сможет прекратить нараставшие (и уже пугавшие царицу) слухи.
В то время Феофан был болен. Но просьба царицы - закон. 'Я пересилил себя и во второй половине июня 1909 года отправился в путь вместе с Распутиным и монахом Верхотурского монастыря Макарием, которого Распутин называл и признавал своим 'старцем', - показал Феофан в 'Том Деле'.
Так началось это путешествие, которое будет иметь для Феофана самые драматические последствия.
Сначала они отправились в любимый монастырь Распутина - Верхотурский. Уже в дороге мужик изумил епископа. 'Распутин стал вести себя не стесняясь... Я раньше думал, что он стал носить дорогие рубашки ради царского двора, но в такой же рубашке он ехал в вагоне, заливая ее едой, и снова надевал такую же дорогую рубашку... ' Скорее всего, Григорий попросту решил продемонстрировать Феофану милости Аликс - царицыны рубашки. Но, видимо, кто-то очень настроил епископа против Распутина, и теперь он все воспринимал подозрительно.
Дальше - больше. Аскет Феофан был изумлен, когда, 'подъезжая к Верхотурскому монастырю, мы по обычаю паломников постились, чтобы натощак приложиться к святыням. Распутин же заказывал себе пищу и щелкал орехи'. Мужик, осознавший свою силу, позволил себе не притворяться. Его Бог радостный, он разрешает отвергать унылые каноны церковных установлений.
Все оскорбляло Феофана. 'Распутин уверял нас, что он почитает Симеона Верхотурского. Однако когда началась служба в монастыре, он ушел куда то в город'. Покоробил епископа и
двухэтажный дом Распутина - как он отличался от жилища самого Феофана, превращенного им в монашескую келью. Нет, не таким должно быть жилище того, кого столь недавно он почитал...
Обстановку дома Распутина мы можем представить совершенно точно по описи его имущества, сделанной после смерти. Первый этаж, где жил он с семьей, обычная крестьянская изба. Но зато второй... Тут мужик устроил все по-городскому. Второй этаж предназначался для 'дамочек' и гостей, приезжавших из Петербурга. Там он и поселил Феофана. Епископ с негодованием отмечал 'мирское': пианино, граммофон, под который Распутин любил плясать, мягкие, обитые плюшем бордовые кресла, диван, письменный стол... С потолка свисали люстры, по комнатам стояли 'венские' стулья, широкие кровати с пружинными матрацами, кушетка - так вчерашний полунищий крестьянин осуществил свое представление о городской роскоши. Величественно били двое часов с гирями в черных деревянных футлярах, и на стене - еще часы... Особенно возмутил Феофана 'большой мягкий ковер на весь пол'.
Показал Распутин епископу и своих последователей - Арсенова, Распопова и Николая Распутина, 'братьев по духовной жизни'. Но, как отметил Феофан, 'пели они стройно... но в общем произвели неприятное впечатление'. Широко образованный мистик, хорошо знакомый с ересями, видимо, почувствовал нечто подозрительное в этих песнопениях...
Вероятно, он попытался беседовать об этом с Макарием, но...
'Монах Макарий... является для меня загадкой. Большей частью он говорит что-то непонятное, но иной раз скажет такое слово, что всю жизнь осветит'.
Но Макарий, могущий 'всю жизнь осветить', в тот раз явно говорил 'что-то непонятное'...
Обдумав все увиденное, Феофан заключил, что Распутин 'находится не на высоком уровне духовной жизни'. На обратном пути он 'остановился в Саровском монастыре и просил у Бога и святого Серафима (покровителя Царской Семьи. - Э. Р. )
помощи для верного решения вопроса: что из себя представляет Распутин'. В Петроград епископ вернулся 'с убеждением, что Распутин... находится на ложном пути'.
В столице он держал последний совет со своим другом архимандритом Вениамином. После чего они позвали Распутина в Лавру.
'Когда затем Распутин пришел к нам, мы неожиданно для него обличили его в самонадеянной гордости, в том, что он возомнил о себе больше, чем следует, что он находится в состоянии духовной прелести'.
Это было страшное обвинение.
'Нужна особая духовная высота, чтобы пророчествовать и исцелять... Когда этого нет, дар становится опасным, человек становится колдуном, впадает в состояние духовной прелести. Теперь он прельщен дьяволом, теперь уже силой Антихриста он творит свои чудеса', - сказал мне монах в Троице-Сергиевой Лавре.
'Самонадеянная гордость', 'возомнил о себе больше, чем следует', 'духовная прелесть'... Феофан и Вениамин странно повторяли все, о чем Милица предупреждала когда-то Распутина. Да, мы легко расслышим в их рассуждениях знакомый голос 'черной женщины'!
'Мы объявили ему, что в последний раз требуем от него переменить образ жизни, и что если он сам не сделает этого, то отношения с ним прервем и открыто все объявим и доведем до сведения императора'.
Распутин никак не ожидал услышать такое от Феофана. 'Он растерялся, расплакался, не стал оправдываться, признал что делал ошибки... и согласился по нашему требованию удалиться от мира и подчиняться моим указаниям'.
Но это было ни к чему не обязывающее обещание. Мужик знал, что царица никогда не позволит ему 'удалиться'. И дело не только в исцелении наследника она сама зачахнет без него. Мог он предвидеть и дальнейшую судьбу простодушного Феофана, который так и не понял царицу - он жил в ином... Епископ попросил Распутина 'никому не говорить о нашем с
ним разговоре'. Тот обещал. 'Радуясь успеху, мы отслужили молебен... Но, как оказалось, потом он поехал в Царское Село и все рассказал там в благоприятном для себя и неблагоприятном для нас освещении', - вспоминал Феофан.
Мужику не надо было ничего придумывать. Достаточно сказать царице правду Феофан не верит в его духовную высоту и не хочет, чтобы он был рядом с 'царями'. И вчерашнему исповеднику Государыни навсегда закрыт путь в Царское Село.
ДИСПУТ С ЦАРИЦЕЙ
Но кому-то происшедшего показалось мало. Кто-то ждал от Феофана куда большего - и, видимо, сообщил ему новые слухи.
Из показаний Феофана: 'Через некоторое -время до меня дошли слухи, что Распутин ведет прежний образ жизни и что-то против нас предпринимает'. Очевидно, все тот же кто-то внушает епископу мысль - опередить Распутина. И Феофан спешит, делает этот шаг: 'Тогда я решил применить последнюю меру открыто обличить и поведать все бывшему императору. Однако принял меня не император, а его супруга в присутствии фрейлины Вырубовой'.
Присутствие Вырубовой в комнате у царицы все ему объяснило. Феофан уже знал про 'хитрую комбинацию: Распутин выдвигал Вырубову... а Вырубова в благодарность должна была поддерживать Распутина'.
Начиная свой монолог, епископ знал, что обречен. Но долг перед Богом прежде всего. Как в старину пастыри страдали за правду перед царями, так был готов пострадать и он. 'Я говорил около часа и доказывал, что Распутин находится в состоянии духовной прелести... Бывшая императрица возражала мне, волновалась, говорила из книг богословских... Я разбил все ее доводы но... она... твердила: 'Все это неправда и клевета'... Разговор я закончил словами, что не могу иметь общение с Распутиным... Я думаю, что Распутин, как человек хитрый, мое против него выступление объяснил царской семье тем, что я позавидовал его близости к семье... хочу его отстранить'.
Бедный Феофан не понял, что даже не Распутин - сама Государыня думает так.
'После беседы с императрицей ко мне, как ни в чем не бывало, пришел Распутин, видимо, думавший, что недовольство императрицы меня устрашило... однако я решительно заявил ему: 'Уйди, ты - обманщик'.
И мужика епископ тоже не понял. Григорий враждовать не любит, он готов унижаться - только бы помириться с добрым, наивным Феофаном. 'Распутин упал мне в ноги, просил простить... Но я снова заявил ему: 'Уйди, ты нарушил обещание, данное перед Господом'... Распутин ушел, и больше я с ним не виделся'.
РАСПРАВА
Феофан знает: Бог не велит ему успокаиваться. И продолжает действовать. В то время он получает 'письменную исповедь' одной из раскаявшихся поклонниц Распутина (видимо, все тот же кто-то передает ее епископу). Прочтя ее, честный Феофан с ужасом понимает, что Распутин - 'волк в овечьей шкуре, сектант хлыстовского типа, который учит своих почитательниц не открывать тайн даже своим духовникам. Ибо греха в том что эти сектанты делают, якобы нет, но духовники не доросли до сознания этого'...
Феофан решает показать этот документ 'царям'. 'Заручившись письменной исповедью, я написал бывшему императору второе письмо... где утверждал, что Распутин не только находится в состоянии
