готов был вознести благодарственную молитву даже ему.
Тайде жива. Жива, но в беспамятстве. Его Тайде. Синие круги под огромными миндалевидными глазами, сейчас запавшими, прикрытыми посеревшими веками. Ввалившиеся щёки, побелевшие, истончившиеся губы, что бывали так жадны до его поцелуев, – что они делали с ней?! Взгляд Императора упал на тонкие пальчики Дану – под ногтями кровавые следы. Здесь поработали иголки изощрённого палача.
Император зажмурил на миг глаза. Волна чёрной ненависти, казалось, сейчас собьёт его с ног, опрокинет и поволочёт за собой. Стереть это проклятое место с лица земли. Уничтожить их всех, кем бы они ни были. Уничтожить всех, кто оказался рядом с теми, кто пытал его Тайде и не помешал палачам. Разъять земные пласты, пусть этот жуткий храм неведомого бога обрушится в бездну под своими собственными фундаментами. А потом заставить горы покинуть свои места, перейти сюда и рассыпаться мелкой щебёнкой, погребая под собой телами само это место, что навеки останется проклятым в памяти тех, кому повезет пережить гнев Императора Мельина!
Но этого мало. Заставить угаснуть само солнце этого жалкого мирка, вздыбить океанские волны, чтобы вода встретилась с небесным огнём в последнем бою. В эти мгновения Император, наверное, с лёгкостью пожертвовал бы собой ради исполнения мести.
Белая перчатка отзывалась, тягучая, томительная боль текла вверх по израненной левой руке – и в этот миг Дану, Тайде, Сеамни Оэктаканн открыла наконец глаза.
– Ты пришёл, – неожиданно чётко проговорила она. Голос её не дрожал, но по подбородку быстро- быстро побежали алые капли, быстро превращаясь в струйку. – Ты пришёл… Гвин. Я… я знала.
– Молчи, – он порывисто подхватил её на руки, прижимая к железу доспехов. Слова сами умирали на губах, не достойные того, чтобы произносить их в такие мгновения. – Надо уходить. Молчи, держись за меня
