успокоил Гарлика, и остановилась у бетонных ступеней. Входная дверь была открыта. Я позвонил несколько раз и вошел в дом. Пару раз громко крикнул, но не получил ответа. Обойдя осторожно нижний этаж, я поднялся наверх.
Я обнаружил ее в спальне одетой в стеганый халат и сидящей в мягком пухлом кресле. Там, в лагере, я думал правильно, можно было не торопиться. Миссис Редстоун глубоко спала. Нет сна глубже, чем вечный сон.
Она уже никогда не пробудится от своего сна. Еще недавно активная, полная жизненных сил и по- своему красивая, миссис Редстоун была мертва.
Пуля раздробила ее череп.
Глава 12
Примерно минуту я смотрел на нее, ощущая все сильнее боль и жалость. Эти чувства крайне редко одолевают меня, даже в присутствии смерти. Хотя мы были далеки друг от друга, я ее практически не знал, она показалась мне исключительной женщиной. Располагающая к себе, сильная, уверенная. Интеллигентная и элегантная, она мне понравилась, я был ею просто восхищен. Не говоря о том, что она выбрала меня для работы. Пока я скакал там в Фэйрвью, она лежала здесь мертвая.
Все равно я закончу для нее расследование, закончу наверняка. И пусть это будет ее последним добрым делом.
Наконец я приблизился к ней, прикоснулся к коже, взглянул в мертвые глаза. Трупное окоченение только началось, оно коснулось головы и шеи, но не распространилось дальше. Миссис Редстоун была мертва уже несколько часов. У ног трупа, возможно, выпав из ее рук на колени и соскользнув на ковер, валялся маленький револьвер «смит-и-вессон» тридцать второго калибра. На столике слева лежала газета, развернутая на центральной полосе. Большой заголовок был забрызган коричневыми пятнами.
Заголовок удивил и поначалу показался даже не совсем понятным. Потом его смысл дошел до меня. «Красотка из высшего общества в лагере нудистов!» Далее более мелким шрифтом справа в две колонки следовала статья о том, что «дочь миссис Эллен Редстоун, одной из ведущих фигур высшего общества, — королева красоты в обществе любителей загара».
Я быстро пробежал статью, не трогая газеты, затем подошел к телефону и набрал номер дежурного в здании городского управления, тот соединил меня с Сэмсоном.
— Шелл? — удивился тот. — Что это за манера звонить человеку, когда тот только-только появился в офисе?
— Сэм, — сказал я, — ты помнишь миссис Редстоун, пожилую леди, звонившую тебе пару дней назад?
— Да. Это та, на которую ты работаешь, так, что ли?
— Работал. Она умерла. Убита в собственном доме. Я сейчас там.
Сэм выругался, задал мне несколько вопросов и спросил:
— Что заставляет тебя считать, что это убийство?
— Многое. Все обставлено так, будто это самоубийство, но в данном случае инсценировка не срабатывает. Во всяком случае, со мной. Все внешне выглядит прекрасно, револьвер у ног и так далее, но я не куплюсь на это.
Я описал ему окружающую меня сцену. Он еще не видел «Кларион», статью, которую миссис Редстоун предположительно читала; было слышно, как он проревел приказ немедленно раздобыть и притащить ему экземпляр газеты.
— Послушай, Сэм, — сказал я, — весьма вероятно, что здесь есть связь с убийством Йетса. По-моему, настало время задать свежеиспеченному зятю Эндону Пупеллу несколько вопросов. В частности, где он обретался прошлой ночью. Насколько я помню, обе дочери наследуют чуть больше пятнадцати миллионов, и наш Пупелл теперь сможет купаться в зеленых.
— Ты прав. Спасибо.
— Не мог бы ты выяснить, как появился материал в «Кларион»?
— Да, я поговорю с кем надо. Позвони мне позже. — И он повесил трубку.
Я тщательно выбирал место, куда встать, когда подошел к телу миссис Редстоун, наклонился над ним и перечитал первую часть статьи в «Кларион». Она была написана в разухабистом, сенсационном стиле и содержала намеки на якобы имевшие место грязные оргии.
Имя Сидни Лорел Редстоун стояло в первой строке первого абзаца, однако название лагеря в статье не упоминалось.
Я спустился на первый этаж и закурил, ожидая появления машин из полиции и морга. Мои мысли вращались вокруг Пупелла, Веры, Эда Нормана и, конечно, Лорел.
Подъехала патрульная машина, и тут же в черном «крайслере» прибыли два детектива с лейтенантом Джеймсом Хансеном из отдела расследования убийств.
Пока детективы и команда экспертов из лаборатории начали заниматься своими делами, Хансен пригласил меня в верхнюю гостиную и спросил:
— Ты работал на нее, Скотт?
— Да. — И я рассказал ему все, что, с моей точки зрения, имело значение.
Он помрачнел и спросил:
— И ее дочь обретается в лагере нудистов?
— Место называется Фэйрвью, в нескольких милях от города.
Он пожал плечами.
— Мне представляется, что старая леди узрела статью и не перенесла позора. Она же большая шишка в высшем свете, ты это знаешь. А такой материал в обществе никогда не забывается. Почему ты не согласен с версией самоубийства, Скотт?
— Я же уже сказал тебе, Хансен, миссис Редстоун знала, где ее дочь. Кроме того, она была не тот человек, чтобы из-за этого потерять самообладание.
Он опять пожал плечами и похотливо ухмыльнулся.
— Без дураков, Скотт? Ее юная доченька живет в нудистском лагере? Бегает голенькой?
— Да, без дураков.
Я не сердился на Хансена за то, что мысль о нудистском лагере приводила его в некоторое возбуждение. Он был честный, грамотный полицейский, который работал почти ежедневно по четырнадцать часов и видел больше покойников обоего пола, чем я увижу за всю жизнь. Когда кто-то умирал, для него он превращался лишь в еще один труп, в новую работу.
Но поведение Хансена показывало, какой могла бы быть реакция остальных.
Он был отличный полицейский, видевший много убийств, в том числе и убийств, выдаваемых за самоубийства. Тем не менее он не считал, что сейчас имеет дело с инсценировкой добровольного ухода из жизни. Его беспокоило слегка, что затронуты высшие сферы, и забавляли сопутствующие обстоятельства. Я вспомнил свои мысли после вчерашнего выстрела там, в Фэйрвью: если бы меня шлепнули, все повторяли бы не слово «убийство», а «лагерь нудистов». Впервые мне показалось, что я могу оказаться в одиночестве, поддерживая версию об убийстве миссис Редстоун.
— Все-таки вы проведите парафиновую пробу, — предложил я.
— Будь уверен. В шести точках, начиная с центра. Ты на самом деле настаиваешь на том, что она приняла смерть не от своей руки? — После паузы он добавил: — Конечно, ты работал на леди... Впрочем, какое это имеет значение после ее смерти. Ты теперь можешь...
— Я ничего не могу. Просто наложи на ее руку парафиновую перчатку и выясни, сама ли она стреляла.
Он согласно кивнул.
— Ладно. Поговорим-ка лучше о дочери.
Он был прав. Лорел пока ничего не знает. Так же как и Вера. Кроме меня и полиции, о смерти знал, вероятно, лишь убийца.
